Сказки для самых храбрых
Шрифт:
И вдруг наступила гробовая тишина… Когда мы спустя несколько часов решились подняться на палубу, оказалось, что все по-прежнему: все трупы лежали точно так же, как раньше. Все были неподвижны…
Так мы провели на корабле несколько дней. Он двигался на восток, туда, где по моим расчетам должна была находиться земля; но даже если днем корабль проходил много миль, ночью, по-видимому, он всегда возвращался назад, потому что, когда всходило солнце, мы оказывались всегда на одном том же месте. Мы могли объяснить себе это не иначе как тем, что мертвецы каждую ночь на всех парусах плыли в обратную сторону. Чтобы предотвратить это, мы до наступления ночи убрали все паруса, затем написали на пергаменте имя Пророка, а также заклинание дедушки, и привязали его к собранным парусам. Оставалось теперь ждать последствий. Нечистая сила неистовствовала на этот раз, казалось, еще злобнее, но утром оказалось, что паруса все так же скатаны, как мы их оставили. В течение дня мы поднимали лишь столько парусов, сколько было необходимо, чтобы корабль продвигался дальше вперед, и таким
Наконец утром шестого дня мы на горизонте увидели землю и возблагодарили Аллаха и его Пророка за это. Тот день и следующую ночь мы плыли вдоль берега, а на седьмое утро нам показалось, что мы увидели город. С большим трудом мы бросили в море якорь, спустили маленькую лодку, стоявшую на палубе, и изо всех сил стали грести к берегу. Спустя полчаса мы вошли в реку, которая впадала в море, и вступили на берег.
Возле городских ворот мы осведомились, как называется город, и узнали, что это индийский город, недалеко от того места, куда я поначалу намеревался ехать. Мы отправились в караван-сарай и подкрепились после своего путешествия, наполненного приключениями. Там же я стал расспрашивать хозяина, не знает ли он какого-нибудь мудрого и разумного человека, который немного понимает в колдовстве. Он отвел меня на отдаленную улицу, к невзрачному дому и сказал, что здесь я должен спросить Мулея. Я постучался, и меня впустили. Навстречу мне вышел старый человечек с седой бородой и длинным носом. Он спросил, что мне надо. Я сказал ему, что ищу мудрого Мулея, и он ответил, что это он сам. Я спросил у него совета, что мне сделать с мертвецами и как мне взяться за дело, чтобы убрать их с корабля. Мулей ответил мне, что люди на корабле, вероятно, заколдованы за какое-нибудь злодеяние на море. Он думает, что колдовство будет разрушено, если перенести их на землю, а это можно сделать, только вырвав доски, на которых они лежат. По справедливости корабль вместе со всеми товарами должен принадлежать мне, потому что я, так сказать, нашел его; но я должен все держать в большой тайне и сделать ему маленький подарок. За это он своими рабами поможет мне убрать мертвецов. Я пообещал щедро наградить Мулея, и с пятью рабами, снабженными топорами и пилами, мы отправились на корабль. По дороге волшебник Мулей очень хвалил нашу счастливую выдумку обертывать паруса изречениями Корана. Он сказал, что это было единственным средством нашего спасения.
Когда мы прибыли на корабль, было еще довольно рано. Все тотчас же принялись за дело, и через час в челноке уже лежали четыре трупа. Рабы должны были отвезти их на землю, чтобы там зарыть их. Вернувшись, они рассказали, что мертвецы избавили от труда погребать их, рассыпавшись в пыль, как только их положили на землю.
Мы продолжили отпиливать доски под мертвецами, и к вечеру все они были свезены на землю. Наконец на борту никого больше не осталось, кроме пригвожденного к мачте капитана. Мы напрасно старались вытащить из дерева гвоздь: никакая сила не могла сдвинуть его. Я не знал что делать — нельзя же было срубить мачту, чтобы вместе с ней отвезти капитана на землю! Но в этом затруднении помог Мулей: он велел рабу съездить на берег и привезти горшок земли; когда горшок был привезен, волшебник произнес над ним таинственные слова и высыпал землю на голову мертвеца — он тотчас открыл глаза и глубоко вздохнул, а на лбу из раны от гвоздя потекла кровь. Теперь мы легко вытащили гвоздь, и раненый упал на руки одного из рабов.
— Кто доставил мой корабль сюда? — спросил он, немного придя в чувства.
Мулей указал на меня, и я подошел к нему.
— Благодарю тебя, неизвестный чужестранец! Ты избавил меня от долгих мучений. Уже пятьдесят лет мое тело плавает по этим волнам, а моя душа была осуждена каждую ночь возвращаться в него. Но теперь моя голова коснулась земли, и я, примирившись, могу наконец пойти к своим отцам.
Я попросил его рассказать все-таки нам свою историю, и он поведал:
— Пятьдесят лет тому назад я был могущественным, знатным человеком и жил в Алжире. Страсть к наживе заставила меня снарядить корабль и заняться морским разбоем. Я продолжал это занятие уже много времени, и вот однажды на острове Занте я взял на корабль дервиша, который хотел ехать даром. Я и мои товарищи были грубыми людьми и не уважали святости этого человека; я даже насмехался над ним. А когда он однажды упрекнул меня моим грешным образом жизни, я, взбешенный такими словами, которые не позволил бы сказать в свой адрес даже султану, бросился на него и вонзил ему в грудь свой кинжал. Умирая, святой человек проклял меня и мой экипаж, чтобы нам не умирать и не жить до тех пор, пока мы не положим свои головы на землю. Дервиш умер, мы выбросили его в море и осмеяли его угрозы. Но его проклятия исполнились еще в ту же ночь: часть моего экипажа взбунтовалась против меня. Яростная борьба шла до тех пор, пока мои приверженцы не полегли, а я не был пригвожден к мачте. Но и мятежники погибли от ран, и мой корабль стал большой могилой. У меня тоже остановилось дыхание. Я думал, что умираю, но это было только оцепенение, которое сковало меня. На следующую ночь, в тот самый час, когда мы бросили дервиша в море, я и все мои товарищи проснулись. Жизнь возвратилась к нам, но мы могли делать и говорить только то, что говорили и делали в ту роковую ночь. Так нас, ни живых и ни мертвых, и носило по морю пятьдесят лет без всякой надежды достигнуть земли.
