Сказки Бурого Медведя

Лепешкин Михаил

— Так вспомни себя опять Бельчонком, и вернёшься, — подсказала Баба Яга.

Вспомнил Бельчонок себя, посмотрел вниз и увидел свои руки. Поднялся:

— Здорово! Это я теперь любым зверем стать могу?

— Можешь, и в любое время. Только постарайся освоиться в каких-нибудь нескольких, а не во всех сразу. Волк хорошо дерётся, но и учится этому с первых дней жизни, а ты вон сколько времени потерял. Так что ближайший месяц почаще в волчьей шкуре бегай, прыгай, играй. Потом других зверушек попробуй, помельче. Горностая, например, или соболька.

Увлёкся своими новыми способностями Бельчонок. Собольком

по траве скользил, волком рыскал, раз даже с настоящим волком столкнулся. Тот остановился, принюхался, потом фыркнул и ушёл. Часто он не расставался с волчьей шкурой по нескольку дней и ночей, привык к ней, с запахами и звуками новыми освоился. Играл с волками, что к бабке приходили. Разную мелкую живность на пропитание ловил, что здорово ему волчьей ловкости прибавляло. Так ещё два года минуло.

Новый князь Горобой с небольшой дружиной отправился к Дубу, где назначил встречу старейшинам Старого и Лесного. Много вопросов накопилось за это время, которые решить надобно. Много противоречий возникло, что и не сразу решишь. Собрались все в священном месте, и стал им Горобой говорить, что раз он князь, то и все роды должны ему подчиняться, и в Старом, и в Лесном.

— Город наш растёт не по дням, а по часам! Стены строили, чтобы на много лет за ними селиться хватило, но не вмещают они уже людей, и расползается городской подол во все стороны! Со всего мира люди к нам едут! И всем у нас хорошо! Вот и вам пора к себе людей пустить, хватит старым обычаем жить, новое перенимать надо! Я как ваш князь прослежу, чтобы всё по чести сталось да все довольны были.

— Не выбирали мы тебя князем, Горобой, и в Речном тебя не наши выбирали, потому власти твоей над нами нет! — встал Родовид. — Вы там землю сгубили вовсе, озёра загадили! Нешто не понятно, что после этого только привозное есть будете? Теперь хотите и до нашей земли добраться? Не дадим! Вы законы Предков предали, потому люди, корня нашего там в кабале живут. Скажи, сколько наших старейшин осталось в совете города?

— Прядота один многих стоит, — ответил Горобой.

— У Прядоты тесть-степняк, потому Прядота в совете и угоден, — загалдели старейшины. — Через Прядоту в город зло вошло. Жаден больно Прядота, чести в нём чуть, а совести вообще не стало! Отошёл Прядота от наших порядков, значит не наш он.

— А вы нам не указ, кого в совет выбирать! — грохнул кулаком по столу Горобой.

— А и ты нам не указ, как землёй распорядиться! — встал воевода Лесных Бравута. — Вы родной уклад порушили ради тряпок заморских да злата, а теперь почитай все наши там в закупах да в работниках у приезжих. И нам ты такую долю готовишь?

— Нет, тут мы по-другому дело поведём. Тут сами быстро землю скупим…

Вскочили при этих словах старейшины:

— Ты думай, что говоришь! Или из ума выжил вовсе? С чего это нам свою землю выкупать у кого-то? Может, ещё и самих себя выкупить? Так ты сначала взять нас попробуй!

— Да не поняли вы! — попытался успокоить их Горобой, но ничего у него не вышло.

— Уходи, Горобой, с земли нашей и больше не суйся в наши дела.

— В Речном, с дурных голов, можете что угодно городить, а к нам больше не лезьте — ни ты, ни хозяева твои инородные.

— Не хозяева они мне!

— А это ты очень скоро увидишь! — сказал последнее слово Родовид.

Все поднялись и отправились восвояси. С этого дня путь купцам с Речного был закрыт даже в Старое. Горобой домой вернулся злой, собаку любимую,

под ноги подвернувшуюся, пнул, слуге в зубы дал, чтоб расторопнее был.

— Лиходол! — крикнул сына.

— Здесь я, отец, — вышел встретить отца княжич.

— К свадьбе всё готово, чего тянуть? Завтра сговариваться едем!

Лиходол голову повесил. Не любил он суженую свою Домоклу. Тоща, чернява, глаза так и бегают, визглива, сварлива, да ещё и зубы как у лошади вперёд торчат. Одно достоинство — приданое за ней богатое да тесть, за которым как за каменной стеной жить можно. Но ничего, будет он князем, будет богат, так многое поменяется.

— Как скажешь, отец!

Свадьбу назначили через две седмицы. Карилис готов был и раньше дочку сплавить, да надо положенные тут действа произвести, хоть видимость показать.

Надо сказать, что свадьба пришлась как раз под большую летнюю ярмарку, на которую стало собираться множество народа со всех стран. Приезжали купцы — из степи, из греческой земли, с северного княжества. В город въезжали повозки, подходили корабли и ладьи. Даже из греческой земли посол к князю приехал, да с немалой охраной, будто его кто воевать тут станет. Суета, толкотня, шум, гам! А тут и сама свадьба неразберихи добавила, но всё равно Лиходол доволен был. Опять тесть его правильно подгадал, ибо множество купцов и торговцев с подарками пришли, значительно пополнив его богатство!

На третий день после свадьбы Карилис вызвал Лиходола к себе, и поинтересовавшись, как ему семейная жизнь и доволен ли своей юной женой, да едва выслушав, повёл деловой разговор:

— Стар стал твой батюшка, ты не находишь?

— Да что вы, уважаемый тестюшка, говорите? Он, по-моему, в самом расцвете сил!

— Силы-то может в нём и расцветают, да понимание у него старое. Всё по старинным законам править пытается. Всё на своих и чужих горожан делит. Хоть и есть небольшие подвижки в нём, да для быстрейшего развития города этого мало. Быстрее надо всё по-новому преобразовать! И тут — только ты сможешь это сделать!

— Да как же я это сделаю?

— Тебе надо как можно быстрее стать князем!

— Так батюшка разве не справляется?

— Нет. Слаб духом твой батюшка! Обиды терпит.

— От кого ж обиды были?

— Да вот указали ему на дверь в Старом и Лесном, а он хвост поджав и ушёл. А ведь это его народа земли, значит, ему принадлежат! А будешь ты князем, так и тебе. Почему он их не наказал?

— Они вольные люди…

— Какие такие вольные?! — не дав договорить, закричал Карилис. — Что это за князь, которому какие-то простолюдины на дверь указывают?! Да любой мелкий барон в просвещённых странах за такое своих людей на кол пересажал бы! А тут — вольные!

— Нет у нас силы биться с ними. Два больших рода против одного, да и то за последнее время ослабленного. Дружина мала — нам не выстоять.

— А разве нет в городе других людей и нет возможности пригласить сюда другие войска? Нанять степняков, позвать моих соплеменников-греков, да ваша дружина и ополчение? Да мы в десять раз большее войско соберём!

— Да как-то против своих совестно войной идти.

— За кого я отдал свою любимую дочку? За труса! Бедная Домокла, как ей жить с таким мужем? Кем с таким отцом будут мои внуки? Трусами, ни на что серьёзное не способными! И за что мне всё это на старости лет? Чему я тебя учил столько времени? И вот теперь, когда надо действовать, спасая от старой плесени свой народ, он колеблется и жмётся как слезливая девка!