В оформлении обложки использованы фрагменты открытки XIX века и работы художника Карла Оффердингера
Василий Андреевич Жуковский
(1783–1852)
Спящая царевна
Жил-был добрый царь Матвей.Жил с царицею своейОн в согласье много лет,А детей всё нет как нет.Раз царица на лугу,На зелёном берегуРучейка была одна;Горько плакала она.Вдруг, глядит, ползёт к ней рак,Он сказал царице так:«Мне тебя, царица, жаль,Но забудь свою печаль;Понесёшь ты в эту ночь:У тебя родится дочь».«Благодарствуй, добрый рак;Не ждала тебя никак…»Но уж рак уполз в ручей,Не слыхав её речей.Он, конечно, был пророк;Что сказал – сбылося в срок:Дочь царица родила.Дочь прекрасна так была,Что ни в сказке рассказать,Ни пером не описать.Вот царём Матвеем пирЗнатный дан на целый мир;И на пир весёлый тотЦарь одиннадцать зовётЧародеек молодых;Было ж всех двенадцать их;Но двенадцатой одной.Хромоногой, старой, злой,Царь на праздник не позвал.Отчего ж так оплошалНаш разумный царь Матвей?Было то обидно ей.Так, но есть причина тут:У царя двенадцать блюдДрагоценных, золотыхБыло в царских кладовых;Приготовили обед,А двенадцатого нет(Кем украдено оно,Знать об этом не дано).«Что ж тут делать? – царь сказал. —Так и быть!» И не послалОн на пир старухи звать.Собралися пироватьГости, званные царём;Пили, ели, а потом,Хлебосольного царяЗа приём благодаря,Стали дочь его дарить:«Будешь в золоте ходить;Будешь чудо красоты;Будешь всем на радость тыБлагонравна и тиха;Дам красавца женихаЯ тебе, моё дитя;Жизнь твоя пройдёт шутяМеж знакомых и родных…»Словом, десять молодыхЧародеек, одаривТак дитя наперерыв,Удалились; в свой черёдИ последняя идёт;Но
ещё она сказатьНе успела слова – глядь!А незваная стоитНад царевной и ворчит:«На пиру я не была,Но подарок принесла:На шестнадцатом годуПовстречаешь ты беду;В этом возрасте своёмРуку ты веретеномОцарапаешь, мой свет,И умрёшь во цвете лет!»Проворчавши так, тотчасВедьма скрылася из глаз;Но оставшаяся тамРечь домолвила: «Не дамБез пути ругаться ейНад царевною моей;Будет то не смерть, а сон;Триста лет продлится он;Срок назначенный пройдёт —И царевна оживёт,Будет долго в свете жить;Будут внуки веселитьВместе с нею мать, отцаДо земного их конца».Скрылась гостья. Царь грустит:Он не ест, не пьёт, не спит.Как от смерти дочь спасти?И, беду чтоб отвести,Он даёт такой указ:«Запрещается от насВ нашем царстве сеять лён,Прясть, сучить, чтоб веретёнДуху не было в домах;Чтоб скорей как можно пряхВсех из царства выслать вон».Царь, издав такой закон,Начал пить, и есть, и спать.Начал жить да поживать,Как дотоле, без забот.Дни проходят; дочь растёт;Расцвела, как майский цвет;Вот уж ей пятнадцать лет…Что-то, что-то будет с ней!Раз с царицею своейЦарь отправился гулять;Но с собой царевну взятьНе случилось им; онаВдруг соскучилась однаВ душной горнице сидетьИ на свет в окно глядеть.«Дай, – сказала наконец, —Осмотрю я наш дворец».По дворцу она пошла:Пышных комнат нет числа;Всем любуется она;Вот, глядит, отворенаДверь в покой; в покое томВьётся лестница винтомВкруг столба; по ступенямВсходит вверх и видит – тамСтарушоночка сидит.Гребень под носом торчит;Старушоночка прядётИ за пряжею поёт:«Веретёнце, не ленись;Пряжа тонкая, не рвись;Скоро будет в добрый часГостья жданная у нас».