Сказки и легенды Бенгалии
Шрифт:
Только царь хотел похвалить хозяйку, как вдруг видит: все блюда наполнены не едой, а золотыми монетами.
— Что все это значит? — рассердился царь. — Вы вздумали шутить надо мной! Разве может человек есть золото?
— А почему бы и нет, государь? — услышал он за своей спиной чей-то голос. — Если один человек может рожать щенят, котят и деревянных кукол, то почему другой человек не может есть золотые монеты?
Царь обернулся и увидел золотого попугая, сидящего на серебряной перекладине. Попугай отчетливо повторил свои слова еще раз, потом сказал
— Как же ты позволил, о мудрый царь, так легко провести себя? Как мог ты поверить в глупую выдумку и отвергнуть ни в чем не повинных жену и детей?
Понял тут царь, какую ошибку он совершил, когда поверил завистливым сестрам царицы, и на глазах у него навернулись слезы. «Бог не простит мне этого, — думал он. — Как бы я хотел вернуть прошлое!»
— О мудрая птица! — сказал он печально. Всем сердцем скорблю я о том, что содеял. Научи, как мне искупить свою вину. Я сей же час начну поиски царицы. Знаешь ли ты что-нибудь о моих бедных детях? Остался ли в живых хотя бы один из них? И как мне их отыскать?
— Успокойся, государь! — отвечала птица. — Твои дети все живы и здоровы. Чтобы их увидеть, тебе не нужно далеко ходить — они перед тобой. Эти двое юношей и эта чудесная девушка — твои сыновья и дочь, которых вырастил и воспитал брахман, как собственных детей.
Царь не смел поверить своему счастью. Слезы градом полились из его глаз на серебряное блюдо. Братья не знали, что теперь делать, а Киранмала подбежала к отцу и стала его утешать.
— Не мучь себя, о государь, — говорила она ему с любовью и жалостью. — Разве мог такой благородный человек, как ты, поверить, что бывают на свете столь коварные люди. Мы, твои дети, остались невредимы. Теперь нам надо отыскать нашу бедную мать.
Царь нежно прижал ее к своей груди и благословил, потом обнял сыновей, и они все вместе отправились во дворец. Царю не терпелось начать поиски царицы, и он тут же послал за главным советником. Во все уголки царства поскакали гонцы, но все они вернулись ни с чем — ни одному из них не удалось напасть на след царицы.
Между тем птица подозвала к себе Киранмалу и тихонько шепнула:
— Я знаю, где сейчас твоя мать. Возьми с собой братьев, и отправляйтесь за ней все вместе.
Киранмала и братья тот же час бросились на поиски.
— Ступайте на восток! — напутствовала их птица. — Как только переправитесь через реку, сворачивайте к югу и идите прямо до тех пор, пока не встретите на своем пути рощу. В ней вы найдете хижину, в которой живет ваша мать.
Они так и сделали: переправились через реку, повернули на юг и отыскали в лесу бедную лачугу. У порога за прялкой сидела худая женщина с морщинистым лицом и седой головой. В ней трудно было узнать прежнюю красавицу-царицу.
Киранмала и братья поклонились ей до земли и рассказали, кто они и зачем пришли. Царица отказывалась им верить. Она то плакала, то смеялась от радости, а во дворец идти никак не хотела. Еле-еле удалось Киранмале ее уговорить.
Тем временем царь сидел во дворце один и горевал о прошлом. Он уже и не надеялся когда-нибудь увидеть царицу. И тут появились Арун, Варун и Киранмала, а с ними какая-то незнакомая старая женщина. Пригляделся царь и узнал в ней свою любимую царицу. Оба заплакали от радости. Но еще больше радовались их дети.
Теперь все пошло хорошо. Царь с царицей не могли насмотреться на своих сыновей и дочь.
Завистливых сестер жены царь повелел закопать в землю. Но царица и Киранмала упросили его простить их на радостях. Это же сделать советовал ему и золотой попугай. Смилостивился царь и отменил свой приказ.
Откуда взялся опиум
Некогда жил на берегу священной Ганги один муни — мудрый отшельник. Дни и ночи проводил он в служении богам и благочестивых раздумьях. От восхода солнца и до заката он сидел на берегу реки, погрузившись в молитвы и размышления, а ночью укрывался в прибрежных кустах, в хижине из пальмовых веток, которую он поставил своими руками. Жил старец одиноко, вдали от людей. Но в его хижине завелась мышь — она кормилась крохами от его трапез. Муни щадил все живое вокруг, и мышь совсем его не боялась — сама бежала к нему и играла возле его ног. Стало ли мудрецу жалко зверька или вздумалось завести собеседника, только он взял да и наградил мышь даром речи. Однажды ночью мышь встала перед ним на задние лапки, почтительно сложила передние и сказала:
— О мудрейший, ты был так добр ко мне, что наградил меня человеческой речью. Не гневайся на меня, но я хочу попросить тебя еще об одном благодеянии.
— Чего же ты еще хочешь, мышка? — спросил муни.
— Стоит тебе уйти утром на берег молиться, как в хижине появляется кошка и начинает гоняться за мной. Если бы она не боялась тебя, она уже давно бы меня съела. Вот я и подумала: нельзя ли превратить меня в кошку, чтобы я могла сразиться со своим врагом на равных?
Муни пожалел мышь, побрызгал на нее святой водой, и она стала кошкой.
Через несколько дней мудрец спросил:
— Довольна ли ты теперь своей жизнью, кошка?
— Не очень.
— Почему? — удивился муни. — Разве сейчас ты не настолько сильна, чтобы победить любую кошку?
— Спору нет, — отвечает кошка, — ты дал мне такую силу, что со мной не справится теперь ни одна кошка в мире. И я их больше не боюсь. Зато у меня появился новый враг. Как только ты уходишь молиться, к хижине подбегает стая собак и поднимает такой лай, что я вся трясусь от страха. Смилуйся надо мной — я хочу быть собакой.
— Будь по-твоему, — молвил муни, и кошка превратилась в собаку.
Через несколько дней собака и говорит мудрецу:
— Как я благодарна тебе, о мудрейший! Я была всего-навсего маленькой мышкой, и ты наградил меня даром речи, потом превратил в кошку, затем по доброте своей сделал собакой. Но вот беда: теперь я уже не могу насытиться теми кусочками, которые остаются от твоего ужина. Как я завидую обезьянам, которые прыгают с дерева на дерево и срывают разные вкусные плоды. Прошу тебя, сделай меня обезьяной!