Сказки дедушки Иринея
Шрифт:
17 января.
Сегодня я принимала бельё и всё получила исправно. Нянюшка удивлялась этому и, кажется, немножко сердилась, потому что дело у меня обошлось без всяких споров и в самое короткое время. Бывало, нянюшка, обыкновенно, при всяком таком случае, много и долго спорила, да и немудрено: она и сама забывала, и Авдотья полагалась на то, что нянюшка забудет; но теперь, когда всё у меня было записано, то Авдотья, вероятно, была осторожна. Вижу теперь на опыте, какую правду мне говорила маменька, что ученье полезно во всём, даже в самых малейших случаях. Маменька была так довольна моею исправностию, что обещала послезавтра вести меня на детский бал к графине Воротынской. Там, говорят, будет музыка, танцы и пропасть народу. О, как будет весело!
Вспомня обещание папеньки, я пошла к нему с своим журналом и сказала: "Вы обещали рассказать мне, что такое история". – "История, моя милая, – отвечал он, – есть то, что ты теперь в руках держишь". – "Это мой журнал". – "Да, моя милая, я повторяю, что ты держишь в руках свою историю". – "Как это, папенька?" – "Описание происшествий, чьих бы то ни было, называется историей, и потому-то я сказал тебе, что ты, описывая всё, что с тобою случается, пишешь свою историю. Теперь представь себе, что я и твоя маменька, мы также пишем журналы, и Вася, когда подрастёт, будет то же делать. Если бы соединить все эти журналы, то из них бы составилась история нашего семейства". – "Понимаю, папенька". – "Теперь вообрази себе, что мой папенька, а твой дедушка также писал свою историю, таким же образом и его папенька, а мой дедушка,
19 января.
Сегодня маменька подарила мне маленький кухонный прибор. Это для того, сказала она, чтоб я знала всё, что нужно для кухни: как которая посуда называется и для чего её употребляют, ибо хозяйке это необходимо знать. Я вне себя от восхищения!.. Я перебрала весь мой кухонный прибор, несколько раз переспросила у нянюшки, как которая вещь называется… Это меня так заняло, что мне даже досадно было, когда нянюшка пришла мне сказать, что пора одеваться и ехать на бал…
20 января.
Я вчера так устала, что не могла приняться за перо, и потому решилась описать сегодня всё, что со мною вчера случилось. Не знаю, с чего начать: так много я видела нового, прекрасного… Когда мы приехали к графине Воротынской, музыка уже играла. Пропасть дам, кавалеров, все так нарядны: в комнатах так светло, всё блестит!.. Дожидаясь окончания танца, я села подле маленькой барышни, которая сидела в уголку, была одета очень просто, в белом кисейном платьице; на ней были поношенные перчатки. Она обошлась со мною очень ласково… Признаюсь, мне было немножко досадно, потому что танцы только начались и мне долго надобно было просидеть на одном месте; но моя подруга Таня, так её называли, была так мила, что я скоро позабыла об этой неприятности. Она мне рассказывала, как вырезывать картинки и наклеивать на дерево или на стекло, выклеивать ими внутри хрустальных чаш; как переводить живые цветы на бумагу, как срисовывать картинки; я не знаю, чего эта девочка не знает!.. Одним словом, время протекло с нею для меня незаметно, если бы не она, то я бы целые полчаса умирала со скуки. – Между тем танец кончился, и все мои маленькие приятельницы бросились обнимать меня, но я заметила, что многие из них не говорили ни слова с Таней и очень невежливо оборачивались к ней спиною. Это мне было очень неприятно, и я, со своей стороны, стала беспрестанно обращаться к Тане и с нею заговаривать. Вдруг маленькая хозяйка дома, графиня Мими, схватила меня за руку и, сказав, что она хочет мне показать другие комнаты, увела меня от Тани. Когда мы отошли на несколько шагов, графиня Мими сказала мне: "Что вы всё говорите с этою девочкою? Пожалуйста, не дружитесь с нею!" – "Да почему же? – спросила я, – она очень мила". – "Ах, как вам не стыдно! – сказала графиня Мими. – Мы с нею не говорим; я не знаю, зачем маменька позволила ей приехать к нам. Она дочь нашего учителя. Посмотрите, какие на ней чёрные перчатки, как башмаки дурно сидят; говорят, что она у своего папеньки ходит на кухню!" Очень мне жаль было бедной Тани и хотелось мне за неё заступиться, но все мои маленькие приятельницы так захохотали, повторяя: "Ходит на кухню, кухарка, кухарка", что я не имела духу вымолвить слова. Тут начались танцы: у меня сердце сжималось, слушая, как мои приятельницы смеялись над Таней и говорили: посмотрите, как танцует кухарка! Это дошло до того, что одна из моих маленьких приятельниц подошла к Тане и, насмешливо посмотрев на неё, сказала: "Ах, как от вас пахнет кухней!" – "Я удивляюсь этому, – очень просто отвечала Таня, – потому что платье, в котором я хожу на кухню, я оставила дома, а это у меня другое". – "Так вы ходите на кухню?" – закричали все с хохотом. "Да, – отвечала Таня, – а вы разве не ходите? Мой папенька говорит, что всякой девочке необходимо нужно приучаться к хозяйству". – "Да ведь мы и вы – совсем другое", – сказала одна из барышень. – "Какая же между нами разница?" – спросила Таня. "О, пребольшая, – отвечала гордая барышня, – у вас отец – учитель, а у меня – генерал; вот, посмотрите: в больших эполетах, со звездою, ваш отец нанимается, а мой нанимает; понимаете ли вы это?" И с этими словами она оборотилась к Тане спиной. Таня чуть не заплакала, но, несмотря на то, все её оставили одну и – я вместе со всеми. Я невольно за себя краснела. Я видела, что все презирали Таню за то, чего именно от меня требовала маменька и что я сама любила, но не имела силы подвергнуть себя общим насмешкам. И Таня стояла одна, оставленная всеми; никто не подходил к ней, никто не говорил с нею. Ах, я очень была виновата! Она одна приласкала меня, когда никто не обращал на меня внимания, когда мне было скучно!.. Но кажется, что маменька графини Мими заметила её несправедливое презрение к Тане; я это думаю вот почему. Графиня, поговоря с другими маменьками, позвала нескольких из нас в другую комнату. "Как это хорошо, – сказала она, – что вы теперь все вместе, все вы такие милые, прекрасные, – я бы хотела иметь ваши портреты; это очень легко и скоро можно сделать: каждая из вас сделает по тени силуэт другой, и, таким образом, мы в одну минуту составим целую коллекцию портретов, и, в воспоминание нынешнего вечера, я повешу их в этой комнате". При этом предложении все призадумались, принялись было за карандаши, за бумагу, но, к несчастию, у всех выходили какие-то каракульки, и все с досадою бросили и карандаши и бумагу. Одна Таня тотчас обвела по тени силуэт графини Мими, взяла ножницы, обрезала его кругом по карандашу, потом ещё раз – и силуэт сделался гораздо меньше, потом ещё – и силуэт Мими сделался такой маленький, какой носится в медальонах, и так похож, что все вскрикнули от удивления. Очень мне хотелось, чтобы Таня сделала и мой силуэт, но после моего холодного с нею обращения я не смела и подумать просить её о том; каково же было моё удивление, когда
29 января.
Сегодня, после обеда, папенька подозвал меня и братцев к столу. "Давайте играть, дети", – сказал он. Мы подошли к столу, и я очень удивилась, что на столе была географическая карта, которую я у папеньки видела; с тою только разницею, что она была наклеена на доску, но на тех местах, где находились названия городов, были маленькие дырочки. "Как же мы будем играть?" – спросила я. "А вот как". – Тут папенька роздал нам по несколько пуговок, на которых были написаны имена разных городов России, у этих пуговок были приделаны заострённые иголочки. "Вы прошлого года, – сказал нам папенька, – ездили в Москву и, верно, помните все города, которые мы проезжали?" – "Как же, помним, помним!" – вскричали мы все. "Так слушайте же: вообразите вы себе, что мы опять отправляемся в Москву, но что кучера не знают дороги и беспрестанно спрашивают, чрез какой город нам надобно ехать? Вместо того, чтоб нам показывать кучерам дорогу, мы будем вставлять в эти дырочки наши пуговки, и тот, у кого останется хоть одна пуговка и он не будет знать, куда поместить её, тот должен будет заплатить каждому из нас по серебряному пятачку, – и это будет справедливо, потому что если б в самом деле в дороге наш проводник не умел показать её, то мы были бы принуждены остановиться на месте или воротиться назад и, следственно, издерживать напрасно деньги". – "О! – сказала я. – Это очень легко: здесь на карте все города написаны. Вот видите ли, – сказала я братцам, – вот Петербург, а от него идёт линеечка, а на этой линеечке вот Новгород, вот Торжок, вот Тверь". И почти в одну минуту мы поставили на места наши пуговки: Петербург – на Петербург, Новгород – на Новгород, Крестцы – на Крестцы и так далее; одному Васе было немножко трудно, но я ему помогла. "Прекрасно! – сказал папенька, – я вами очень доволен, и надобно вам заплатить за труды; вот вам каждому по пятачку. Теперь посмотрим, в самом ли деле вы так хорошо помните эту дорогу?" С сими словами папенька положил на стол другую карту. "Что это такое?" – спросила я. "Это та же карта России, – отвечал папенька, – только с тою разницею, что здесь нет надписей и вам придётся угадывать города по их местоположению. Такие карты называются немыми картами. На первый раз я вам помогу и покажу место Петербурга, вот он! Теперь прошу покорно отыскать мне дорогу в Москву. Кто ошибётся, тот заплатит мне пятачок за ложное известие". – "О, папенька, это очень легко", – сказала я, и, увидевши, что и на этой карте от Петербурга идёт линеечка, мы вместе с братцами скоро стали ставить одну пуговку за другой, и скоро пуговки наши были поставлены на места. "Хорошо, – сказал папенька, – посмотрим, куда-то вы меня завезли!" С этими словами он вынул прежнюю карту и, показывая на неё, сказал: "Хорошо! Новгород поставлен на место; а теперь… ге! ге! Вместо Крестцов вы меня завезли в Порхов, потом на Великие Луки. Торжок залетел в Велиж, Тверь в Поречье, и Смоленск вы приняли за Москву. Покорно благодарю: прошу расплатиться за мой напрасный проезд". И наши пятачки перешли снова к папеньке. "Но согласитесь, – сказала я, отдавая ему деньги, – что тут очень легко было ошибиться; посмотрите: обе дороги идут вниз, и Смоленск почти на одном расстоянии с Москвою". – "Разумеется, ваша ошибка была простительна, – отвечал папенька, – хотя всё-таки по чертам, которыми обведена каждая губерния, можно было догадаться, что вы не туда заехали. Впрочем, есть вернейшее средство узнавать на карте то место, которое ищешь, а именно: по линиям, которые, как решёткой, покрывают карту и называются меридианами; но об этом поговорим после, а теперь я вам дам один только совет, как вперёд не ошибаться. Возьмите карту: посмотрите на ней хорошенько фигуру тех мест, которые вам надобно заметить, зажмурьте глаза и старайтесь представить в уме своём то, что вы видели на карте; потом попробуйте начертить замеченное вами место на бумаге и поверьте вами нарисованное с картою…"
2 мая 1834 года.
Вчера, входя в маменькину комнату, я увидела у неё на столе большой кожаный мешок; я хотела было приподнять его, но он едва не выпал у меня из рук – такой он был тяжёлый.
– Что это такое? – спросила я у маменьки.
– Деньги, – отвечала она.
– Как! Это всё деньги? Сколько же тут денег?
– Пятьсот рублей, – отвечала маменька.
– И это всё ваши? Отчего же, маменька, вы часто говорите, что вы небогаты?
Маменька улыбнулась.
– Скажи мне, пожалуй, как ты думаешь, что это значит: быть богатой?
– Быть богатой?.. Это значит иметь много денег, иметь сто, двести, пятьсот рублей.
– А как ты думаешь, что такое деньги?
– Деньги?.. То есть рубли, полтинники, четвертаки, двугривенные, гривенники, пятачки…
– Ну, а что ещё?
– Империалы, полуимпериалы.
– Хочешь ли, Маша, – продолжала маменька, – я тебе к обеду насыплю на тарелку целковых?
– Вы смеётесь надо мною, маменька, разве можно есть целковые?
– А что же ты ешь каждый день?
– Вы это знаете, маменька, – суп, хлеб, жаркое…
– А откуда берётся и суп, и хлеб, и жаркое?
– Хлеб приносит каждый день булочник, за другою провизиею Иван ходит на рынок.
– Как ты думаешь, Иван даром берёт провизию?
– О нет, маменька, я знаю, что вы ему даёте денег на провизию.
– Стало быть, ты неправду сказала, будто не ешь денег; ты их ешь каждый день за обедом.
– Да, это правда.
– Теперь ты поймёшь, если я скажу тебе, что ты одета деньгами, что ты спишь, сидишь на деньгах, потому что твоё платье, стул, постель, часы, всё, что ты видишь в комнате, всё куплено на деньги.
– Это правда, маменька, но это так смешно кажется подумать, что я сижу и сплю на деньгах.
– Скажи же мне теперь, что такое деньги?
– О! Теперь я знаю: деньги – это платье, хлеб, мебель – словом, всё, что мы употребляем.
– Ты можешь к этому прибавить и квартиру, потому что я каждый год плачу за неё хозяину деньги.
– Это правда, маменька, но мне всё кажется, что пятьсот рублей много, очень много денег.
– Ты это говоришь потому, что не знаешь цены вещам.
– Что это значит, маменька, цена вещам?
– Например, как ты думаешь, сколько раз ты можешь пообедать за пятьсот рублей?
– Не знаю, маменька.
– Поди, принеси мою расходную книгу, и мы посмотрим.
Я принесла расходную книгу, и маменька сказала мне:
– Посмотри, что нам стоит нынешний обед?
– Пять рублей сорок копеек.
– А вчерашний?
– Четыре рубля шестьдесят копеек.
– А третьего дня?
– Два рубля девяносто копеек.
– А четвёртого дня?
– Семь рублей двадцать копеек. Я не знаю, как и счесть, маменька; каждый день всё разный расход.