Сказки о страшном
Шрифт:
что-то внутри него
ему жутко не нравился. – Давайте подчистим их запасы конфет. Я Дэвид, кстати.
Глюино улыбнулся, кивнув в знак знакомства.
– А я Данте, – улыбнулся и Данте, обходя большую тарелку, которая служила медсёстрам в качестве вазы для конфет, и садясь по-турецки. Дэвид понял этот жест по-своему – Данте хотелось быть подальше от Глюино. Дэвид тоже подсел к тарелке с конфетами, потирая руки. Вампир чуть помедлил.
– А разве так можно? – усомнился он. – Нас увидят, и…
– И что? – усмехнулся Дэвид,
Данте вздрогнул. Это был девиз Белорусского общества любителей шарнирных кукол. Мария рассказывала им о нём, и даже выкладывала их фотографии в группы Общества в социальных сетях, но никогда лично не приезжала на встречи и не давала своих кукол никому из членов Общества в руки. Она была собственницей, но Данте подозревал, что были и другие причины, по которым она не хотела подпускать их близко к кому-то из остальных шарнирщиков.
День выдался спокойным, и вечером она лежала на расстеленной постели в ординаторской, читая какой-то очередной ужастик на телефоне. Марии казалось, что её куклы ведут бессловесную беседу, но она не решалась вмешаться. В конце концов, может, она ошибается – ведь Данте не
слышит
может читать мысли. Возможно, они просто думают хором – об одном и том же.
– Что видели?– наконец, спросила она, выключая телефон и откладывая его в сторону. Она неосознанно посмотрела сразу на Дэвида, словно не ожидала от Данте никакого желания говорить.
– Он живой, конечно… Но… что-то не так. Не могу точно сказать, что. У тебя он тоже вызывает леденящий душу ужас?
Мария кивнула.
– Такое ощущение, что у него амнезия – так ведь называется потеря памяти? Он словно что-то скрывает, а может – и вправду не помнит, не знаю. И… он выглядит очень больным. Будто его изнутри пожирает какая-то тварь.
– Но сам он не злой?
– Нет, – Дэвид чуть нахмурился, потеребил волосы, – думаю, нет. Он просто потерянный мальчик…
– Мария, беги отсюда, – вдруг раздался высокий голос Данте. Дэвид в один прыжок преодолел расстояние между тумбочками, на которых они сидели, и обнял Данте, повалив его навзничь.
– Что с тобой? – Дэвид чуть встряхнул его, убирая с лица влажные от пота пряди волос.
– Прости… – шепнул Данте. – Я словно в трансе был… Мне так не нравится этот Глюино…
Резко зазвонил внутренний телефон. Экстренное кесарево – к счастью, всё обошлось хорошо и для матери, и для ребёнка, но Данте и Дэвид узнали это спустя минут сорок, до того пребывали в неведении. Они не хотели без приглашения заглядывать в мысли Марии.
– Мария Эдуардовна! У меня украли куклу!
Звонок от Алины раздался утром её выходного дня неделю спустя. Неделя выдалась беспокойной – много тяжёлых пациенток, бессонные ночи в родзале и в операционных… И вот ещё одно происшествие. Мария была окончательно и бесповоротно уверена в том, что Глюино вернётся сам. Потому что он ожил, потому что он знает, кому принадлежит, и ещё… ещё…
почему-то же он должен вернуться?
Очевидно, куклу взял кто-то из медперсонала. Алина со своим общительным характером успела показать её чуть ли не всему Центру, так что кто угодно мог положить на неё глаз. И если Глюино сам не вернётся, его не найдёшь.
Он нашёлся на следующий день. Мирно сидящим на столе в сестринской с отсутствующим взглядом. Он появился там около трёх часов дня, за то время, пока медсёстры приводили рабочие места в порядок перед пересменкой. В облике Глюино ничего не изменилось, а вот в персонале Центра ожидались подвижки, что Мария поняла вскоре по отчаянным воплям откуда-то сверху и последовавшим звонком на внутренний телефон.
Некая санитарка, которая, по мысли Марии, и украла куклу, зачем-то днём залезла на стул в хозяйственном помещении. Может быть, хотела достать что-то с верхней полки шкафа. Или вытереть пыль. Так или иначе, она упала со стула, причём весьма неудачно. Её нашли на полу бездыханной пару часов спустя. Как можно сломать шею, падая со стула на пол, Мария ума не могла приложить. Разве что
что-то вмешалось
очень хотеть умереть.
– Опять ты всё пропустила. Вторая смерть в отделении от острого лейкоза, и тебя нет. Ты ж на работе только про своих упырей фильмы смотришь, или книги читаешь. Когда уже делом займёшься?– Антоныч говорил беззлобно, это была их манера шутить друг над другом.
– Вы, наверное, вчера «Город костей» пропустили. Ох уж эти пациентки с их СЛР, вечно телек посмотреть не дадут! – так же беззаботно ответила Мария, хотя в сердце влилась холодная тревога. Снова пора вызывать в отделение священника. И изгонять бесов,
знать бы каких
которых вечно боится их набожный шеф. Знал бы он, каковы они, настоящие бесы!
Христианство придумало себе врага, потому что, как выразился мистер Кинг, в любой истории должен быть отрицательный персонаж. В хорошей истории он должен активно взаимодействовать с положительными. Если повезёт и удастся не убить «плохого парня», то история будет длится вечно. Христианству уже чуть более двух тысяч лет – почти вечность по меркам обычного человека. Плохой парень жив, хороший – постоянно следит за нейтральными персонажами. Плохой парень пакостит, хороший пытается всё исправить. Но никто из них окончательно не победит. Потому что христианство – хорошая история.
В мире есть зло помимо придуманных бесов, и против него религии особенно нечего предложить. И тем не менее эти ритуалы каким-то образом действуют.
нам нужна вера
Марии оставалось только надеяться, что ночь пройдёт хорошо.
В ординаторской было холодно, несмотря на горячие батареи. Интересно, это холод почувствует любой вошедший сюда человек, или только те, кто сияет? Мария дремала, завернувшись в два одеяла. Она понимала, что уже приближается утро, и заставляла себя хоть немного поспать, когда ручка двери чуть щёлкнула.