Сказки Перекрёстка
Шрифт:
Незаметно наступил вечер. Нас стали одолевать комары. В потемках мы набрали еще сколько смогли хвороста и развели костер.
— Спим по очереди? — спросил Женька.
— Да, надо поддерживать огонь, — ответила я. — А то волки…
Волками, впрочем, и не пахло. Скоро нас укутала тьма. Глядя на огонь, я старалась не замечать Женькиного взгляда и пыталась избавиться от померещившегося два мира назад беспокойства. Чье недовольство может преследовать меня? Валя и Оля злятся, что я бросила их, улетев с драконами? Нет, они остались при своем интересе, ведь никто из парней не пострадал, а я их стараниями выглядела
— Что у тебя с Германом? — спросил Женька.
Они что все, сговорились? Я не хотела вновь искать ответ на этот вопрос и задала свой:
— Зачем тебе это знать?
Наступила тишина, если можно так назвать немелодичное жужжание комаров и потрескивание веток. Неужели так заметно, что я к нему привязана, и мое настроение, мои мысли зависят от него? Я не только чучело принцессы на драконе, но и по жизни посмешище…
— Ты мне нравишься, — вдруг ответил Женька. — Но все говорят, что вы вместе.
Это совсем другое дело. Хотя бы не посмешище.
Что сказать? Если мы не вместе, то со мной может быть любой, кто этого захочет?
— Я одна, — сказала я. — Я одна, потому что я одна. Мне так хорошо.
Ночь прошла спокойно, если не считать того, что несколько комаров все же добралось до наших ушей, пока мы спали.
IV
А утром порталы совместились, и мы прошли в другой мир.
Здесь было лето, и день.
Развалины кирпичной постройки. Оглядываясь, мы торопливо сбросили куртки, шапки и сапоги. Женька предусмотрительно сложил это все в свою большую сумку.
Где-то кричали, я не могла разобрать, что и на каком языке. Вдруг человеческие крики перекрылись громким, угрожающим гулом, и невдалеке послышался взрыв.
Война! Настоящая, страшная война! Рядом опять закричали, а потом под бегущими ногами стали с шумом крошиться кирпичи разбитых стен. В закуток, где мы с Женькой боялись шевельнуться, из дверного проема влезло дуло автомата. Подчинившись инстинкту, мы упали на пол до того, как раздался выстрел. Но всего один. Потом в разрушенную комнату вбежал солдат в грязно-зеленой форме и черных сапогах, увидел нас и заорал по-русски:
— Здесь ребята!
Через секунду рядом с ним оказались еще двое солдат. Увидев нас, один удивленно присвистнул:
— Ребята… вы как тут оказались? Сидите смирно!
Женька машинально спрятал за спиной меч. На улице слышались автоматные очереди и возгласы, я уже поняла, что по-немецки. Наши солдаты отстреливались, резко высовываясь в оконные проемы и разбитую дверь и прыгали обратно. Тот, кто вбежал первым, весело подмигнул мне:
— Ничего, отобьемся!
Действительно, взрывов больше не было слышно, и выстрелы раздавались все дальше. Но солдат, осторожно, прижавшись к стене, вышедший на улицу, после громкого щелчка выстрела вскрикнул и упал. Падая, он завалился назад, в дом. Я подбежала к нему и увидела, что по его гимнастерке на животе расползается кровавое пятно. Кто-то сзади меня от души выругался и выскочил на улицу, после чего очередь там не смолкала минуту.
— Все! — крикнули с улицы. — Кончил засранца! Выходите!
Это нам. Сам боец вернулся и, взяв за руку, стал поднимать раненого. Другой оставшийся ему помог, поднимая товарища за другую руку.
Мы выбрались на улицу. В ушах звенело.
Из слуховых окон подвалов вылезали люди. Кто-то рыдал, кто-то смеялся.
— Ребята, вы чьи? — закричал нам кто-то.
— Уже ничьи, — потрясенно прошептал Женька.
Нас обступили женщины и дети с тревожными глазами.
— Мы сюда из деревни пришли, — нашлась я. — Из Березовки. К тете Маше. А тут…
Деревни Березовки есть везде. И тети тоже. Проверено.
— Где ж теперь вашу Машу искать? — замялся мужичок лет шестидесяти. — Немцы на том берегу, каждый день такое… Только и закапываем, уже не разбираемся.
Я услышала, что где-то рядом ребенок плачет от боли, и пошла на звук. Мальчик лет четырех сломал руку, девочка лет восьми обнимала его и плакала.
— Мама там, — говорила она, показывая на подвал. — Лежит и не двигается…
У меня внутри все сжалось от ее ужаса, и я помчалась в подвал. Женщина там была без сознания, но жива, завалена рухнувшими деревянными полками. Я ощупала ее голову: ничего, все цело. По моей ладони заструилось живительное тепло. Через пять минут она очнулась. Я разбросала остатки полок и помогла ей подняться на ноги и выйти по лестнице на улицу. Девочка радостно закричала. Я занялась мальчиком: положила его ручку на подходящий обломок доски, охладила свои ладони, а потом — опухоль в месте перелома, соединила отломки внутри ручки как надо, и начала залечивать.
— Дай длинную тряпочку, — попросила я его сестренку. Та метнулась куда-то и принесла рваный лоскут.
Я перевязала маленькую руку вместе с доской и сказала затаившей дыхание маме:
— Через три дня размотаете и посмотрите.
Так, кто-то еще плачет.
В этот момент меня нашел Женька.
— Ася, здесь куча порталов! Один — прямо на Остров, но послезавтра…
— Замечательно, — рассеянно ответила я, направляясь к рыдающей пожилой женщине. — Иди, я остаюсь.
— Что? — не сразу понял он. — Надолго?
— Пока я тут нужна.
Он остановился, как вкопанный, а я занялась скальпированной раной на голени женщины. Через некоторое время Женька подошел и встал рядом.
— Ася, ты нужна всегда и везде, — тихо заговорил он. — Но ты не можешь оказаться в тысяче мест сразу.
— Почему? — удивилась я. — Порталы дают такую возможность.
Он молчал, не понимая.
— Женька, — я попыталась объяснить: — я очень давно хотела сюда попасть. Смотри, сколько здесь боли и ужаса!
— Люди бегут от боли и ужаса.
— Если ничего не могут сделать. А я могу!
— Что?! Остановить войну? Ты историю учила? А в концлагерь ты не хотела попасть?!
— Хотела! Хочу!
Он сел на дорогу у ног женщины, ничего из его слов не понявшей и только следившей за моими руками. Обхватил ладонями лоб. Зачесал обеими пятернями волосы назад и уже спокойнее произнес:
— Да. Тебя выдержит только Герман.
Он глубоко о чем-то задумался.
Я закончила с женщиной и обнаружила, что за мной уже выстроилась очередь. Класс! И никакая инквизиция не подглядывает из-за угла!