Гостья жданная вошла;Пряха молча подалаВ руки ей веретено;Та взяла, и вмиг оноУкололо руку ей…Всё исчезло из очей —На неё находит сон;Вместе с ней объемлет онВесь огромный царский дом;Всё утихнуло кругом.Возвращаясь во дворец,На крыльце её отецПошатнулся, и зевнул,И с царицею заснул;Свита вся за ними спит;Стража царская стоитПод ружьём в глубоком сне,И на спящем спит конеПеред ней хорунжий сам;Неподвижно по стенамМухи сонные сидят;У ворот собаки спят;В стойлах, головы склонив,Пышны гривы опустив,Кони корму не едят.Кони сном глубоким спят;Повар спит перед огнём;И огонь, объятый сном,Не пылает, не горит.Сонным пламенем стоит;И не тронется над ним,Свившись клубом, сонный дым;И окрестность со дворцомВся объята мёртвым сном;И покрыл окрестность бор;Из терновника заборДикий бор тот окружил;Он навек загородилК дому царскому пути:Долго, долго не найтиНикому туда следа —И приблизится беда!Птица там не пролетит,Близко зверь не пробежит,Даже облака небесНа дремучий, тёмный лесНе навеет ветерок.Вот уж полный век протёк;Словно не жил царь Матвей —Так из памяти людейОн изгладился давно;Знали только то одно,Что средь бора дом стоит,Что царевна в доме спит,Что проспать ей триста лет,Что теперь к ней следу нет.Много было смельчаков(По сказанью стариков),В лес брались они сходить,Чтоб царевну разбудить;Даже бились об закладИ ходили – но назадНе пришёл никто. С тех порВ неприступный, страшный борНи старик, ни молодойЗа царевной ни ногой.Время ж всё текло, текло;Вот и триста лет прошло.Что ж случилося? В одинДень весенний царский сын,Забавляясь ловлей, тамПо долинам, по полямС свитой ловчих разъезжал.Вот от свиты он отстал;И у бора вдруг одинОчутился царский сын.Бор, он видит, тёмен, дик.С ним встречается старик.С стариком он в разговор:«Расскажи про этот борМне, старинушка честной!»Покачавши головой,Всё старик тут рассказал,Что от дедов он слыхалО чудесном боре том:Как богатый царский домВ нём давным-давно стоит,Как царевна в доме спит,Как её чудесен сон,Как три века длится он,Как во сне царевна ждёт,Что спаситель к ней придёт,Как опасны в лес пути,Как пыталася дойтиДо царевны молодёжь,Как со всяким то ж да то жПриключалось: попадалВ лес, да там и погибал.Был детина удалойЦарский сын; от сказки тойВспыхнул он, как от огня,Шпоры втиснул он в коня,Прянул конь от острых шпорИ стрелой помчался в бор —И в одно мгновенье там.Что ж явилося очамСына царского? Забор,Ограждавший тёмный бор,Не терновник уж густой.Но кустарник молодой;Блещут розы по кустам;Перед витязем он самРасступился, как живой;В лес въезжает витязь мой:Всё свежо, красно пред ним;По цветочкам молодымПляшут, блещут мотыльки;Светлой змейкой ручейкиВьются, пенятся, журчат;Птицы прыгают, шумятВ густоте ветвей живых;Лес душист, прохладен, тих,И ничто не страшно в нём.Едет гладким он путёмЧас, другой; вот наконецПеред ним стоит дворец,Зданье – чудо старины;Ворота отворены,В ворота въезжает он;На дворе встречает онТьму людей, и каждый спит:Тот как вкопанный сидит;Тот, не двигаясь, идёт;Тот стоит, раскрывши рот,Сном пресёкся разговор,И в устах молчит с тех порНедоконченная речь;Тот, вздремав, когда-то лечьСобрался, но не успел:Сон волшебный овладелПрежде сна простого им,И, три века недвижим,Не стоит он, не лежитИ, упасть готовый, спит.