Сказки Королевства
Шрифт:
— А зачем они приходят? — подается вперед самый старший из слушателей, Вирэд. Скоро усы начнут расти, а все сказки любит.
Старая Найя долго смотрит перед собой, медленно выпуская уголком рта струйку сизого дыма.
— Я так думаю, что за теплом, — наконец говорит она. — Холодно им там и одиноко без любви и страстей простых смертных. Поэтому и тянет их к нам, как продрогших путников к огоньку.
— Вот бы посмотреть на них, — зачарованно лепечет Марика.
— Тьфу, глупая, — тычет в бок ее сестра, — чего не хватало! Мамка говорит, встреча такая не к добру.
А
Так проходит время. Каждое лето собирает Найя вокруг себя детей. Соседи привыкли, пусть себе собирает, — и детям занятие, и Найе отдушина. Единственный-то сын ее погиб несколько лет назад, никого у нее не осталось. Год идет за годом. Уходит в стражники Вирэд. Выходит замуж в соседнюю деревню Сахинка. Открывает в городе свою пекарню Каст. И только Марика — уже совсем не малышка, а красивая светловолосая девушка — так и ходит к костру послушать истории про старые времена.
— Не к добру это, — вздыхает время от времени ее мать, молочница Шинна. Но и она машет рукой на дочкины причуды, когда та после долгих раздумий принимает наконец настойчивые ухаживания купца Дирэла. В конце-концов, свои дети пойдут, глядишь, и не до сказок будет.
Но с детьми у молодых не ладится. Отвернулись боги. Правда, Марика и не тужит особо, а к Найе на посиделки как бегала, так и бегает.
Еще год проходит. Собираются как-то парни и девки в соседнее село на праздник самой короткой ночи. Дирэл в ту пору в городе находится по торговым делам, а Марика совсем от скуки мается. Свекровь ее и подговаривает ехать с подругами на праздник — все лучше, чем с детворой сидеть да старческие бредни слушать.
Праздник удается на славу. Костры горят ярко. Марика с подругами набирают охапку самых красивых цветов, плетут из них венки да ожерелья или прото заплетают в косы. А как вечер наступает, собираются в круг и начинают танцевать. Лихо да весело.
Никто потом не помнил, откуда он взялся. Вот не было его — а вот уже стоит у самого круга. Высокий, широкоплечий, а стан тонкий и гибкий, как у девицы. Длинные черные волосы блестящей гладью падают на плечи. Лицо словно из мрамора вырезано да солнцем расцвечено. И смотреть невмочь — и глаз отвести не выходит. Рубаха на нем простая, небеленая, а смотрится богаче шелков да бархата. Остановился напротив да наблюдает из-под опущенных ресниц, как девушки пляшут.
А когда поднимает взгляд, у Марики сбивается дыхание. Темно-синие — как сумеречное летнее небо — омуты смотрят ей в самое сердце. Так и глядит на нее, не отрываясь, словно других плясуний и нет рядом. А Марика танцует, как никогда в жизни. Пятки еле касаются земли, косы распущенные вьются вокруг золотыми воздушными змеями. И сердце так стучит, что вот-вот из груди вырвется. И на незнакомца, конечно, посматривает.
А тот прикрывает ненадолго глаза, и по лицу его тень пробегает. А когда снова смотрит на девушку, взгляд его уже безмятежен, только лицо словно льдом приморожено. И Марике становится тревожно. Так не смотрят на хорошеньких девушек. Так смотрят, когда примиряются с неизбежным или идут на верную смерть.
Но тут незнакомец
Она помнит малину. Крупные темно-розовые ягоды у нее на ладошке. Она протягивает их ему, тот смотрит лукаво и ласково, наклоняется, не отрывая взгляда, глаза в глаза, и нежно берет губами малину прямо с ее руки. И Марику совсем не удивляет, что для малины-то сейчас не время — кусты только-только покрылись цветами. Потом — поцелуй с малиновым вкусом, бархат кожи под пальцами, ночное небо, так похожее на его глаза, жаркий шепот, прохладный ковер из трав и то извечное, нутряное желание, что заставляет двоих сливаться в священном ритуале.
Она просыпается на его плече. Он не спит, рассматривает ее с такой безнадежной тоской, что тревога снова охватывает все ее существо.
— Как тебя зовут? — спрашивает Марика просто чтобы не молчать, чтобы чем-то заполнить эту гнетущую тишину.
— Эорданн, счастье мое, — грустно улыбается он, заправляя ей за ухо непослушную золотистую прядку.
— Э-ор-дан-н-н, — по слогам повторяет Марика и замечает, как прикрывает он глаза, жадно впитывая звуки ее голоса, словно иссушенная земля легкий летний дождь.
— Забери меня с собой, — с тающей надеждой просит девушка.
— Если бы я только мог, сердце мое, — пальцы его судорожно сжимаются кулаки, а взгляд полыхает такой застарелой болью, будто Марика ткнула пальцем в давнюю рану.
Он провожает ее до дома, и каждый шаг ложится на плечи девушки тяжелым камнем. Не думает она о родных, о том, как объяснит им свое отсутствие. Единственная мысль, которая ее занимает — как ей жить без него.
— Зачем тогда ты пришел, зачем позвал меня? — шепчет Марика, и слезы катятся по щекам.
— Я пытался не тревожить тебя, радость моя, — отвечает Эорданн странное. — Но так выходит еще хуже.
Он нежно берет ее лицо в свои ладони, бережно убирает слезинки.
— Не плачь, не множь печаль. Как бы горько не было, знай, что я теряю в два раза больше. Ступай, жизнь моя, я не умею оглядываться.
И Марика идет через поле на негнущихся ногах и знает, что он смотрит ей вслед. До последнего смотрит, пока не исчезнет ее фигурка, не растворится среди деревенских домиков и заборов.