Сказки Бурого Медведя
Шрифт:
Тебе, Мякишка, из грязи к чистой жизни идущему — белый камешек. Радостен будет путь твой, да горько прозрение.
Тебе же, Вешка, не только к чистому идти, но и грязи земной отведать придётся. Не только свет познать, но и тьму изведать надлежит. Потому тебе — чёрный камешек. Трудный путь ты себе избрал. Много боли и горя хлебнуть на нём придётся. Редко сможешь испить ты каплю малую понимания людского. Зато вражды да зависти полными вёдрами нахлебаешься. А что в конце пути того будет — только от тебя самого и зависит.
Взяли отроки
Пришли они обратно, хворост принесли, как всегда положенных зуботычин от приказчика получили. А как рассказал ему Мякишка, из-за чего задержка вышла, так он и вовсе рассвирепел:
— Вы барина нашего холопы, а не пня лесного работники. Как вы смели его приказы выполнять да по его делам задерживаться?
— Нешто старику помочь нельзя? — удивился Вешка. — Ведь не по совести то!
— Ах ты, холоп сопливый, — взревел на него приказчик. — Ты ещё меня совести учить будешь? Тебе, холопу, она вовсе не нужна! За тебя её хозяин твой имеет! Твоё дело быдлячье, его волю сполнять, и ни о чём не думать! Что хозяин сказал, то и делать надо! А коли не сказал он тебе чего делать, так и делать того нельзя!
В общем, получил Вешка сверх обычной взбучки дополнительную, да так, что некоторое время сидеть не мог. Только ничему это его не научило. Наоборот, ещё больше вопросов появилось. Ну, никак не мог понять он, как можно не думать, дело делая?
Мякишка же, наоборот, истину сию уразумел, выводы сделал, и с тех пор работал как скажут, ни на шаг не отступая. Сказали корове три ведра воды дать, так три и дал, и не его дело, что она ещё пить хочет. Сказали мосток через канаву из тонких дощечек смастерить — смастерил. И не его беда, что кого-то этот мосточек не выдержит. Тут ить всё просто. Делай как сказано, и ни о чём не думай.
К старцу чёрному приходя, Вешка много вопросов разных задавать стал, чем поначалу обрадовал того. Наконец Вешка мудростью интересоваться начал!
— Почему холопу думать нельзя? — спрашивал отрок.
— Потому, что за него его господин думает, — отвечает старец.
— Но как же дело сделать, не думая совсем?
— Так думай о том, как лучше работу, что тебе хозяин дал, выполнить.
— А как узнаю я, будет ли полезна та работа?
— А это уже не твоя забота, а хозяина. Ты сделай то, что тебе велено, а о пользе уже пусть хозяин думает.
— Так сколько же всего хозяину знать надобно, чтобы все его приказы на пользу шли?
— Ой, много.
— А почему любому человеку нельзя всё это узнать, да делать всем как положено — по совести, по ладу?
— Потому, что Бог людей разными сделал. Одним думать — другим работать.
— А если хозяин не о том, как лучше всем, будет думать, а о том, чтобы ему одному хорошо стало?
— Вся власть от Бога поставлена, значит от Бога и мысли той власти.
— А коли
— Значит, так Богу угодно.
Удивился старец вопросам таким, пропала радость с лица его.
— Как же может Бог попустить, чтобы один человек себе в угоду рушил его Божье творение?
— Что за глупости ты спрашиваешь? — разозлился старец. — Нам, букашкам мелким, не понять великого замысла Божьего! Для чего то им делается, для чего это! Оно так же, как лягушке, в болоте сидючи, рассуждать, как хоромы строить. Ты холоп! Вот и сиди в своём болоте, и не рассуждай о том, что тебе не положено!
— Так как же, старче, коли всё у нас от Бога? Так и вопросы мои от него идут. А коли от него, так ты, ближе меня к нему находящийся, и ответить на них должен.
— Ничего я тебе, холопу, не должен! — закричал старец. — Вон пошёл отседа! Да чтоб духу твоего в моей избе не было, пока не выкинешь из башки дурацкие вопросы свои!
Так и выгнал старец Вешку, не ответив на его вопросы. А их ещё больше стало. Так много, что голова будто пухнуть начала. И думать Вешка начал как-то по-своему, и делать не как все холопы. За что барин на него хмуриться начал, а приказчик люто ненавидеть стал. Ибо не любят они, приказчики, когда непонятен им кто-то, а уж коли заподозрят, что умнее их человек, им подчинённый, так и вовсе со свету сжить норовят. Потому доставалось Вешке за что ни попадя. То батоги, то яма холодная без еды и воды, а уж тумаков походя и вовсе не счесть.
Мякишка же усердием своим отличился, в гору пошёл. Хозяин его старшим над Вешкой сделал. И ходил он теперь гоголем важным. Со всех ног кидался работу порученную выполнить — ни на что не глядя, ни о чём не думая, лишь бы сделать как сказано. И пусть рядом всё рухнет, а вокруг развалится — ему-то что? Вешка, наоборот, работу порученную обдумывал сначала, придывал, как лучше, как удобнее, как рядом стоящее не испортить. Потому времени да материалов тратил куда больше, за что наказан бывал не раз. Вот только скамеечка, им сделанная, всем удобна, и в любом месте глянется, будто там и стояла, а убери… чего-то не хватает. Но это потом, а сперва наказание за перерасход материалов и время, за которое ещё столько дел можно сделать было. Мякишке из-за него тоже доставалось как старшему. Потому он на Вешку тоже злой ходил.
Вешка в яме да порубе, без воды и еды сидючи, также не как все был. Он там хоть и страдал немало, только за то время многое передумать успевал, всё равно делать больше нечего. Не о еде и тепле думал, а о жизни и устройстве её. Почему это надо делать, почему то, и почему так, а не эдак? А за думами такими и страдания не очень страшными казались. От открытий же своих он из поруба радостным выходил, истязателей своих до белого каления доводя. Кончилось тем, что в поруб его совсем сажать перестали. Ведь если наказание человеку в радость, то какое же это наказание?