Изумлён и поражёнЦарский сын. Проходит онМежду сонными к дворцу;Приближается к крыльцу:По широким ступенямХочет вверх идти, но тамНа ступенях царь лежитИ с царицей вместе спит.Путь наверх загорожён.«Как же быть? – подумал он. —Где пробраться во дворец?»Но решился наконецИ, молитву сотворя,Он шагнул через царя.Весь дворец обходит он;Пышно всё, но всюду сон,Гробовая тишина.Вдруг глядит: отворенаДверь в покой; в покое томВьётся лестница винтомВкруг столба; по ступенямОн взошёл. И что же там?Вся душа его кипит.Перед ним царевна спит.Как дитя, лежит она,Распылалася от сна.Молод цвет её ланит,Меж ресницами блеститПламя сонное очей.Ночи тёмныя темней,Заплетённые косойКудри чёрной полосойОбвились кругом чела,Грудь, как свежий снег, бела,На воздушный, тонкий станБрошен лёгкий сарафан,Губки алые горят,Руки белые лежатНа трепещущих грудях,Сжаты в лёгких сапожкахНожки – чудо красотой.Видом прелести такойОтуманен, распалён.Неподвижно смотрит он;Неподвижно спит она.Что ж разрушит силу сна?Вот, чтоб душу насладить,Чтоб хоть мало утолитьЖадность пламенных очей,На колени ставши, к нейОн приблизился лицом,Распалительным огнёмЖарко рдеющих ланитИ дыханьем уст облит,Он души не удержалИ её поцеловал.Вмиг проснулася она.И за нею вмиг от снаПоднялося всё кругом:Царь, царица, царский дом,Снова говор, крик, возня.Всё как было; словно дняНе прошло с тех пор, как в сонВесь тот край был погружён.Царь на лестницу идёт,Нагулявшися, ведётОн царицу в их покой,Сзади свита вся толпой,Стражи ружьями стучат,Мухи стаями летят.Приворотный лает пёс,На конюшне свой овёсДоедает добрый конь,Повар дует на огонь,И, треща, огонь горит,И струёю дым бежит.Всё бывалое – одинНебывалый царский сын.Он с царевной наконецСходит сверху; мать, отецПринялись их обнимать.Что ж осталось досказать?Свадьба, пир, и я там былИ вино на свадьбе пил;По усам вино бежало,В рот же капли не попало.
Мальчик с пальчик
Жил маленький мальчик:Был ростом он с пальчик,Лицом был красавчик,Как искры глазёнки,Как пух волосёнки.Он жил меж цветочков;В тени их листочковВ жару отдыхал он,И ночью там спал он.С зарёй просыпался.Живой умывалсяРосой, наряжалсяВ листочек атласныйЛилеи прекрасной;Проворную пчёлкуВ свою одноколкуИз лёгкой скорлупкиПотом запрягал он,И с пчёлкой летал он,И жадные губкиС ней вместе впивал онВ цветы луговые.К нему золотыеЦикады слеталисьИ с ним забавлялись.Кружась с мотыльками,Жужжа, и порхая,И ярко сверкаяНа солнце крылами.Ночною ж порою,Когда темнотоюЗемля покрываласьИ в небе с луноюОдна за другоюЗвезда зажигалась,На луг благовонныйС лампадой зажжённойЛазурно-блестящийК малютке являлсяСветляк, и сбиралсяК нему вкруговуюНа пляску ночнуюРой эльфов летучий;Они – как бегучийИсточник волнами —Шумели крылами,Свивались, сплетались,Проворно качалисьНа тонких былинках,В перловых купалисьНа травке росинках,Как искры сверкалиИ шумно плясалиПред ним до полночи.Когда же на очиЕму усыпленьеПод пляску, под пеньеСходило – смолкалиИ вмиг исчезалиПлясуньи ночные;Тогда, под живыеЦветы угнездившисьИ в сон погрузившись,Он спал под защитойИх кровли, омытойРосой, до восходаЗари лучезарнойС границы янтарнойНебесного свода.Так милый красавчикЖил мальчик наш с пальчик.
