Сказки и легенды
Шрифт:
Через очень-очень долгое время (тогда животные и люди жили долго) они научились скрываться от всего, что походило на леопарда или на эфиопа, и мало-помалу убежали из Высокого Фельдта. Первыми ушли жирафы, потому что у них были самые длинные ноги. Бежали они много-много дней; наконец увидели огромный лес; в нем было много деревьев, кустов, а на землю падали тени: тёмные полосы и пятна. Животные спрятались в лесу. Прошло ещё много времени. Животные вечно были отчасти в тени, отчасти на солнце, и от этого жираф стал пятнистым, а зебра — полосатой; антилопа же куду и газель потемнели, и по их спинкам прошли извилистые серые полоски, похожие на древесную кору. Теперь их можно было слышать, чуять, но видеть стало трудно; их разглядел бы только знающий, где следует искать беглецов. Отлично жилось этим зверям среди пятен света и узорчатых теней леса. Между тем леопард и эфиоп бегали по обнажённой желтовато-красноватой пустыне и спрашивали себя, куда девались их завтраки, обеды и ужины? Наконец, они до того проголодались, что стали поедать крыс, жуков и кроликов, живших в скалах; потом у них разболелись животики; оба заболели. Как раз в это время они встретили павиана. А он, надо тебе сказать, самый мудрый зверь в целой Южной Африке.
Это мудрый павиан Бабун с собачьей головой, самый умный зверь в целой Южной Африке. Я срисовал его со статуи, которую сам же я и сделал. Я написал его имя на его поясе, на плече и на той вещи, на которой он сидит. Оно написано знаками, коптскими иероглифами, клинообразными, бенгалийскими, бирманскими и еврейскими; все потому, что он мудр. Нельзя сказать, чтобы Бабун был красив, но он очень умен; и мне хотелось раскрасить его красками из ящика для красок, но мне этого не позволили. На его голове — складки, похожие на зонтик; это — грива павиана; она — знак его высокого положения.
Мудрый Бабун с собачьей головой
Леопард сказал павиану (стоял очень жаркий день):
— Куда ушла вся дичь?
Павиан подмигнул. Он отлично знал «куда».
Эфиоп сказал павиану:
— Можешь ли ты сказать мне, куда переселилась вся туземная фауна?
Эфиоп спросил совершенно то же самое, что леопард; только он всегда употреблял длинные слова; он был взрослый.
Павиан подмигнул. Он-то знал.
Скоро заговорил павиан:
— Дичь ушла в другие места, и тебе, леопард, я советую поискать тёмных пятен.
Эфиоп сказал:
— Все это хорошо и прекрасно, но я желаю знать, куда переселилась туземная фауна?
Тогда павиан ответил:
— Туземная фауна соединилась с туземной флорой. Тебе же, эфиоп, была бы полезна перемена.
Леопард и эфиоп ничего не поняли. О каких пятнах, о какой перемене говорил им павиан? Тем не менее они стали разыскивать туземную флору и после долгих-долгих поисков увидели большой, высокий, густой лес, полный деревьев с пятнистыми стволами, по которым перебегали тени. Тени эти качались, извивались, сходились и расходились.
— Что это? — сказал леопард. — Здесь темно, а между тем столько пятнышек света.
— Не знаю, — сказал эфиоп, — вероятно, это туземная флора. И я чую жирафа, но не могу видеть жирафа.
— Это удивительно, — заметил леопард, — впрочем, мне кажется, это происходит потому, что мы сию минуту вошли в тень с того места, где ярко светит солнце. Я чую зебру, я слышу зебру, но не могу видеть её.
— Погоди немного, — сказал эфиоп. — Ведь с тех пор, как мы на них охотились, прошло много времени. Может быть, мы позабыли, какой вид у этих зверей?
— Пустяки, — ответил леопард. — Я отлично их помню; и особенно хорошо у меня в памяти сохранился вкус их костного мозга. Жираф около семнадцати футов высоты и весь, от макушки до копыт, золотисто-жёлтый; зебра же около четырех футов с половиной, с головы до ног она серая.
— Гм, — протянул эфиоп, вглядываясь в пятнистые тени леса. — В таком случае, эти животные должны быть видны в темноте, как спелые бананы в тёмной дымной хижине.
Но ни жирафа, ни зебры не было видно. Леопард с эфиопом охотились целый день, и хотя чуяли дичь, слышали, как она шевелится, но ни разу не видели ни зебры, ни жирафа.
— Пожалуйста, — сказал леопард, когда наступило время обеда, — дождёмся темноты; охотиться при дневном свете неудобно.
Они подождали наступления темноты, и вот леопард услышал дыхание и фырканье среди серебристых полос звёздного света, который проходил сквозь древесные ветви и падал на землю. Леопард почуял зебру, схватил её и, когда повалил на землю свою добычу, почувствовал, что она бьёт его ногами, как зебра; а все-таки он не знал, что это было.
Леопард сказал:
— Не двигайся, ты, существо без формы. Я буду сидеть на твоей голове до утра, потому что не понимаю, что ты такое.
В ту же минуту он услышал шум, треск, и эфиоп закричал:
— Я поймал животное, которого не вижу. Оно брыкается, как жираф, и я чую запах жирафа, но ничего не вижу.
— Не доверяй ему, — сказал леопард. — Садись на его голову и не двигайся до утра; я сделаю то же самое. Их совсем не видно.
Так они просидели, пока не рассвело. Наконец, леопард сказал:
— Ну, братец, скажи, что там у тебя?
Эфиоп почесал себе голову и ответил:
— Животное это должно быть темно-оранжевое, а это все в каштановых пятнах. А у тебя что, братец?
Леопард тоже поцарапал себе голову и ответил:
— Моя дичь должна была иметь нежную серовато-жёлтую шерсть и называться зеброй; между тем шкура пойманного мной зверя покрыта чёрными полосами. Ну, скажи, пожалуйста, зебра, что ты с собой сделала? Разве ты не знаешь, что там, в Высоком Фельдте, я мог видеть тебя за десять миль; теперь же ты расплываешься перед глазами и тебя нельзя разглядеть.
— Да, — сказала зебра, — но ведь мы не в Высоком Фельдте, а в другом месте. Разве ты этого не видишь?
— Теперь-то вижу, — сказал леопард, — но вчера я ничего не видел. Скажи, почему это?
— Отпустите нас, вы оба, — сказала зебра, — и мы вам покажем, в чем дело.
Эфиоп и леопард отпустили зебру и жирафа; зебра побежала к большим кустам терновника и остановилась там, где от них падали полосы теней. Жираф же подошёл к высоким деревьям, под которыми лежали узоры из теневых пятен. Теперь ни ту, ни другого нельзя было разглядеть в лесу.
— Хи, хи! — сказал эфиоп.
— Теперь смотрите, — сказали зебра и жираф, — вот как делается у нас. Раз, два, три! Где ваш завтрак?