Сказки для взрослых, часть 4
Шрифт:
подхватились и следом за внуками поковыляли в бутики.– "И что мои волосенки опять отрастут"?– спрашивает грымза молодящаяся.
"Конечно, мама-а-а, всенепременно-о-о",– вот вы попробуйте! Да-а-а, нелегок труд рекламного актера! Только об этом можно отдельную книгу писать.
И ведь самое-то главное это что? Самое главное, что польза людям огромная от работы ее. Нужность Ленка свою ощущает. Не зря она десять лет зубрила и вгрызалась в "гранит науки" в школе. Насмешки одноклассников терпела. Ну и кем они стали эти хохмачи? Ленка в прошлом году поехала на встречу одноклассников, посмотрела на них. Больше никогда не пойдет
СКАЗКА ПРО ФЕРМЕРА
Глава 1
Жил был фермер. Наш российский. Не какой-нибудь там австралийский или не дай Бог американский. Наш. Фермером он стал не очень давно, всего лет десять как стал. А до этого в колхозе трудился. И хорошо – между прочим, работал. Претензий к нему у руководства никогда не было. В меру пьющий, в меру конфликтный. И вот от него-то подлянки и ожидали меньше всего, когда разрешили власти колхозникам из колхозов выходить и свою долю при этом забирать.
Движимым и недвижимым. Землей и техникой, значит. Еще типографский шрифт на газетах высохнуть не успел, в которых этот новый закон напечатали, а первым в правление вломился именно он – тихушник. Борька Иванов – тракторист. Вломился и газетенкой этой трясет.
– Подайте мне долю мою,– требует. Вот ведь гад какой. Председатель Кузьма Ерофеич чуть чаем не захлебнулся, полчаса отперхивался, все брюки себе измочив.
– Ты, че,– говорит,– охренел? Каку таку долю тебе? Дулю тебе не хошь?– и фигу под нос Борьке сунул в сердцах. А тихушник, как разорался. Откуда что взялось? Верно-то люди говорят про тихий омут, в котором черти-то водятся. Кричит: – Подайте мне мое движимое и недвижимое, как в законе этом прописано, не то в суд на вас оглоедов подам,– и газетенку Ерофеичу в нос сует.
До драки чуть дело-то не дошло. Хорошо, что мужики подошли и растащили. Поубивали бы друг друга председатель-то с трактористом.
Собрание общее в колхозном клубе по поводу нового закона организовали. Все пришли, даже те, кто ходить не мог. Принесли даже родственники бабку Матрену, которой лет то ли 120-ть, толи 160-т. Сама-то она не помнит сколько, а всем остальным наплевать – лишь бы пенсию платили. В общем, бабка уже самостоятельно передвигаться не могла, вот пра-правнуки и притащили ее прямо вместе с лавкой, с которой она уже лет двадцать как не вставала. Привязывали, чтобы не падала. А бабка-то для своего возраста боевая еще, соображает все и даже говорить что-то пытается иногда. Правда, перепуталось у нее все в голове. Времена и люди,.. и то, что недавно было – с тем, что давно, у нее самым невероятным образом переплелось. Приперли Матрену и прямо перед президиумом лавку поставили, чтоб все видеть и слышать, не напрягаясь, могла. Заботливые пра-правнуки-то. Хорошие ребята, уважительные. Пьяницы, правда, беспробудные все, но незлобивые.
– Чей-то здеся?– Матрена их спрашивает.
– Собрание, бабуля,– ей отвечают.– Колхозное, общее.
– Ась?
– Собрание колхозное,– рявкнул ей в ухо один из пра-пра.
– А барин и де?– Матрена глазенками подслеповатыми лупает.
– Нету барина, расстреляли в 18-том на хрен,– отвечают ей.
– За че?– Матрена удивилась.– Хороший барин-то, ласковый. За че?
– За че, за че! Морда шибко толстая была, вот за нее и стрельнули, чтоб народ не объедал,– отвечают.
– А-а-а! Ну, тады ладно. А чей-то здеся?
– А здеся, бабуля, свадьба твоя,– кто-то из пра-пра решил пошутить.– Выбирай жениха, вона их сколь набежало.
– Ась?
– Свадьба,– рявкают опять бабке в ухо.
– Чия?
– Твоя,– рявкают.
– Моя-я-я? Вона как! А жених и хто?
– Выбирай любого,– орут в самое ухо бабке.
– Ась?
– Любого бери,– орут
– А барин иде?
– Тьфу ты, глухая тетеря.
Вопрос на повестке дня понятно стоял только один. О разделе колхозного имущества. Как делить? Отнимать-то всегда проще, чем возвращать. Чуть не до утра спорили. И приняли к утру постановление большинством голосов. Провести инвентаризацию срочно всего колхозного достояния и разделить по количеству членов все поровну.
– Ну, а как, к примеру трахторы делить будем?– спрашивает Федька Степанов балагур и матершинник.– Их-то двадцать, а народу в колхозе сто двадцать. Че, на части разберем, едрить-колотить?
– Расписанию составим и по очереди пользовать давайте будем,– кто-то умную идею подает.
– Ага, ето ты здорово придумал. А ежели я не умею на ем рулить тады как?
– А тады нанимай того, кто умет.
– А ежели он цену несоразмерну спросит, тады как?
– А тады в рыло ему бесстыже плюнь.
– А ежели он тады пошлет меня на хрен?
– Ну и иди куды пошлет.
Глава 2
Через неделю снова собрались уже для дележа. Разделили. С обидами конечно, несуразностями и даже рукоприкладством, но разделили. И на территории бывшего колхоза им "Парижской коммуны" появилось 30 фермерских хозяйств. Единоличных.
Только вот работать в единоличных хозяйствах разучились все и первый месяц бегали, колья вбивая межевые, а когда спохватились что вроде как сеять пора, то уже все сроки вышли.
Один только Борька отсеялся на своем участке. С женой и двумя детьми школьниками управился.
И участок ведь гаду достался по жребию на самом отшибе. И все равно успел. А остальные и половины не смогли поднять. Кто-то запил, кто-то захворал, а кто-то успел землицу-то свою под огороды садоводческие продать. Городские понаехали с деньжищами неслыханными и, суют прямо в руки. Как тут устоять? Многие и продали. Наступила жизнь веселая в колхозе бывшем. Гуляли до ноябрьских, потом деньги кончились. Цены на жилье как-то вдруг упали сразу и куда деваться из деревни? Земли нет, только участок приусадебный – 6 соток, прокормись-ка от него. Вот то-то же.
Стали доли свои распродавать движимые. Технику, инвентарь. А Борька, знай себе пашет. Убрал урожай какой-то небывалый для мест этих и сумел гад, его куда-то сбагрить выгодно с наваром хорошим. На деньжищи эти купил себе свой трактор новенький, да еще и со всеми приблудами к нему. А потом еще и ссуду отхватил в банке, не побоялся сволочь и всю зиму коровник строил современный со свинарником. Отгрохал голов на сотню и того и другого. А по весне закупил поросят где-то молочных штук пятьдесят и телят штук тридцать пригнал. Вот ведь какой пройдоха оказался. Морда кулацкая.