Кот в сапогах
Жил мельник. Жил он, жил и умер,Оставивши
своим трём сыновьямВ наследство мельницу, осла, котаИ… только. Мельницу взял старший сын,Осла взял средний, а меньшому далиКота. И был он крепко недоволенСвоим участком. «Братья, — рассуждал он, —Сложившись, будут без нужды, а я,Изжаривши кота, и съев, и сделавИз шкурки муфту, чем потом начнуХлеб добывать насущный?» Так он вслух,С самим собою рассуждая, думал.А Кот, тогда лежавший на печурке,Разумное подслушав рассужденье,Сказал ему: «Хозяин, не печалься;Дай мне мешок да сапоги, чтоб мог яХодить за дичью по болоту. СамТогда увидишь, что не так-то беденУчасток твой». Хотя и не совсемБыл убеждён Котом своим хозяин,Но уж не раз случалось замечатьЕму, как этот Кот искусно вёлВойну против мышей и крыс, какиеВыдумывал он хитрости и какТо, мёртвым притворясь, висел на лапахВниз головой, то пудрился мукой.То прятался в трубу, то под кадушкойЛежал, свернувшись в ком, а потомуИ слов Кота не пропустил он мимоУшей. И подлинно, когда он далКоту мешок и нарядил егоВ большие сапоги, на шею КотМешок надел и вышел на охотуВ такое место, где, он ведал, многоВодилось кроликов. В мешок насыпавТрухи, его на землю положил он,А сам вблизи как мёртвый растянулсяИ терпеливо ждал, чтобы какой невинный,Неопытный в науке жизни кроликПожаловал к мешку покушать сладкойТрухи. И он недолго ждал: как разПеред мешком его явился глупый,Вертлявый, долгоухий кролик; онМешок понюхал, поморгал ноздрями,Потом и влез в мешок, а Кот проворноМешок стянул шнурком и без дальнейшихПриветствий гостя угостил по-свойски.Победою довольный, во дворецПошёл он к королю и приказал,Чтобы о нём немедля доложили.Велел ввести Кота в свой кабинетКороль. Вошед, он поклонился в пояс,Потом сказал, потупив морду в землю:«Я кролика, великий государь,От моего принёс вам господина,Маркиза Карабаса (так он вздумалНазвать хозяина). Имеет честьОн вашему величеству своёГлубокое почтенье изъявитьИ просит вас принять его гостинец».«Скажи маркизу, – отвечал король,—Что я его благодарю и чтоЯ очень им доволен». КоролюОткланявшися, Кот пошёл домой;Когда ж он шёл через дворец, то всеВставали перед ним и жали лапуЕму с улыбкой, потому что онБыл в кабинете принят королёмИ с ним наедине (и уж конечно,О государственных делах) так долгоБеседовал, а Кот был так учтив.Так обходителен, что все дивилисьИ думали, что жизнь свою провёлОн в лучшем обществе. Спустя немногоОтправился опять на ловлю Кот:В густую рожь засел с своим мешкомИ там поймал двух жирных перепёлок.И их немедленно он к королю,Как прежде кролика, отнёс в гостинецОт своего маркиза Карабаса.Охотник был король до перепёлок;Опять позвать велел он в кабинетКота и, перепёлок сам принявши,Благодарить маркиза КарабасаВелел особенно. И так наш КотНедели три-четыре к королюОт имени маркиза КарабасаНосил и кроликов и перепёлок.Вот он однажды сведал, что корольСбирается прогуливаться в полеС своею дочерью (а дочь былаКрасавицей, какой другой на светеНикто не видывал) и что ониПоедут берегом реки. И он,К хозяину поспешно прибежав.Ему сказал: «Когда теперь меняПослушаешься ты, то будешь разомИ счастлив и богат; вся хитрость в том,Чтоб ты сейчас пошёл купаться в ре ку;Что будет после, знаю я, а тыСиди себе в воде, да полоскайся,Да ни о чём не хлопочи». ТакойСовет принять маркизу КарабасуНетрудно было – день был жаркий: онС охотою отправился к реке.