Сказки наяву (сборник СИ)

Сарева Рада Александровна

– Тиэ, опять запаздываешь. Скоро рассвет, опять списывать будешь.

Дедушка хитро щурился и постукивал трубкой по ладони. Тиэ мотнула головой, наморщившись. Все-то он знал, и про ее уроки, требующие усиленного внимания и немалого усердия, тоже.

Озеро шевельнулось. Мятные рыхлые облака, плавающие по его глади, задрожали и начали таять. Трава-серебрянка потянулась вверх, впитывая цвета радуги, поднявшейся со дна.

Тиэ бросила в воду камушек. Раздался легкий стук — камень подскочил вверх и прилип к желтой полосе радуги, разбрызгивая вокруг капли света.

Мир образов.

Мир духов и чьих-то снов, где в небо ведут мириады лестниц, где облака летят не вверх, а вниз, где от радуги можно откусить кусочек со вкусом лимонного пирога, а человеческие сны, свернутые пестрыми клубками, перекатываются на тонком кисельном дне подобно устрицам в морях. Старшие Хранители сплетают эти сны в огромное полотно, из которого Главная швея после сушки выкраивает Озарения, Мудрость, Идеи и Мечты. Тиэ, юный хранитель снов пятидесяти лет от роду, готовилась в этот день сдать свой первый экзамен. Всего-то нужно было нырнуть в озеро, найти запутавшийся сон и привести его в порядок, выпрямить нить, чтобы не было узелков в общем полотне. Задачка, с которой мог справиться и ребенок, у которого еще Свет не определен. Единственная опасность — провалиться через кисельное дно в настоящее человеческое небо. Но учителя всегда рядом с крючками наперевес, чтобы затянуть увлекшегося ученика обратно на Седьмую сферу.

С радуги сорвалась огромная сиреневая капля. Еще минута — и пора. Тиэ сжала губы, вспоминая все, чему ее учили. На боку висел набор ныряльщика — рыбацкий ножик(нити снов очень крепкие), крючок(чтобы распутать узелки) и катушка. Дедушка с интересом наблюдал за ее приготовлениями, добродушно шевеля седой щеткой усов.

Наконец, подошла Учительница, толстая, рыхлая, как мятные облака. Привязала к поясу своей ученицы спасательный трос. Порылась в бездонной сумке в поисках песочных часов.

– Тиэ Дрим, у тебя есть пятнадцать минут на выполнение задания. На старт, внимание…

Тиэ подошла к самой кромке воды, крепко зажмурилась. Озеро лизнуло пальцы ног холодным языком.

Ветер донес очередную цитату сна. «Мы рождены для радости».

Прогудел шмелем перламутровый свисток.

– Марш!

Прохладная вода, окрасившись всеми цветами радуги, сомкнулась над ее головой.

Тиэ досчитала до семи и открыла глаза. Сквозь разноцветную лунную толщу воды прорастали со дна длинные стебли сонной травы. Тиэ аккуратно поплыла сквозь уходящие вверх заросли, раздвигая их руками. Каждое прикосновение заставляло нити светиться, а в голове проносились стайками чужие мысли. Про любовь, про ненависть, про деньги, про кошмары. Все чисто, гладко, все по сценарию. До конца экзамена оставалось минут пять, когда Тиэ вдруг заметила запутавшуюся нить. Огромный, набрякший черным узел распух на золотой струне. Струну водило из стороны в сторону, раскидывая вокруг желтовато-красные искры. Искры впивались в соседние нити, внося сумбур в сны других людей.

Перламутровый крючок впился в узел, ослабляя нить, вот уже наготове катушка, чтобы размокнуть этот замок, нож — чтобы очистить нити от гнили.

Человеку снился очень странный сон.

«Все равны. Все умрем.»

От уколов мыслеискр Тиэ вздрагивала.

«Одиночка или маяк для других?»

Вмешиваться

в сон молодым хранителям категорически запрещалось. Оставалось висеть на нити, пытаясь ее расслабить, и слушать чужие мысли, от которых сильно шумело в ушах.

«Место человека в мире без самой картины мира не определить»

Искра попалась крупная, жгучая. Тиэ вскрикнула, выронив нож. Это было очень плохо. На ладони раздувался безобразный ожог, веревка страховки начала нагреваться — знак того, что время на исходе. А нож упрямо плыл ко дну.

Нить затрясло еще сильнее, обдав Тиэ градом искр.

Нож впился лезвием в кисельное дно и…начал проваливаться вниз.

«Для чего жить?»

Последняя искра пережгла спасательный трос. Нож почти исчез из виду. Тиэ вскрикнула, рванулась вниз, ухватившись за основание нити. Последний вопрос спящего бился в голове, заставляя сжимать зубы.

Нож тускло сверкнул изнутри нежно-розового дна.

– мы рождены для радости!

Последняя цитата сна сама собой всплыла в голове. Нить замерла на месте. Тиэ рванулась вниз на ножом. Руки провалились в теплое желейное дно, нащупывая нож. Трос страховки уплыл вверх — время истекло. Тиэ расстроено вздохнула, упорно пытаясь поймать скользкую рукоять ножа — не видать ей в этом году пояса хранителя.

Где-то недалеко вдруг лопнула натянутая нить, пустив по толще воды взрывную волну.

Определенно это был не ее день, успела подумать Тиэ, летя головой вниз, в то самое кисельное дно, через которое так просто провалиться в мир людей…

–

Утро выдалось на редкость мерзкое. Мелкий холодный дождь смазал все за окном, мокрый осенний ветер заставлял посильнее поднимать воротник и прятать уши. Зонт, по обыкновению, остался на работе, капюшон в природе этого плаща отсутствовал, что радости не добавляло.

Хмурое обычное утро хмурого обычного дня. Еще и сон выдался неудачный, неприятный, вязкий, как остывший бульон.

– друг, ты совсем выцвел. Может, хватит сидеть до утра за компьютером?

Он усмехнулся.

– кто бы говорил, Ирина, кто бы говорил. Результатов работы нет. Сидишь и не понимаешь — а для чего?

Ирина свернула окошко сообщения на мониторе, крутнулась на стуле.

– результат не виден? То, что сейчас происходит, что удалось создать за полтора года — чем тебе не результат? С нуля поднять такую махину!

Он вздохнул.

– этого мало. Очень мало. Ладно, я на обед.

Ирина кивнула, не сводя взгляд с бегущей строки статистики. Осень, что поделать. Да и работа, она признавала это, была на редкость монотонной и непонятной. Таким людям, как они, было очень сложно постичь всю прелесть бюрократической машины, так лелеемой всеми людьми старшего поколения. На деле ничего, кроме кипы макулатуры, истрепанных нервов и потерянного впустую времени, эта машина не производила.

–

Дождь утих. В воздухе плавал запах бензина и мокрой городской пыли. На каждом столбе мелькали глазки камер, ютились на перекрестках огромные экраны, отсвечивали зеркальной тонировкой окна офисов и кафе. Жизнь под прицелом, куда ни глянь. Постоянное наблюдение, постоянный риск ошибиться, оступиться — не от себя, от мнения других.