Сказки о силе
Шрифт:
Мои глаза начали успокаиваться в какой-то момент и затем без всякого перехода я уже следил за шаром света, скользящим взад и вперед по чему-то, что, казалось, было поверхностью катка с тысячами лучей света, сияющими на ней.
Картина была ясной. Затем шар огня остановился и остался неподвижным. Голос встряхнул меня и рассеял мое внимание. Это заговорил дон Хуан. Сначала я не мог понять, что он говорит. Я опять взглянул на шар огня. Я мог различить только дона Хенаро, лежащего на земле с разбросанными руками и ногами. Голос
— Любовь Хенаро — это этот мир, сказал он. — он только что обнимал эту огромную землю, но поскольку он такой маленький, все, что он может делать, только плавать в ней. Но земля знает, что он любит ее, и заботится о нем. Именно поэтому жизнь Хенаро наполнена до краев, и его состояние, где бы он ни был, будет изобильным. Хенаро бродит по тропам своей любви, и где бы он ни находился, он цельный.
Хенаро сел перед нами на корточки. Он мягко погладил землю.
Это предрасположение двух воинов, — сказал он. — эта земля, этот мир. Для воина не может быть большей любви.
Дон Хенаро поднялся и минуту сидел на корточках рядом с доном Хуаном, пока они оба пристально смотрели на нас. Затем они оба сели, скрестив ноги.
— Только если любишь эту землю с несгибаемой страстью, можно освободиться от печали, — сказал дон Хуан. — воин всегда весел, потому что его любовь неизменна и предмет его любви — земля — обнимает его и осыпает его невообразимыми дарами. Печаль принадлежит только тем, кто ненавидит ту самую вещь, которая дает укрытие всем своим существам.
Дон Хуан опять с нежностью погладил землю. — Это милое существо, которое является живым до последней крупицы и понимает каждое чувство, успокоило меня. Оно вылечило мои боли и, наконец, когда я полностью понял мою любовь к нему, оно научило меня свободе.
Он сделал паузу. Тишина вокруг нас была пугающей. Ветер свистел мягко, а затем я услышал далекий лай одинокой собаки. — прислушайся к этому лаю, — продолжал дон Хуан. — именно так моя любимая земля помогает мне представить вам этот последний момент. Этот лай — самая печальная вещь, которую можно услышать.
Минуту мы молчали. Лай этой одинокой собаки был настолько печален, а тишина вокруг нас настолько интенсивной, что я ощутил щемящую боль. Она заставила меня думать о моей собственной жизни, о моей собственной печали, о моем собственном незнании куда идти и что делать.
— Лай этой собаки — это ночной голос человека, — сказал дон Хуан.
— Он исходит из дома в той долине к югу. Человек кричит через свою собаку, поскольку они являются компаньонами по рабству на всю жизнь, выкрикивая свою печаль и свою запутанность. Он просит свою смерть прийти и освободить его от мрачных и ужасных цепей его жизни.
Слова дона Хуана затронули во мне самую беспокойную струну. Я чувствовал, что он говорит, обращаясь прямо ко мне.
— Этот лай и то
Он пересказал историю, которую я когда-то рассказывал ему о семидесятидвухлетнем старике, который жаловался, что его жизнь была такой короткой, что ему казалось, будто всего день назад он был мальчиком. Этот человек сказал мне: «я помню ту пижаму, которую я обычно носил, когда мне было десять лет от роду. Кажется прошел всего один день. Куда ушло время?»
— Противоядие, которое убивает этот яд — здесь, — сказал дон Хуан, лаская землю. — взгляните на вас двоих. Вы добрались до объяснения магов, но какая разница от того, что вы знаете его? Вы более уединены, чем когда-либо, потому что без непреклонной любви к тому существу, которое дает вам укрытие, уединенность кажется одиночеством.
Только любовь к этому великолепному существу может дать свободу духу воина. А свобода это есть радость, эффективность и отрешенность перед лицом любых препятствий. Это последний урок. Он всегда оставляется на самый последний момент, на момент полного уединения, когда человек остается лицом к лицу со своей смертью и своим уединением. Только тогда этот урок имеет смысл.
Дон Хуан и дон Хенаро поднялись и потянулись руками и спиной, как если бы от сидения их тела онемели. Мое сердце начало быстро колотиться. Они заставили меня и Паблито подняться.
— Сумерки — это трещина между мирами, — сказал дон Хуан. — это дверь в неизвестное.
Он указал широким движением руки на утес, где мы стояли. — Это плато находится перед дверью. Он указал на северный край утеса. — Там дверь. За ней — бездна. А за бездной — неизвестное.
Затем дон Хуан и дон Хенаро повернулись к Паблито и попрощались с ним. Глаза Паблито были влажными и неподвижными. Слезы катились у него по щекам. Я услышал голос дона Хенаро, прощавшегося со мной, но не слышал дона Хуана.
Дон Хуан и дон Хенаро подошли к Паблито и коротко что-то шепнули ему на уши. Затем они подошли ко мне. Но еще прежде, чем они что-либо прошептали, я ощутил то особое чувство расщепленности.
— Мы теперь будем просто пылью на дороге, — сказал Хенаро. — может быть когда-нибудь она опять попадет в твои глаза.
Дон Хуан и дон Хенаро отошли в сторону и, казалось, слились с темнотой. Паблито взял меня за руку и мы попрощались друг с другом. Затем странный порыв силы заставил меня бежать вместе с ним к северному краю утеса. Я ощущал его руку, когда мы прыгнули, а затем я был один.