Влез в воду и сидел в воде по горло.А в это время был король уж близко.Вдруг начал Кот кричать: «Разбой! Разбой!Сюда, народ!» «Что сделалось?» — подъехав,Спросил король. «Маркиза КарабасаОграбили и бросили в реку;Он тонет». Тут, по слову короля,С ним бывшие придворные чиныВсе кинулись ловить в воде маркиза.А королю Кот на ухо шепнул:«Я должен вашему величеству донесть,Что бедный мой маркиз совсем раздет:Разбойники всё платье унесли».(А платье сам, мошенник, спрятал в куст.)Король велел, чтобы один из бывшихС ним государственных министров снялС себя мундир и дал его маркизу.Министр тотчас разделся за кустом,Маркиза же в его мундир одели,И Кот его представил королю,И королём он ласково был принят.А так как он красавец был собою.То и совсем немудрено, что скороИ дочери прекрасной королевскойПонравился; богатый же мундир(Хотя на нём и не совсем в обтяжкуСидел он, потому что брюхо былоУ королевского министра) видЕму отличный придавал – короче,Маркиз понравился; и сесть с собойВ коляску пригласил его король,А сметливый наш Кот во все лопаткиВперёд бежать пустился. Вот увиделОн на лугу широком косарей.Сбиравших сено. Кот им закричал:«Король проедет здесь, и если вы емуНе скажете, что этот лугПринадлежит маркизу Карабасу,То он всех вас прикажет изрубитьНа мелкие куски». Король, проехав,Спросил: «Кому такой прекрасный лугПринадлежит?» – «Маркизу Карабасу», —Все закричали разом косари(В такой их страх привёл проворный Кот).«Богатые луга у вас, маркиз»,—Король заметил. А маркиз, смиренныйПринявши вид, ответствовал: «ЛугаИзрядные». Тем временем поспешноВперёд ушедший Кот увидел в полеЖнецов – они в снопы вязали рожь.«Жнецы, – сказал он, – едет близко нашКороль. Он спросит вас: чья рожь? И еслиНе скажете ему вы, что онаПринадлежит маркизу Карабасу,То он вас всех прикажет изрубитьНа мелкие куски». Король проехал.«Кому принадлежит здесь поле?» – онСпросил жнецов. «Маркизу Карабасу»,—Жнецы ему с поклоном отвечали.Король опять сказал: «Маркиз, у васБогатые поля». Маркиз на тоПо-прежнему ответствовал смиренно:«Изрядные». А Кот бежал вперёдИ встречных всех учил, как королюИм отвечать. Король был поражёнБогатствами маркиза Карабаса.Вот наконец в великолепный замокКот прибежал. В том замке людоед —Волшебник жил, и Кот о нём уж зналВсю подноготную; в минуту онСмекнул, что делать. В замок смелоВошед, он попросил у людоедаАудиенции, и людоед,Приняв его, спросил: «Какую нуждуВы, Кот, во мне имеете?» На этоКот отвечал: «Почтенный людоед,Давно слух носится, что будто выУмеете во всякий превращаться,Какой задумаете, вид; хотел быУзнать я, подлинно ль такая мудростьДана вам?» «Это правда, сами, Кот,Увидите». И мигом он явилсяУжасным львом с густой, косматой гривойИ острыми зубами. Кот при этомТак струсил, что (хоть был и в сапогах)В один прыжок под кровлей очутился.А людоед, захохотавши, принялСвой прежний вид и попросил КотаК нему сойти. Спустившись с кровли, КотСказал: «Хотелось бы, однако, знать мне,Вы можете ль и в маленького зверя,Вот, например, в мышонка, превратиться?»«Могу, – сказал с усмешкой людоед.—Что ж тут мудрёного?» И он явилсяВдруг маленьким мышонком. Кот тогоИ ждал; он разом – цап! — и съел мышонка.Король тем временем подъехал к замку,Остановился и хотел узнать,Чей был он. Кот же, рассчитавшисьС его владельцем, ждал уж у ворот,И в пояс кланялся, и говорил:«Не будет ли угодно, государь.