Сказки и были Безлюдных пространств
Шрифт:
— Хочешь чаю?
— Конечно! Я целые сутки не ел. Сперва поезд, потом автобус, а деньги я посеял, карман дырявый… Тём…
— Что?
— Тём, я вот… пришел. Потому что больше не могу. Ну, без всего, что здесь… Без Пространств… Сперва Нитка не отпускала, трудно было одной, а теперь полно подружек, помогают. И она сказала: «Иди уж, ничего с тобой не поделаешь…»
Тогда Артем все же сказал:
— А где она, Кей?
— В Неплянске, в общежитии живет, у нас отдельная комната. Работает в ателье «Атлантида»… Тём, ты не думай…
— Я и не думал, — с облегчением соврал Артем. — Кей, но все-таки…
— Тём, подожди. Я поем и расскажу…
Они, не раздевшись, улеглись рядом на кровати. Кей притих под боком у Артема. И Артем понял, что пришло время спрашивать.
«Почему же она ушла? Как она тебе объяснила? Как вы там жили? Что будет дальше?.. И что делать мне?»
Вместо этого он неуклюже спросил:
— Ты в школу-то там ходил?
— Ага… Тём, Нитка ушла, потому что боялась.
— Чего?
Кей вздохнул.
— Пространств? — тихо сказал Артем. — Да…
— Но… мы же могли уйти вместе!
— Она поняла, что ты не сможешь. Что ты слишком врос.
— Что за чушь!
— Не чушь, Тём… Я тоже врос. Но про меня она думала, что это не насовсем, потому что не взрослый. А потом поняла и отпустила… И еще не хотела, чтобы ты тут был один…
— Спасибочки… — глупо буркнул Артем.
— А еще не хотела, чтобы ты уходил отсюда… потому что Птичка…
— Что — Птичка?
— Она боится, что он достанет тебя. Сюда-то он не сунется, а в других местах…
— Вот уж бред-то! — старательно возмутился Артем.
— Не бред…
— Что же мне теперь? Из-за Птички всю жизнь сидеть на Пустырях? Все равно я каждый день хожу в институт, ребят встречаю у школы…
— Ага. Я так же говорил. А она свое… А главный ее страх — за ребенка.
Артем быстро сел.
— За кого?— За ребенка… Ну, ты чего? Как в детском садике. Столько прожили вместе, и ты думаешь, никто в ней не завёлся?
Артем посидел. Лег навзничь. Сказал тихо и железно:
— Завтра же поедем к ней. Покажешь дорогу.
— Ладно. Только… Тём…
— Что еще?
— Давай не завтра, а через несколько дней. Нитке там ничего не грозит, а ребенок будет только через три месяца.
— Но зачем эти несколько дней?
— Понимаешь, весна только-только началась. А надо, чтобы появилась трава. Это будет скоро, дней через пять…
— Ну и что?
— Начнутся весенние переходы скворечников, и в Пространствах откроются пути. Ну, такие, вроде как до Города. И можно до всяких дальних мест добраться за полчаса, без автобусов и поездов.
— Бред какой-то, — опять сказал он.
— Ну, Тём… Ты же знаешь, что не бред.
— Ничего я не знаю… А почему она боится за малыша? Думает, что здесь он родится уродом каким-нибудь? Мутантом?
— Боится, что родится «вросшим». И не сможет без Пространств, как рыба без воды.
«А что, если правда?»
— Чушь!
— Тём, я ей тоже говорил, что чушь! А еще говорил: «Ну а если даже и так? Разве нельзя жить на Пустырях? Чем плохо?» А она: «Всю жизнь в этих развалюхах и буераках?»
— А ты?
— А я… Тём, ну и пусть буераки! Зато кругом друзья! Никто никого не обижает!
— Кей, ты рассуждаешь как дитя. От жизни не спрячешься ни в каких Пространствах. Не будешь ведь до старости играть в индейцев среди репейников и развалин.
— И не надо! Скоро тут будут не только репейники и развалины!
— А что будет?
— Город же растет! И приближается! Ну, тот Город, где мы нашли лекарство! Скоро он будет виден сквозь Пространства. Как тень. А по пятницам станет открываться полностью… Помнишь, как церковь открывалась по средам? А потом, как она, Город сделается настоящим. Насовсем…
— Представляю, какой в здешнемгороде подымется тарарам, — сказал Артем утомленно. Почти без удивления.
— Никакой не подымется! Все решат, что так и надо. Что так было всегда…
— Кей, я, может быть, и врос, но еще не готов к такой мистике.
— Ну и не надо. Когда она случится, привыкнешь.
И Артем… стремительно привык. Будто наяву увидел, как они втроем — Нитка, Кей, Артем — идут по вечернему Городу среди старинных домов, среди запаха цветущих трав и шороха фонтанов, под неярким светом узорчатых фонарей. Кто-то смеется в сумерках, а на руках у Артема, уткнувшись носом в его плечо, тепло посапывает малыш с пушистой, пахнущей одуванчиками головой. И нет впереди ни горестей, ни страха…
Но на самом деле горести и страхи были. И Артем дернулся опять:
— Кей, мне надо к ней скорее… Если я… если ей на меня наплевать, то пусть! Это ее дело! Но малыш-то не только ее, но и мой!
— Тём, ей не наплевать. Иначе она разве бы отпустила меня к тебе…
— Тогда почему она…
— Я же сказал. Боится за маленькую. Я ей говорю: ну и пусть родилась бы у нас, где жили, росла бы на Пустырях с малолетства. Стала бы как ниточка между Пространствами и всей Землей. И где бы она потом ни оказалась, вокруг нее появлялось бы новое такое же Пространство… А то пока лишь скворечники делают эту работу.
— Кей, а почему ты говоришь «она»? Мне кажется, будет мальчишка…
— Врачи сказали, что девочка. А что? Разве плохо? Будет сестренка. Вроде Лельки…
— Да нет, не плохо… Кей, а почему Нитка ни разу не написала? Я ходил на почту, спрашивал, нет ли писем до востребования, а она…
Но Кей уже спал, подтянув к подбородку колени в продранных джинсах. А за стеклами и крышей победно трубил весенний ветер. Весна пришла стремительно. Так бывает лишь в сказочных странах. Утром все увидели, что почти не осталось снега. К полудню он исчез совсем и проклюнулись первые травинки. К вечеру зацвела мать-и-мачеха. Набухли почки и замелькали первые бабочки.