Сказки летучего мыша
Шрифт:
Преображенный эсесовец помолчал, ожидая ответа от «сеньора Ибароса». Подчиненные его, да и девушка, вообще под землей не произнесли не слова. И у Хосе язык прилип к гортани, тишину нарушало лишь потрескивание факелов.
Почему они не взяли фонари? Почему вот так, по-дедовски? – подумал парень. Не то чтоб этот вопрос так уж его волновал, но думать об остальном увиденном желания не было.
Кранке сказал пару коротких фраз по-немецки. Двое автоматчиков с факелами шагнули во мрак, притаившийся за проломом стены. Пауль подтолкнул Хосе в спину: давай, мол, за ними! Как же не хотелось, Хесус-Мария… Но вроде
Хосе украдкой коснулся висящего под мундиром крестика – спаси и сохрани, Пресвятая Дева! – и вошел в каменную пасть, оскалившуюся обломками каменных зубов.
А там оказался не подземный ход – самая натуральная пещера. Уж не эсзсманы прокопали, ясное дело. Идти по трое в ряд можно, и неровные своды высоко – рукой не дотянешься. Чересчур длинной пещера не была – через пару сотен шагов привела в подземный зал – не очень обширный, чуть побольше, чем столовая в графском особняке.
Идущие первыми факелоносцы прошагали зал насквозь – развернулись, чуть разошлись в стороны. И застыли, словно в почетном карауле по обеим сторонам от… Хосе не сразу понял, что там увидел. Казалось, гигантская подземная пушка нацелилась прямиком в рядового Ибароса: под землю наклонно уходил туннель – стены гладкие, ровные, будто отполированные, сечение – почти идеальный круг.
Однако: невдалеке от дульного среза пушечное жерло перекрывала не то затычка, не то перемычка – горизонтальная, и оттого оказавшаяся овальной формы. Тот же отполированный камень – на вид монолитно смыкающийся со стенами. На перемычке были высечены глубокие канавки, складывающиеся в правильный пятиугольник, большой, со сторонами не меньше метра… Было там, на этой затычке-перемычке, и что-то еще, небольшое, явно искусственного происхождения – но Хосе не успел разглядеть в неверных отсветах факелов…
– Ну вот, сеньор Ибарос и сеньорита Мурильо, именно здесь вам и предстоит выполнить вашу крайне важную и ответственную миссию.
Хосе слушал, не слишком вежливо повернувшись к оберштурмбанфюреру спиной, – никак не мог оторвать взгляд от канавок пятиугольника.
Потом парень начал все же оборачиваться, и… И всё произошло быстро. Кранке, едва отзвучала его тирада, взмахнул широченным рукавом, как птица крылом. Сверкнула сталь. Мария дернулась. Схватилась за горло.
Хосе рванулся вперед – инстинктивно, не рассуждая. Тут же в обе его руки вцепились, с хрустом заломили вверх. Резкая боль в суставах заставила согнуться пополам. И не позволяла разогнуться. Однако – из неудобного положения, вывернув шею, – он ВИДЕЛ ВСЁ. Не желал смотреть на это, хотел закрыть или отвести глаза – но не мог оторваться от кошмарного зрелища.
Марию тоже держали – сразу трое эсэсовцев. Четвертый подставил бронзовый сосуд старинного вида под струю крови, толчками бьющую из рассеченной артерии. Кровь в свете факелов казалась черной.
Кранке стоял молча и неподвижно, крестом раскинув руки – в одной был зажат широкий нож с искривленным лезвием.
Тело девушки конвульсивно подергивалось в руках дюжих мордоворотов, но все слабее и слабее. Одновременно слабел поток крови.
Казалось, что сосуд из темной, почти черной бронзы на глазах светлеет, начинает блестеть сильнее…
Хосе понял, что он вопит – дико, истошно –
Потом на то, что видел Хосе Ибарос, начал наползать мрак – словно эсэсманы один за одним гасили свои факелы. Но, может, это просто темнело в глазах у Хосе. Исчез Кранке, исчезли другие эсэсовцы – осталась девушка и бронзовый сосуд, в который падали последние тяжелые капли… Потом темнота поглотила и Марию. В первородной черноте сосуд сверкал начищенной бронзой – Хосе вдруг понял, что это Грааль, только Грааль с кровью Девы Марии, и… Не стало ничего. Лишь темнота.
Это была пощечина – другого слова не подобрать.
Пощечина генералу Инфантесу, пощечина самому каудильо Франко, пощечина всей Испании.
Никто из приглашенных высших немецких чинов на празднование седьмой годовщины Освободительной войны не явился. Никто. Ни Линденнман, ни Клюффе, ни кто другой из генералитета. Прислали занюханного оберста из штаба 18-й армии – и всё. Он и в списке-то немцев, награждаемых к годовщине испанскими наградами, не значился…
Даже оберштурмбанфюрер Кранке, официальный представитель рейха при «Голубой дивизии», – и тот на прием не явился. Сослался на недомогание после недавнего ранения, – хотя еще утром вышагивал по особняку, на вид живой и здоровый.
Что оставалось делать Команданте? Лишь хорошую мину при плохой игре. Словно бы и не произошло ничего непредвиденного… Вручили награды группе своих солдат и офицеров – коробочки с орденами, предназначенными немцам, отложили, дабы отправить потом с нарочным. Перешли в столовую, где все было готово к банкету (пока Команданте вручал награды, один стол оттуда вынесли, и убрали лишние приборы – дабы отсутствие германских гостей не резало глаз).
Команданте взял бокал, прокашлялся. Голоса смолкли, слушали первый тост генерала стоя.
– Господа… – начал он.
Закончить речь генералу Инфантесу не довелось.
Хосе пришел в себя от холода. Но веки разомкнуть не спешил. Попытался понять: где он и что с ним происходит? Неужели сон после двух стаканов вина обернулся этаким кошмаром? Ведь не было, не было, не было ничего! Ни пещеры, ни Кранке с ножом, ни струи черной крови, хлещущей из рассеченного горла Марии…
Надежда оказалась тщетной. Койка, на которой спал Хосе в своей клетушке, была жестковата – но сейчас он лежал на чем-то куда более твердом и холодном. На камне? Похоже на то… Рот заткнут – ни крикнуть, ни выплюнуть кляп. А еще Хосе показалось, что он полностью обнажен. Осторожно, всё еще не желая этого делать, он приподнял веки… И тут же услышал резкий оклик на немецком.
Кошмар никуда не делся. Та же пещера, тот же тусклый свет факелов… Виделось всё в ином, странном ракурсе. Через пару секунд он понял причину. Хосе лежал на той самой монолитной плите-заглушке, перекрывшей напоминающий пушку туннель. Прямо на высеченном в ней пятиугольнике.
Руки и ноги парня оказались широко раскинуты, – ни шевельнуть, ни двинуть. Что-то держало конечности, что-то прижимало к камню. Взглянуть, что именно, не удалось. Шею тоже неподвижно фиксировал какой-то ошейник. И – подозрение полностью подтвердилось – никакой одежды на Ибаросе не было. Ни лоскутка, ни ниточки…