Пожаловать на перепутье в замокК маркизу Карабасу?» «Как, маркиз,—Спросил король, – и этот замок вам жеПринадлежит? Признаться, удивляюсь;И будет мне приятно побывать в нём».И приказал король своей коляскеК крыльцу подъехать, вышел из коляски;Принцессе ж руку предложил маркиз;И все пошли по лестнице высокойВ покои. Там в пространной галерееБыл стол накрыт и полдник приготовлен(На этот полдник людоед позвалПриятелей, но те, узнав, что в замкеКороль был, не вошли, и все домойОтправились). И, сев за стол роскошный,Король велел маркизу сесть меж нимИ дочерью, и стали пировать.Когда же в голове у короляВино позашумело, он маркизуСказал: «Хотите ли, маркиз, чтоб дочьМою за вас я выдал?» Честь такуюС неимоверной радостию принялМаркиз. И свадьбу вмиг сыграли. КотОстался при дворе, и был в чиныПроизведён, и в бархатных являлсяВ дни табельные сапогах. Он бросилЛовить мышей, а если и ловил,То это для того, чтобы немногоСебя развлечь и сплин, который нажилПод старость при дворе, воспоминаньемО светлых днях минувшего рассеять.
Сергей Тимофеевич Аксаков
(1791–1859)
Аленький цветочек
Сказка ключницы Пелагеи
В некиим царстве, в некиим государстве жил-был богатый купец, именитый человек.
Много у него было всякого богатства, дорогих товаров заморских, жемчугу, драгоценных камениев, золотой и серебряной казны; и было у того купца три дочери, все три красавицы писаные, а меньшая лучше всех; и любил он дочерей своих больше всего своего богатства, жемчугов, драгоценных камениев, золотой и серебряной казны – по той причине, что был он вдовец и любить ему было некого; любил он старших дочерей, а меньшую дочь любил больше, потому что она была собой лучше всех и к нему ласковее.
Вот и собирается тот купец по своим торговым делам за море, за тридевять земель, в тридевятое царство, в тридесятое государство, и говорит он своим любезным дочерям:
«Дочери мои милые, дочери мои хорошие, дочери мои пригожие, еду я по своим купецким делам за тридевять земель, в тридевятое царство, тридесятое государство, и мало ли, много ли времени проезжу – не ведаю, и наказываю я вам жить без меня честно и смирно, и коли вы будете жить без меня честно и смирно, то привезу вам такие гостинцы, каких вы сами захотите, и даю я вам сроку думать на три дня, и тогда вы мне скажете, каких гостинцев вам хочется».
Думали они три дня и три ночи и пришли к своему родителю, и стал он их спрашивать, каких гостинцев желают. Старшая дочь поклонилась отцу в ноги да и говорит ему первая: «Государь ты мой батюшка родимый! Не вези ты мне золотой и серебряной парчи, ни мехов чёрного соболя, ни жемчуга бурмицкого; а привези ты мне золотой венец из камениев самоцветных, и чтоб был от них такой свет, как от месяца полного, как от солнца красного, и чтоб было от него светло в тёмную ночь, как среди дня белого».
Честной купец призадумался и сказал потом: «Хорошо, дочь моя милая, хорошая и пригожая, привезу я тебе таковой венец; знаю я за морем такого человека, который достанет мне таковой венец; а и есть он у одной королевишны заморской, а и спрятан он в кладовой каменной, а и стоит та кладовая в каменной горе, глубиной на три сажени, за тремя дверьми железными, за тремя замками немецкими. Работа будет немалая, да для моей казны супротивного нет».