Сказав это, капитан склонил свою голову и умер. И он, как и его товарищи, тотчас же рассыпался в прах. Мы собрали его в ящичек и зарыли на берегу.
В городе я нанял работников, которые привели корабль в хорошее состояние. С большой выгодой обменяв товары, сохранившиеся на корабле, на другие, я нанял матросов, щедро одарил своего друга Мулея и отплыл в свое отечество. По пути мы много раз приставали к берегу в разных странах, и я удачно продал свои товары. Пророк благословил мое предприятие. Спустя три четверти года я приехал в Бальсору вдвое богаче, чем сделал меня умерший капитан. Земляки были изумлены моими богатствами и не сомневались в том, что я нашел алмазную долину знаменитого путешественника Синдбада. Я оставил их в этой уверенности, но с тех пор молодые люди Бальсоры, едва достигнув восемнадцати лет, должны были отправляться по свету, чтобы подобно мне составить свое счастье. А я живу спокойно и мирно и каждые пять лет совершаю путешествие в Мекку, чтобы в святом месте благодарить Аллаха за его благословение и просить за капитана и его людей, чтобы Он принял их в свой рай.
Рассказ об отрубленной руке
Я родился в Константинополе, мой отец был переводчиком при посольстве и вместе с тем вел довольно выгодную торговлю разными благовониями и шелковыми материями. Он дал мне хорошее образование, рассчитывая со временем передать мне свою торговлю. Однако, когда я стал проявлять в учебе б'oльшие способности, чем он ожидал, отец по совету своих друзей решил сделать меня лекарем, так как лекарь, если он научился чему-нибудь большему, чем обычные шарлатаны, может в Константинополе составить себе значительный капитал. В нашем доме часто бывали иностранцы, и вот один из них уговорил моего отца отпустить меня в его отечество, в город Париж, где всего лучше можно обучиться на лекаря. Француз пообещал, что даром возьмет меня с собой, когда поедет туда. Мой отец, который в молодости тоже путешествовал, согласился, и француз сказал мне, что я могу в течение трех месяцев готовиться к отъезду. Я был вне себя от радости от того, что увижу незнакомые страны, и не мог дождаться той минуты, когда мы сядем на корабль.
Наконец назначенный срок подошел к концу. Накануне отъезда отец повел меня в свою спальню. Там я увидел прекрасные одежды и оружие, лежавшие на столе. Но еще более поразила меня большая куча золота — такой я никогда еще не видел.
Отец обнял меня и сказал:
— Вот, сынок, я приготовил тебе для путешествия одежду. Это оружие тоже теперь твое; оно то самое, которое передал мне твой дед, когда я, еще совсем молодой, уезжал на чужбину. Я знаю, что ты умеешь владеть им, но никогда не применяй его для нападения, а только для защиты! Мое состояние невелико, и я разделил его на три части: одна из них — твоя, вторая пусть остается на мое содержание и на черный день, а третья пусть будет неприкосновенной, чтобы она могла послужить тебе в трудную минуту!
Так сказал мой старый отец, и на глазах у него появились слезы. Быть может, он предчувствовал, что мы никогда уже не увидимся…
Итак, я покинул родной кров. Путешествие прошло благополучно, и вскоре мы прибыли в большой город Париж. Здесь мой друг нанял мне комнату и посоветовал осторожно тратить деньги; всего их было две тысячи талеров. Я прожил в этом городе три года и научился тому, что должен знать дельный лекарь, но я бы солгал, если бы сказал, что мне нравилось в Париже, потому что нравы этого города мне не нравились. К тому же у меня там было мало хороших друзей, хотя все это были благородные молодые люди.
Моя тоска по родине становилась все сильней. Со времени отъезда я ничего не слыхал о своем отце и поэтому воспользовался первым же благоприятным случаем, чтобы вернуться домой. Из Парижа отправлялось к Высокой Порте посольство, и я, нанявшись лекарем в свиту посла, благополучно прибыл в Стамбул. Но отцовский дом я нашел запертым, и соседи сказали мне, что мой отец умер два месяца тому назад. Наш священник, которого я знал еще с молодости, принес мне ключ. Я вступил в опустевший дом, в котором все было еще таким же, как при отце. Недоставало только золота, которое он обещал оставить мне. Я спросил об этом священника, и он, поклонившись, сказал:
— Ваш отец умер святым человеком, ведь свое золото он завещал церкви!
Это оказалось неожиданным для меня, но что мне было делать? Я не имел никаких свидетельств против священника и должен был радоваться, что он не посягнул на отцовский дом и товары как на завещанное ему имущество. Это было первым несчастьем, постигшим меня. Но с тех пор удар следовал за ударом. Как к лекарю ко мне никто не обращался, потому что мне недоставало рекомендаций моего отца. Он ввел бы меня к самым богатым и знатным, которые теперь даже думать не хотели о бедном Цалейкосе. Положение мое усугублялось еще и тем, что товары моего отца не находили сбыта, потому что покупатели после его смерти разбрелись, а новые приобретаются очень медленно, годами.