Сказки и были Безлюдных пространств
Шрифт:
– Почему?!
– Я же говорил. Потому что я трус…
– Неправда!
– Правда. Я испугался выполнить учебное задание…
– Какое?
– Упражнение. Переход из одного сна в другой. Надо было выйти на Туманный луг, найти провал и прыгнуть. И если не испугался – очнешься в своей постели. Будто проснулся…
– А если испугался?
– Не испугался никто. Кроме меня… А я как почуял, что падаю, такой ужас во мне! Как спастись?! И превратился в самолет. Чтобы не разбиться…
– Это же здорово!
– Я тоже сперва обрадовался. Показал старику, как это у меня получается. А он… прямо весь накалился от гнева. «Я, – говорит, – не позволял соваться в те сферы, которые вы знать пока не должны. Вы просто-напросто струсили и не сдали экзамен. И потому – можете быть свободны…» Ну… я и ушел… Потом еще хотел вернуться, не к Старику, а просто так, чтобы побродить по городу, но дороги от той эстакады уже не было. Хорошо, что ты нашел другой путь – от Мельничного болота…
– Серёжка! А почему ты говоришь, что Старик – не злой? Если он так с тобой…
– Может быть, он сам испугался…
– Чего?
– Того, что я сунулся в эти… запретные сферы.
– Ты же не нарочно!
– Вот именно. Из-за страха. А трусы ему не нужны…
– Нет, Серёжка. Ты ведь ну нисколечко не трус. Ты – наоборот… – выговорил я с отчаянной искренностью. – А Старик… Да он просто тебе позавидовал! Сам-то небось не умеет так!
– Кто его знает… Вообще-то он меня с самого начала недолюбливал. Все остальные у него – из того Города, а я – чужак. Ни бархатной курточки у меня, ни хороших манер… Ну и ладно! Конец-то у этой истории самый счастливый! Верно?
– Разве… счастливый?
– А разве нет?.. Когда Старик прогнал меня, я начал искать новых друзей. И встретил тебя.
Я засопел, и опять вокруг сделалось тепло и сказочно… И почему-то вспомнилось Сойкина песня:
Сказка стала сильнее слез,
И теперь ничего не страшно мне…
Подольше бы не кончался этот сон! Хотя… Ведь когда я проснусь утром, в понедельник, Серёжка прибежит ко мне наяву!
Он шелестящим шепотом сказал мне на ухо:
– Ромка, пора…
Мы взялись за руки и забрались на глыбу – круглую и теплую, как спящий гиппопотам. Сказали «раз, два, три» и прыгнули.
…И я услышал, как в маминой комнате звенит будильник.
Две палочки
Я проснулся и несколько секунд чувствовал, будто в моей руке рука Серёжки.
Другое ощущение держалось дольше – гудящая усталость в ногах. Я не сразу понял, что это уже не сон. А понял – и обмер от радости: раз гудят, чувствуют, значит… И шевельнул ногами. Вернее, попробовал шевельнуть. И тут пропало все – и усталость, и сами ноги. То есть стало привычно казаться, что их нет.
«Сейчас разревусь!» Я уткнулся лицом в подушку… А какой смысл плакать-то? Мало, что ли, я уже слез пролил на больничных койках и дома?
Я полежал, подышал тихонько и почувствовал, как горе уходит. Что ни говорите, а все-таки мне повезло! Ведь во сне-то я стал здоровым! И снова будет ночь, и снова мы с Серёжкой пойдем по Туманным лугам и, может быть, опять окажемся в Заоблачном городе – таком красивом, таком загадочном…
Вошла мама. С этого дня она была в отпуске и собиралась в профилакторий. А перед отъездом, как известно, масса хлопот.
– Вставай и завтракай без меня, я стираю… Дай-ка и рубашку твою выстираю. Почему она у тебя такая мятая и в мусоре? Трава какая-то прилипла… – (В самом деле, почему?) И в кармане сор… – Мама вытряхнула на одеяло плоскую желтую палочку. С мелкими черными буквами!
Белый свет поплыл вокруг меня.
– Мама, не выбрасывай!! Дай!..
Палочка – длиной с мизинец. Один конец закругленный, другой обломан. И отпечаток на свежем дереве: «…бр. Сидоровыхъ».
– Собираешь всякую дрянь, – вздохнула мама. А я стиснул плоскую лучинку в кулаке. Кулак прижал к груди. А сердце там: бух!.. бух!.. бух!.. Словно эхо гулких барабанов Космоса…
После этого я все утро жил как во сне. Вернее, в полуобмороке. Вроде бы все делал как надо: отвечал на мамины вопросы, умывался, разогревал гречневую кашу, жевал ее… Но мысли были об одном: скорее бы пришел Серёжка!
И он пришел! Веселый такой, чуть запыхавшийся.
– Здрасте, Ирина Григорьевна! Ромка, привет…
Мама заулыбалась – Серёжка явно ей нравился, хотя сегодня явился он не в «парадном виде», а обычный, слегка растрепанный.
Я молча потянул его в свою комнату.
– Садись…
Он послушно сел на край моей постели, понял что-то. Я разжал кулак. Палочка лежала на ладони буквами вверх.
Серёжка с полминуты смотрел на палочку, и лицо его делалось все строже, тоньше как-то. Даже красивее.
Потом он запустил два пальца в свой нагрудный карман и достал такую же плоскую лучинку.
Мы не сговариваясь соединили обе палочки. "Компанiя бр. Сидоровыхъ» было написано на них.
Серёжка чуть улыбнулся, поскреб своей щепочкой подбородок и глянул мне в глаза: «Ну, вот видишь! Теперь ты все знаешь…»
Гулкие барабаны Космоса снова зазвучали во мне.
– Значит, не сон? – шепотом сказал я.
– Значит…
– А почему ты сразу не объяснил?
– Ну… – Он опять заскреб подбородок. – Я думал, вдруг ты не поверишь, если узнаешь раньше срока… Да я ведь намекал!
– Когда?
– Да тыщу раз! Объяснял, что сон бывает не просто сон, а переход в другое пространство…
Да, правда. Но тогда… Однако спросить о себе сразу я не решился. Спросил про другое – и с легкой опаской: