Сказки, рассказанные на ночь
Шрифт:
Так беседовали путешественники, сидя в шатре, а в это время среди стражников, охранявших лагерь, поднялась тревога. На некотором отдалении от стоянки, приблизительно в получасе пути, показался значительный отряд вооруженных всадников, который, похоже, двигался прямо сюда. Вот почему один из караульных поспешил в шатер и сообщил, что надо быть готовым к нападению. Купцы принялись обсуждать, как им быть – то ли выдвинуться навстречу противнику, то ли остаться на месте в ожидании атаки. Ахмет и двое пожилых купцов склонялись к последнему, горячий Мулей и Залевк настаивали на первом и обратились к чужеземцу с просьбой поддержать их. Тот же невозмутимо вытащил из-за пояса синий платок с красными звездами, привязал его к копью и велел рабу водрузить самодельный флаг на шатер; он ручается головой, сказал чужеземец, что всадники, когда увидят этот флаг, спокойно проедут мимо и никого не тронут. Мулей не верил в успех этой затеи, но раб все же установил копье
Путешественники остолбенели от удивления и только переводили взгляд с удаляющихся всадников на гостя и обратно. Гость же стоял невозмутимо возле шатра, будто ничего особенного не произошло, и смотрел вдаль. Наконец Мулей прервал общее молчание.
– Кто ты, могущественный чужеземец, по одному знаку которого отступают дикие кочевники пустыни? – воскликнул он.
– Вы переоцениваете мое могущество, – ответил Селим Барух. – Я захватил этот платок, когда бежал из плена; что означает сей знак, я и сам не знаю, знаю только, что он надежно охраняет всякого, кто путешествует с ним.
Купцы возблагодарили гостя, назвав его настоящим спасителем. Отряд всадников и в самом деле был по численности столь велик, что караван едва ли сумел бы отбиться.
С легким сердцем все отправились отдыхать, а когда солнце склонилось к горизонту и легкий вечерний ветерок подул над песчаной равниной, караван снялся с места и продолжил свой путь.
На другое утро они снова разбили лагерь, расположившись в том месте, откуда оставался всего лишь день ходу до края. Когда же все по обыкновению собрались в большом шатре, купец Лезах первым взял слово:
– Вчера я сказал вам, что страшный Орбазан – человек благородный. Позвольте же мне сегодня рассказать вам в подтверждение этому историю о судьбе моего брата. Отец мой был кади в Акаре. И было у него трое детей. Я – самый старший, мои брат и сестра были намного младше. Когда мне исполнилось двадцать, меня призвал к себе один из братьев моего отца. Он объявил меня наследником всего своего имущества при условии, что я до самой его смерти останусь при нем. Однако ему суждено было прожить еще много лет, так что я смог вернуться на родину только два года назад и ничего не знал о том, какая ужасная участь постигла тем временем мою семью и как по милости Аллаха все разрешилось счастливым образом.
Спасение Фатимы
Мой брат Мустафа был всего на два года старше моей сестры Фатимы. Они горячо любили друг друга и вместе старались сделать все возможное, чтобы облегчить нашему немощному отцу бремя его лет. В день шестнадцатилетия Фатимы брат устроил ей праздник. Он велел созвать всех ее подруг, накрыл в отцовском саду богатый стол с изысканнейшими яствами, а вечером пригласил их на морскую прогулку, для чего заранее нанял лодку и по-праздничному украсил ее. Фатима и ее подруги с радостью согласились, ибо вечер выдался чудесный, а с моря в такой час открывался прекрасный вид на город. Девушкам так понравилось кататься на лодке, что они уговорили моего брата выйти подальше в море. Мустафа согласился на это скрепя сердце – ему не хотелось удаляться от берега, потому что несколько дней назад в здешних водах были замечены корсары. Недалеко от города девушки приметили скалистый мыс, уходивший в море, и захотели добраться до него, чтобы оттуда посмотреть, как солнце будет погружаться в воду. Когда они обогнули мыс, то увидели совсем рядом другую лодку, в которой сидели вооруженные люди. Предчувствуя недоброе, брат приказал гребцам тут же повернуть обратно и грести к берегу. И действительно, предчувствие не обмануло его, ибо другая лодка пустилась за ними вдогонку и благодаря тому, что на ней было больше гребцов, скоро уже обогнала их, а затем встала так, чтобы преградить собой путь к берегу. Когда девушки осознали, какая опасность им грозит, они вскочили со своих мест и принялись кричать и плакать. Напрасно Мустафа пытался успокоить их, напрасно уговаривал не устраивать переполоха, ибо от этого лодка того и гляди перевернется. Его никто не слушал, и дело кончилось тем, что, когда нападавшие подошли совсем близко, девушки от страха все сгрудились на корме и лодка все-таки перевернулась. Между тем появление чужого судна не прошло незамеченным для тех, кто наблюдал за морем с берега ввиду ходивших тревожных слухов об объявившихся тут корсарах, вот почему, заметив подозрительные маневры чужаков, несколько лодок немедленно вышли на помощь нашей. Они подоспели в последнюю минуту, чтобы выудить из воды утопающих. В сумятице неприятельская лодка сумела ускользнуть, а на наших двух лодках, принявших на борт пострадавших, все еще царила неразбериха, ибо было неясно, всех ли удалось спасти. Только когда обе лодки сошлись, выяснилось, что все на месте – все, кроме моей сестры и одной из ее подруг! Кроме того, обнаружилось, что среди пассажиров одной из лодок затесался какой-то чужак. Мустафа как следует пригрозил ему, и тот сознался, что он из команды неприятельского корабля, который стоит на якоре в двух милях отсюда на восток, и что его товарищи, спасаясь бегством, бросили его, пока он помогал вылавливать девушек из воды; он также подтвердил, что видел собственными глазами, как двух девушек нападавшие забрали с собой.
Горе моего старика-отца не знало пределов, но и Мустафа был совершенно убит – мало того что он потерял свою горячо любимую сестру и винил себя за постигшее ее несчастье, он лишился еще и другого дорогого ему человека – ведь подруга Фатимы, разделившая с ней ее горькую участь, была назначена ему в жены, и только наш отец еще ничего не знал о том. Мустафа боялся открыться ему, ибо ее родители, давшие свое согласие на этот брак, были люди бедные и к тому же низкого происхождения. Отец же мой отличался строгостью. Оправившись через некоторое время от скорбных переживаний, он призвал к себе Мустафу и сказал:
– Из-за твоей глупости я лишился на старости лет последнего утешения и радости моих очей. Ступай прочь с глаз моих на веки вечные! Проклинаю тебя и все твое потомство! Только когда вернешь Фатиму, отцовское проклятие будет снято с тебя!
Такого поворота мой бедный брат, конечно, не ожидал, он и сам уже твердо решил отправиться на поиски сестры и ее подруги и только думал просить у отца благословения, но вместо благословения получил проклятие, и с этим бременем ему предстояло отправиться в путь. Но если еще недавно он был совершенно раздавлен горем, то теперь, перед лицом всех этих несчастий, незаслуженно выпавших на его долю, он воспрял духом и был готов принять любые испытания.
Он пошел к пленному пирату, чтобы выспросить у него, куда следовал корабль, и узнал, что разбойники промышляют торговлей невольниками, которых они обычно привозят в Балсору, известную своим большим невольничьим рынком.
Когда Мустафа вернулся домой, чтобы собраться в путь, отец, похоже, уже остыл от гнева, ибо он передал Мустафе кошель золотых, чтобы тот в дороге не испытывал нужды. Мустафа же простился, обливаясь слезами, с родителями Зораиды – так звали его возлюбленную невесту – и отправился в Балсору.
Добираться до Балсоры ему пришлось по суше, поскольку не нашлось ни одного корабля, который бы в эту пору собирался туда. Мустафа старался пройти за день как можно больше, чтобы не опоздать и прибыть в город вслед за разбойниками. Конь у него был хороший, поклажи никакой, так что он рассчитывал дней за шесть одолеть весь путь до Балсоры. Но вечером четвертого дня на пустынной дороге на него напали невесть откуда взявшиеся три всадника. Увидев, что они хорошо вооружены и к тому же все трое по виду крепкие и сильные, Мустафа крикнул им, что сдается, надеясь, что они позарились на коня и деньги и просто так убивать его не станут. Нападавшие соскочили на землю, связали ему ноги, протянув веревки под брюхом его лошади, которую они теперь держали за поводья, после чего снова расселись по коням и, взяв пленника в середину, пустились вскачь, не произнеся при этом ни единого слова.
Глухое отчаяние терзало Мустафу, проклятие отца, похоже, начало сбываться – как же ему, несчастному, спасти сестру и Зораиду, если он лишился всяких к тому средств и разве что своей жалкой жизнью может заплатить за их освобождение. Не меньше часа Мустафа скакал так под конвоем своих молчаливых спутников, когда они наконец свернули в небольшую долину. По склонам тут росли высокие деревья, зеленели лужайки с шелковистой травой, посередине бежал веселый ручеек – все приглашало к отдыху. И действительно, вскоре Мустафа увидел пятнадцать-двадцать шатров, разбитых здесь. Возле них стояли, привязанные к колышкам, верблюды и красавцы-кони. Из одного шатра доносились веселые звуки цитры, которой вторили два приятных мужских голоса. Мой брат подумал, что едва ли эти люди, выбравшие себе для привала столь привлекательное местечко, могут замыслить против него какое-нибудь зло, и потому без страха последовал за своими провожатыми, когда те, освободив его от пут, знаками велели ему сойти с коня и препроводили в шатер, который отличался от других большими размерами и оказался внутри весьма красивым, даже можно сказать – изысканным. Роскошные, шитые золотом подушки, ковры ручной работы, позолоченные курильницы – все это в ином месте могло бы служить признаком богатства и благополучия, здесь же говорило скорее об алчности дерзких грабителей. На одной из подушек восседал маленький старичок, лицо его было уродливым, кожа смуглая, лоснящаяся, в отвратительных чертах его, в морщинах вокруг глаз и рта читалась хитрость, соединенная с коварством, и все это, вместе взятое, придавало ему вид безобразный и отталкивающий. Он явно старался изо всех сил напустить на себя важности, но Мустафа довольно скоро догадался, что не для этого старца шатер убрали с такой роскошью, и по разговору своих похитителей понял, что не ошибся.