Сказки о страшном
Шрифт:
кусты
Мария оглядела ближайшую ветку.
как возле центра
У них шипы, длинные, торчащие в разные стороны. Она схватилась за ветку, отчаянно пытаясь сломать её, ободрав ладонь.
пожалуйста!
Ветка оторвалась, и Мария не стала останавливать инерцию, позволила своей руке хлестнуть на всю мощь. Острые шипы пришлись как раз по морде питбуля. Собака остановилась, пропахав лапами по земле и жалобно скуля.
Питбуль опустил голову, попытался потереть залитую кровью морду передней лапой.
– Прости, – сказала Мария и ударила его по голове каблуком ботинка. Часть её – милосердный доктор – протестовала глубоко внутри, но владела ею другая часть – жестокий убийца. Не следует убивать, если можно обойтись без этого, но если кто-то пришёл убить тебя, убей его первым.
Покончив с питбулем, она вернулась во двор. Овчарка была ранена, но не смертельно. Пёс подошёл к ней, виляя хвостом. Мария на секунду закрыла глаза. У питбуля бешенство, это говорило ей её сияние. Значит, овчарка тоже заражена…
Она посмотрела в умные глаза собаки, которые просили её кое о чём. И она отлично понимала эту просьбу.
прости
Она присела на корточки, пёс подошёл и лёг на землю у её ног.
Сегодня Доктор Сон выполнит работу Доктора Смерти.
Сегодня Доктор Сон проводит на тот свет не человека, но собаку.
Она нашла Данте в объятиях Дэвида.
– Мы боялись за тебя, – спокойно объяснил Дэвид, прижимая Данте к себе ещё сильнее.
– Вы всё видели.
– Я знал, что ты бежишь, – подал хриплый от плача голос Данте.
– А я знал, что за тобой гонится сама Смерть, – добавил Дэвид.
– Завтра всё закончится, – прошептал Данте, и она почувствовала холод где-то в животе. Завтра она работает вечер и ночь.
Утро выдалось тёплым, светило солнце, и ей никак не верилось, что это могут быть последние сутки в её жизни. Почему последний день всегда должен быть настолько красивым, чтобы было жалко покидать этот мир?
Мистер Кинг был на пару дней отпущен домой.
сегодня всё закончится
Марии угрожала смертельная опасность. Теперь уже непосредственно ей. Ему плохо писалось, хоть он и понимал, что его время на исходе, а роман закончить надо обязательно. Мыслями он всё возвращался и возвращался к ней. На его часах было полвосьмого, значит, она скоро приедет на работу ко второй смене.
Он встал с кресла и пересел на кровать. Лёг, а Молли Воплощение Зла запрыгнула к нему в ноги. Мистер Кинг закрыл глаза и постарался перенестись к Марии. Пусть хоть его сияние будет с ней.
На работе её ждёт неприятный сюрприз.
– У нас тяжёлая пациентка, – с порога услышала она голос Антоныча.
– Что случилось? – спросила Мария, забрасывая свои вещи на полку шкафа.
– СКВ, с сердечной недостаточностью.
– Беременная?
– Уже нет, но пока и нетранспортабельная. Вернее, её заберут, но не сегодня. Ждут, пока можно будет не забирать. Поэтому… шеф остаётся дежурить с нами, устроен индивидуальный пост в двухместной на физиологии, а ты побудь анестезиологом, пожалуйста.
Антоныч пил кофе большими глотками, чего Мария за ним обычно не замечала. Их ждали весёлые
вернее ужасные
шестнадцать с половиной часов.
К восьми вечера телевизор им надоел, а кофе практически кончился. Антоныч бесцельно щёлкал пультом, переключаясь с канала на канал.
– Ты пробовала что-то сделать? – внезапно спросил он, будто продолжил начатый разговор.
– С куклой?
– С какой ещё куклой?– он удивлённо поднял брови, и Мария поняла, что не рассказала ему.
– Все неприятности в отделении начались, когда Алина купила шарнирную куклу.
– А, вампира этого? – Антоныч покачал головой – опять Алина учудила!
– Да. Я думаю, что сущность, или смерть, или что-то там, вселилась в эту куклу. Алина не может унести его домой раз и навсегда, он вечно возвращается, – Мария помолчала, потом припомнила первый вопрос коллеги. – Я провела все обряды, которые нашла, но ничего не помогло. Если мы правы и в куклу вселилась смерть, то я не знаю, как её оттуда выгнать.
Они оба задумались.
Утром того дня в приёмном покое гинекологического корпуса Центра происходила интересная сцена. Странная девушка, худоватая, бледноватая, с длинными чёрными волосами, заплетёнными в африканские косички, с абсолютно неправильными чертами лица, заламывала руки. Её тонкие, словно паучьи лапки, пальцы переплетались под какими-то немыслимыми углами. Она вся сжалась в комок и дрожала от холода, хотя батареи ещё хорошо грели, а она была тепло одета. Её муж (тоже худоватый) колоритный длинноволосый блондин с козлиной бородкой наблюдал за ней с напряжённым интересом. Наконец, он не выдержал и взял её трясущиеся руки в свои:
– Надя. Надя, перестань.
– Мне страшно, – пискнула она высоким голосом и подняла на него маленькие подслеповатые янтарно-зелёные глаза. Было в этом взгляде что-то такое, что любой, встретивший его, понимал – она видит больше, чем позволяют её глаза.
– Солнышко, мы ведь всё обсудили заранее. Ты ведь уже не боялась операции, правда?– он разговаривал с ней, как с ребёнком, уговаривал, и в этот момент всем присутствующим стало ясно, что Надя не в себе. «Не в себе» – интересное выражение для душевной болезни. Владимир, её муж, никогда не говорил ни его, ни слов вроде «сумасшедшая»,