Сказки старого Сюня
Шрифт:
Как-то вернулся Лао Ли усталый с поля, посмотрел на сына и покачал головой.
— Цзао-хэ! Цзао-хэ! Видно, помощника из тебя не выйдет. Напрасно я обрадовался, когда ты вылез из финиковой косточки.
— Ничего, отец, — весело ответил Цзао-хэ. — Возьми меня завтра с собой, может, я тебе пригожусь.
Лао Ли послушался сына и на другой же день взял его с собой в поле. Принёс его на плече, а что делать с ним, не знает, — еще потеряется в борозде или осёл раздавит копытом!
«Посажу его в шляпу, — думает, — а
Так Лао Ли и сделал. Посадил Цзао-хэ в свою большую соломенную шляпу, сам запряг осла в плуг и принялся пахать. Ведёт борозду, вдруг слышит тоненький голосок:
— Косо! Криво!
Оглянулся Лао Ли, а это сын выбрался на широкие поля шляпы, кричит и рукой размахивает. Потом как прыгнет, словно, кузнечик, прямо ослу на голову, схватил его за уши и стал править.
Хорошо пошло у отца с сыном дело — осёл не упрямится, быстро шагает, борозды получаются ровные, глубокие. К вечеру вспахали они вдвоём, если, конечно, не считать осла, большой кусок поля.
С этого дня Цзао-хэ во всём стал помогать отцу и матери. Надо крышу починить — одним прыжком вскочит на гребень. Надо рис вышелушить — зёрнышко за зёрнышком мигом переберёт, только сухие кожурки по ветру во все стороны летят. Придёт время коконы разматывать, Цзао-хэ так шелковинки смотает, что ни одна не оборвётся, ни одна не запутается.
Соседи раньше посмеивались над Лао Ли и его женой — такого сына веником выметешь и не заметишь! А теперь стали завидовать, — вон у них дети рослые, а что толку! Кроме проказ, ничего от них не дождёшься.
Цзао-хэ и впрямь был всем хорош. И прилежный, и проворный, а уж умён, будто первый советник императора. Не верите? Напрасно. Вот послушайте, как Цзао-хэ всё село спас от беды.
В тот год была сильная засуха, и крестьяне собрали с полей лишь по горсточке зерна. А тут еще явился уездный начальник со своими стражниками — плати ему подати!
Говорят: из фарфорового петуха не выдернешь пёрышка. Только поговорка эта не про чиновников, верно, сложена. Увидел уездный начальник, что зерна в амбарах не наскребёшь, так он другое придумал. Велел стражникам со всех дворов вывести скот и угнал его в город.
Сразу будто осиротела деревня. У крестьян лица от горя почернели; стоят они и смотрят на дорогу, где еще не улеглась пыль, поднятая копытами.
Тут вдруг Цзао-хэ выбежал вперёд и сказал:
— Не горюйте! Завтра же все ваши быки, коровы и ослы будут стоять в своих стойлах и жевать сено.
Крестьяне только головой покачали, — что к уездному начальнику попало, того не вернёшь!
А один старик сказал:
— Не терзай ты нам сердце. Такой маленький человечек, а такие большие слова говоришь!
Цзао-хэ не стал спорить. Он тотчас же отправился
Уже стемнело, когда он подошёл к двору уездного начальника.
Двор был обнесён высокой глиняной стеной, ворота на крепком запоре. Но что для Цзао-хэ стены и замки! Он разбежался, подпрыгнул и очутился во дворе, где топтались на привязи коровы и ослы, угнанные из его родной деревни.
Только стражники улеглись спать, Цзао-хэ залез в ухо самого большого осла и принялся его щекотать.
«И-хо… И-хо-о…» — громко закричал осёл и затопал копытами.
Стражники выскочили из дому, — не вор ли забрался? Но, конечно, никого не увидели. Один из них с досады пнул ногой кричавшего осла и повернул к дому. Остальные пошли за ним.
Цзао-хэ подождал, пока они снова не улеглись, и опять защекотал осла. Осёл заревел ещё громче.
Во второй раз выбежали стражники и во второй раз никого не увидели.
Когда же осёл закричал и отчаянно забил копытами в третий раз, стражники выругались, повернулись на другой бок и крепко заснули.
А Цзао-хэ только того и надо было. Он открыл ворота и погнал весь скот обратно в деревню.
Утром проснулись крестьяне и обрадовались, — весь скот стоял по своим стойлам.
Зато уездный начальник, проснувшись, чуть не взбесился от злости. Двор изрыт копытами, а ослов и быков словно и не сызало.
«Не иначе, как это дело людей из Уцзячжуана», — догадался он и, собрав своих стражников, двинулся к деревне, чтобы проучить крестьян.
Но Цзао-хэ был так же предусмотрителен, как и проворен. Он забрался на тутовое дерево, что росло у деревенских ворот, и принялся спокойно ждать начальства. Только стражники вошли в ворота, он спрыгнул с ветки на землю. Стал перед уездным начальником и важно ему поклонился.
— Десять тысяч лет жизни, господин начальник! Вы, верно, привели ваших ослов проведать наших ослов. Но вам не стоило себя утруждать. Наши ослы спокойно жуют сено в своих стойлах, а вот ваши не заслужили и просяной лепёшки. Они слишком крепко спят по ночам!
Уездный начальник побагровел от гнева и закричал стражникам:
— Он еще смеет издеваться! Заковать его в цепи!
Стражники, грохоча цепями, накинулись на Цзао-хэ. Но тот был так мал, что проскочил через колечко цепи, которую пытались набросить на него. При этом он хохотал во всё горло.
Услышав шум, из домов выбежали крестьяне. Они издали глядели на проделки малыша, но громко смеяться не смели и лишь улыбались, прикрывая рот рукавом.
— Бейте его палками! — завопил начальник.
Стражники схватились за палки. Тут-то и началась потеха. Палки так и мелькали в воздухе. А Цзао-хэ только прыгал взад и вперёд. Ни один удар не достался ему, зато самим стражникам пришлось плохо. Вместо Цзао-хэ они то и дело попадали друг в друга. Кончилось тем, что они передрались между собой.