Сказки и были Безлюдных пространств

Крапивин Владислав Петрович

— Ты и к этомуделу, со взрывом автобуса, имел отно­шение?

— Чего?.. А! Вот этого ты, Студентик, так и не узнаешь. Так и помрешь с неразгаданной тайной в мозгах.

— Ну и хрен с тобой, — зевнул Артем, краем глаза следя за глушителем. — Теперь все равно. Взрыва не было.

— Ха, птичка! Еще будет! Все равно будет! Для баланса! Потому что ты отпустил тех двоих на Бейсболке!

— Идиот! Какая связь?

— Всеобщая связь, Студентик. Спасаются одни, гибнут другие… И ты среди них. Ну? Ты

готов?

— Последний вопрос… Ты чего ко мне привязался-то? Мы с тобой даже не знакомы.

Птичка мигнул:

— Ваньку валяешь?

— Ну, посуди сам! Какой сейчас год? Не было еще Саида-Хара, не было секрета на Бейсболке. И вообще ничего тогоне было. И, дай Бог, не будет. А ты тут возникаешь со своей пушкой. Ты пойми, у тебя даже этой пушкинет. Ее сделают только через год.

— Ха! Нету? — И Птичка вскинул пистолет. И Артем упустил миг.

Пистолет не выстрелил, а пукнул. Пуля выскочила из ту­гого оранжевого огонька и попала в левую сторону груди. Это закаменевший Артем увидел в растянувшемся почти до бес­конечности времени. Потом время со звоном лопнуло, и удар тяжелой пули откачнул Артема. Он отступил на два шага. Но не упал. Потому что пуля пистолета «кобра» не смогла про­бить космическое зеркальце, лежавшее в нагрудном кармане.

Птичка изумленно выкатил глаза. Выстрелил снова. Но на этот раз пуля прошла выше пригнувшегося в броске Артема.

Да, кое-чему его все же научили. Захват, подсечка, удар в подбородок — и пистолет у него в руках. Птичка явно не ждал такого от Студента… Еще одно обманное движение, переброс пистолета в левую ладонь и — рукояткой по башке!

Птичка всей своей грудой мышц завалился спиной в ко­локольчики.

Артем поправил очки («Смотри-ка, даже не слетели»). По всем правилам военного искусства следовало сделать кон­трольный выстрел. Артем поморщился. («Интеллигент со­пливый», как сказал бы Птичка.) У Птички из-под век мерт­во белели закатившиеся глазные яблоки. Едва ли встанет когда-нибудь. Артем вынул обойму, снял затворную раму, достал боевую пружину и ударник. Все это отнес к бочаге и утопил по отдельности.

Вернулся к дороге (в стороне от Птички).

— Кей!

Отсутствие Кея тревожило теперь больше всего. Даже больше мыслей о Неплянске и Нитке. Куда канул этот пар­шивец?

«Ну, я ему…»

Колючая боль с размаха вошла Артему под левую лопат­ку. Он хрипло крикнул, шагнул вперед, обернулся. Увидел сквозь жидкий туман Птичку с длинной трехгранной заточ­кой в откинутой руке. Птичка привычно ухмылялся.

Туман сгустился, стал плотным, как темная вода. И Артем, остановив дыхание, упал в него лицом. «Скорее бы прошла эта боль…» Но сквозь боль пробилась и другая мысль: «А все-таки автобус прошел… Вот и всё…»

Но это было не всё. Боль стала помягче, он передохнул. Увидел свет. Сильный, но ласковый свет, который образовал уходящий в неведомые пространства коридор.

«Значит, правду говорили, что бывает так…»

Свет струился, убегал вдаль и там сиял особенно радост­но. Звал Артема. Все, что за пределами этого света, осталось в прошлом и было совсем не важно. А впереди — Артем знал это! — ждала мама. В этом было великое облегчение и счастье.

Боль пропала. Артем глубоко вздохнул. Понял, что сей­час встанет и пойдет. Нет, не пойдет даже, а поплывет среди струящегося света. И это будет путь нарастающей радости.

И в предчувствии этой радости он решил полежать еще, передохнуть полминуты.

И над ним склонились трое.

Артем понял сразу — это Те, кто решают его судьбу.

Они сказали:

— Ну, Тём? Ты готов?

— Да… Да!

— Тогда шагай. Или плыви…

— Да… — Свет звал его, принимал в свои теплые волны… Но…

— А Нитка? А малышка?

— Послушай, — ласково сказали ему. — Теперь это не­важно. Не бойся и не думай. Твой свет — впереди.

Конечно, это было правильно! И все же…

— Не тревожься, Тём. Когда-нибудь они догонят тебя.

Вот и хорошо. Но… это ведь «когда-нибудь». А что те­перь?

— А Кей? Птичка не настигнет его в лесу?

— Тём, ты пойми. Это уже далеко. Это там. А ты здесь. Ты исполнил все, что полагалось, и не должно быть в тебе тревоги.

Но если она есть…

Артему было очень неловко. Он не хотел обидеть Тех Добрых, кто склонился над ним. И маму… «Мама, прости». «Да я-то что. Я подожду…»

— Ну так что же? — опять мягко, без досады спросили его.

— А Птичка… он больше не обидит ребят?

— Птичка скорее всего остался на Бейсболке…

— Да? А кто же тогда… меня?..

— Просто сорвалось сердце.

Ну, ладно. Пусть так, но… а если опять начнется атака на Пустыри? Не бульдозерами, а чем-нибудь похлеще?.. А кто будет встречать пацанов у школы?.. И что с Кеем? И опять же — Нитка, Нитка, Нитка! И та кроха, которую она ждет…

— Ты должен решить наконец, Тём, — сказал один из Тех, и в ласковости тона была уже нотка нетерпения.

— Он уже решил, — сказал другой.

— Но учти, снова будет очень больно, — предупредил третий.

— Пусть, — виновато выдохнул Артем.

Свет медленно, как в театре, угас, и колючая боль снова вошла под лопатку. Артем застонал.

…Но боль была недолгой. Проткнув Артема безжалост­ным лезвием, она ослабела. Милостиво и быстро. Возможно, это была награда за его, Артема, решение. Через минуту каза­лось, что он просто напоролся спиной на острый сучок… Может быть, так и случилось?

Артем сел, подобрал из травы очки, помотал головой. Ощутил запах цветов, нагретого асфальта и хвои.

— Тём!

Путаясь в синих колокольчиках длинными незагорелыми ногами, бежал к нему по кювету Кей.

V. Трепет крыльев

1

Кей был в летнем пестром костюме, который сшила из шторы Нитка. Веселый и встрепанный, с длинной царапи­ной на щеке. Остановился, мигнул. Сквозь веселье в глазах — темные точки тревоги.