Сказки среди бела дня
Шрифт:
В это мгновение солнце прорвалось сквозь тучи и засверкало среди нитей серпантина.
Тата открыла глаза и увидала, или ей показалось, что перед нею, словно в блестящем тумане, закачались, поплыли и ожили на столике лекарства. Они высоко подняли сигнатурки и прозвенели стеклянными голосами:
— Да здравствует волшебное лекарство!
Профессор Ипеккакуана сказал дрогнувшим голосом:
— Коллеги! Мы больше не нужны! Тата здорова!
И все лекарства выстроились по ранжиру и сделали по столику прощальный круг. Профессор Ипеккакуана шествовал впереди. Он подошёл к краю столика, мгновенье
— Как весело! — прошептала Лиля и засмеялась.
Тата села на кровати, потянулась, потом зевнула, потом улыбнулась и сказала:
— Спасибо, Лиля!
— Ах, — сказала Лиля. — Что это со мной? Мне кажется, что у меня вот такое сердце! — И развела кукольными руками так широко, как могла.
В то же мгновенье её ноги и подбородок стали отдаляться друг от друга с непостижимой быстротой. И она превратилась в обыкновенную девочку, сидевшую на кровати и смотревшую на Тату сияющими глазами.
— Лиля! — крикнула Тата.
И девочки бросились друг другу в объятия.
19
На этим можно было бы кончить наш рассказ об удивительных событиях, которые произошли в доме № 7 по Воротниковскому переулку.
— Как?! — воскликнете вы. — Тата выздоровела — и всё?! А что же её товарищи?! Неужели они так и остались куклами?! А доктор Кракс! Неужели он всё ещё разъезжает по городу и берёт по десять рублей за визит? Конечно же нет! Сейчас всё узнаете.
Аллу Павловну, как вы помните, мы оставили в аптеке. Сперва она сидела на столе возле аптечных весов, мирно беседуя с провизором. Поставив перед ней коробку с витаминным драже, Бахтерев-Разумовский говорил:
— Почему же вы сразу не сказали мне, в чём дело? Я бы вам тут же дал аспирин! Я достаточно старый человек, и потому верю в сказки. Кушайте драже!
Потом Бахтерев-Разумовский сдал дежурство и, бережно держа Аллу Павловну, пошёл в кафе «Красный мак».
Кафе было теперь не узнать: всюду стояли вазы с цветами и сверкал мрамор. Три гипсовые танцовщицы танцевали на красной стене.
В кафе на стульях болтали ногами несколько ребят с мамами и папами. Ну, мамы и папы, те, конечно, ногами не болтали. Посадив Аллу Павловну на свободное место, провизор сел рядом и протёр очки.
— Что для вас? — вежливо осведомилась официантка.
— Для меня — кофе чёрный [1] , с лимоном… И сосиски! — сказал Бахтерев-Разумовский. — А для неё, — показал пальцем на куклу, — глазунью из трех яиц.
— Для кого?!
— Для неё. А что?
— Нет, ничего, — сказала официантка, покосилась на провизора и смахнула салфеткой пыль с чистого столика.
1
В печатном издании - черное - V_E.
Она ещё раз выглянула из кухни и поглядела на странную пару.
Старый провизор, перегнувшись через столик, тихо говорил кукле:
— При ангине самое лучшее средство — кукарекуин. Собирают на заре крики петухов и потом полощут этим горло…
Из кухни выплыла официантка с подносом. Она поставила перед чудаковатым стариком кофе и сосиски, а перед куклой, хихикнув, — шипящую глазунью.
Вот тут-то всё и произошло: из рук официантки с грохотом упал пустой поднос, папы и мамы, потрясённые, поднялись со своих мест, а на стуле сидела увеличившаяся в десять раз управдомша..
— Значит, Тата выздоровела! — воскликнула она и весело принялась за яичницу из трёх яиц.
С Петром Петровичем было так. Он лежал в коробке, когда в игрушечный магазин впорхнула какая-то толстенькая покупательница.
— Покажите мне вон те «фокусы»! — сказала она.
Продавщица положила на прилавок коробку с надписью «Фокусы» и открыла крышку. Сверху лежало объяснение. Толстушка недоверчиво прочла вслух: «При производстве фокусов, предусмотренных настоящей игрой, следует большим и безымянным пальцами взять волшебную палочку и сказать: “Тоби-Лоби-Кукунор”».
Снисходительно улыбнувшись, покупательница взяла волшебную палочку, взмахнула ею и сказала:
— Тоби-Лоби-Кукунор!
В то же мгновенье на полке с игрушками раздался страшный треск. Лопнула какая-то коробка, с одной стороны показались ноги, с другой — колпак…
Продавщица кинулась в сторону, рыжая кассирша подскочила, как ужаленная, а толстушка попятилась к двери. Перед ними слезал с полки какой-то повар в колпаке, в полный человеческий рост.
— Виноват! — сказал он и, степенно откашлявшись, выбежал из магазина.
Толстушка проводила его глазами, помолчала и сказала:
— Довольно удачная игрушка! Заверните, пожалуйста! — и вытащила из сумочки рубль.
Что касается Валентины, — она долго валялась на столе начальника милиции. Он показывал её всем, и все смеялись. Потом она пошла по другим столам, и там тоже смеялись. Но Валентина стойко держалась куклой, молчала и ни разу не сказала «неправда», хотя про неё выдумывали чепуху. В результате всей этой истории старшина Карасёв получил путёвку в дом отдыха на две недели — подлечить нервы. А куклу ему приказали вернуть владельцу.
Когда мотоцикл с бравым старшиной подлетел к подъезду Кракса, там, томясь в ожидании, ходила Татина мама. Подозрительно покосившись на неё, старшина с куклой в руке позвонил в дверь.
— Профессора нет, — нервно сказала Галина Ивановна. — Я сама его жду.
Карасёв ничего не ответил, мрачно отодвинул сапогом валявшуюся у водосточной трубы кукольную красную туфельку и постучал кулаком в дверь. Из деликатности Татина мама отошла и отвернулась. И хорошо, что отвернулась! А то бы она решила, что сошла с ума.