Поклонилась ему в ноги дочь середняя и говорит: «Государь ты мой батюшка родимый! Не вези ты мне золотой и серебряной парчи, ни чёрных мехов соболя сибирского, ни ожерелья жемчугу бурмицкого, ни золота венца самоцветного, а привези ты мне тувалет из хрусталю восточного, цельного, беспорочного, чтобы, глядя в него, видела я всю красоту поднебесную и чтоб, смотрясь в него, я не старилась и красота б моя девичья прибавлялася».
Призадумался честной купец и, подумав мало ли, много ли времени, говорит ей таковые слова: «Хорошо, дочь моя милая, хорошая и пригожая, достану я тебе таковой хрустальный тувалет; а и есть он у дочери короля персидского, молодой королевишны, красоты несказанной, неописанной и негаданной; и схоронен тот тувалет в терему каменном, высоком, и стоит он на горе каменной, вышина той горы в триста сажень, за семью дверьми железными, за семью замками немецкими, и ведут к тому терему ступеней три тысячи, и на каждой ступени стоит по воину персидскому и день и ночь с саблею наголо булатною, и ключи от тех дверей железных носит королевишна на поясе. Знаю я за морем такого человека, и достанет он мне таковой тувалет. Потяжелее твоя работа сестриной, да для моей казны супротивного нет».
Поклонилась в ноги отцу меньшая дочь и говорит таково слово: «Государь ты мой батюшка родимый! Не вези ты мне золотой и серебряной парчи, ни чёрных соболей сибирских, ни ожерелья бурмицкого, ни венца самоцветного, ни тувалета хрустального, а привези ты мне аленький цветочек, которого бы не было краше на белом свете».
Призадумался честной купец крепче прежнего. Мало ли, много ли времени он думал, доподлинно сказать не могу; надумавшись, он целует, ласкает, приголубливает свою меньшую дочь, любимую, и говорит ласковые слова: «Ну, задала ты мне работу потяжелее сестриных: коли знаешь, что искать, то как не сыскать, а как найти то, чего сам не знаешь? Аленький цветочек не хитро найти, да как же узнать мне, что краше его нет на белом свете? Буду стараться, а на гостинце не взыщи».
И отпустил он дочерей своих, хороших, пригожих, в ихние терема девичьи. Стал он собираться в путь, во дороженьку, в дальние края заморские. Долго ли, много ли он собирался, я не знаю и не ведаю: скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Поехал он в путь, во дороженьку.
Вот ездит честной купец по чужим сторонам заморским, по королевствам невиданным; продаёт он свои товары втридорога, покупает чужие втридёшева, он меняет товар на товар и того сходней, со придачею серебра да золота; золотой казной корабли нагружает, домой посылает. Отыскал он заветный гостинец для своей старшей дочери: венец с камнями самоцветными, а от них светло в тёмную ночь, как бы в белый день. Отыскал заветный гостинец и для своей середней дочери: тувалет хрустальный, а в нём видна вся красота поднебесная, и, смотрясь в него, девичья красота не стареется, а прибавляется. Не может он только найти заветного гостинца для меньшой, любимой, дочери – аленького цветочка, краше которого не было бы на белом свете.
Находил он во садах царских, королевских и султановых много аленьких цветочков такой красоты, что ни в сказке сказать, ни пером описать; да никто ему поруки не даёт, что краше того цветка нет на белом свете; да и сам он того не думает. Вот едет он путём-дорогою со своими слугами верными по пескам сыпучим, по лесам дремучим, и, откуда ни возьмись, налетели на него разбойники, бусурманские, турецкие да индейские, и, увидя беду неминучую, бросает честной купец свои караваны богатые со прислугою своей верною и бежит в тёмные леса. «Пусть-де меня растерзают звери лютые, чем попасть мне в руки разбойничьи, поганые и доживать свой век в плену, во неволе».
