Сказки старого Вильнюса II
Шрифт:
– Дети мои, – говорю я, обнимая их за плечи, левой рукой Эмму, правой – Томаса. – Дети мои, вот вы слушаете меня и наверняка думаете: а чем все закончилось? А оно ничем не закончилось, потому что еще продолжается, и будет продолжаться всегда, и наши с вами маленькие личные истории вплетаются в эту большую, подобно ручьям, которые… Тьфу ты, черт, ручьи, впадающие в полноводные реки – банальность, граничащая с непристойностью, но что прикажете делать, дети мои, я смущен и растерян, имя свое едва помню, потому что…
На этом месте я прикусываю язык. Наверное, не следует говорить деревянным куклам, что они – деревянные куклы. Возможно, им будет неприятно это услышать. Хотя если бы ко мне пришел Создатель и обозвал меня, к примеру,
– Какая разница, что такое мы с вами, дети мои, вдохновенно восклицаю я, обнимая теплые от солнца деревяшки.
Томас насмешливо хмурится, Эмма тихонько вздыхает, вежливо скрывая зевок.
Паренек в желтом фартуке ставит перед нами чашку капучино с корицей и щедрой порцией солнечных зайчиков, отразившихся от мелких блестящих сережек, полумесяцем обрамляющих его левое ухо. Стыдно в таком признаваться, но иногда я почти до слез завидую нынешней молодежи. Красивые, яркие, нарядные, волосы красят кто в зеленый, кто в оранжевый, серьги вешают дюжинами, в уши, брови, нос и вообще куда попало, творят с собой все, что взбредет в голову, а как надоест, переделывают без сожалений. Ужасно жалко, что у нас всего этого не было. А теперь уже поздно начинать, выглядеть это будет крайне нелепо. Все-таки выпендриваться – одно из самых больших удовольствий юности, взрослому человеку это искусство редко дается. Особенно если начинать с нуля.
– Меня осенило, когда я смотрел по телевизору какой-то старый фильм, – говорит мой старичок, придвигая к себе чашку. – Там был большой попугай, который доставал из шляпы шарманщика записки с предсказаниями. Сперва я почти всерьез задумался о подобном варианте, но быстро понял, что не решусь выставить себя на посмешище. А даже если бы решился, шарманка и попугай – тоже из области пустых мечтаний. Где я их возьму? Но сама идея выдавать разрозненные фрагменты текста за предсказания показалась мне плодотворной. Люди, даже образованные и не суеверные, к предсказаниям обычно относятся с повышенным вниманием и интересом. Потому что, скорее всего, конечно, чушь, а все-таки кто знает, как оно там на самом деле, правда?
– Наверное, – киваю я. – Думаю, так и есть. Так это у вас, получается, гадание такое? Не просто лотерея? – На самом деле я сам толком не знаю, что у меня получилось. И всем говорю разное, – смущенно улыбается старичок. – По обстоятельствам, смотря какой человек. Кому-то обещаю предсказание судьбы, кому-то советую мысленно задать вопрос и получить ответ. А иногда говорю, что моя книжная лотерея – «интерактивный литературный проект нового типа». Это я не сам придумал, один прохожий посоветовал, спасибо ему за это, очень удачная вышла формулировка, студенткам особенно нравится… Проще всего с художниками, им всегда можно посулить вдохновляющую игру случая и неожиданную новую тему для импровизации, от такого на моей памяти еще никто не отказывался. Жаль только, что деньги у них редко водятся. Впрочем, художнику, или музыканту я могу почти задаром билет уступить, питаю к ним слабость… А некоторым людям я выкладываю все начистоту – вот как вам, например. Иногда хочется просто поговорить.
– Спасибо за доверие. Жаль только, что я небогат. С радостью скупил бы все билеты, чтобы прочитать побольше. И составить хоть какое-то представление о целом.
Старичок качает головой.
– Ну что вы. Мне чрезвычайно приятен ваш интерес, но я бы все равно не продал больше одного билета. Ни за какие деньги. Так нельзя.
– Но почему?
– А вдруг там и правда будет предсказание судьбы? – Неожиданно подмигивает он. – Не то чтобы я сам верил, но и никаких надежных гарантий, что это не так, не имею. И как быть человеку, вдруг заполучившему несколько судеб в одни руки? Обычно и с одной-то мало кто справляется. Нет уж, вы как хотите, а такую ответственность я на себя принять не могу.
Мне нравится внезапная перемена его тона. Теперь, когда старичок лукаво улыбается до ушей, вполне можно сказать себе, что печальная история о рукописях его покойной жены – просто часть игры в книжную лотерею. Или даже «интерактивного литературного
Вот и хорошо. Множественность вариантов – это то, что я люблю больше всего на свете. В детстве всегда старался не дочитывать до конца самые интересные книжки, чтобы придумывать собственные версии – не финала, а бесконечного развития истории, о которой наверняка известно только одно: она может оказаться какой угодно, если, конечно, у меня хватит выдержки никогда не заглядывать на последнюю страницу.
Иногда удавалось.
– Выбирайте.
Старичок уже покончил с капучино и раскладывает на столе разноцветные конверты. Надо, конечно, брать первый попавшийся, о чем тут думать, но рука моя невольно замирает на полдороге. Потому что – ну а вдруг его билеты и правда предсказывают судьбу? В подобную ерунду я, разумеется, не верю. Что совершенно не мешает мне сейчас взволнованно думать: «А мало ли. Всякое бывает. Кто знает, как оно там на самом деле».
Ну надо же. Не просто взрослый, без пяти минут пожилой человек, а иногда такой удивительный дурак.
И от этого мне становится совсем весело.
Закрываю глаза и беру конверт – не то чтобы наугад, скорее, наощупь. Тот, который показался самым теплым. В детстве всегда так выбирал, и не то удивительно, что совершенно об этом забыл, а то, что сейчас вспомнил.
Конверт оказался бледно-желтым, и вложенный в него листок бумаги с текстом, отпечатанным на пишущей машинке, тоже.
Белая улитка, розовая улитка, зеленая улитка.
Мирра лепит улиток.
Это глупо, потому что завтра ярмарка. Улиток там не продашь. Вместо них следовало бы налепить ярких брошек и вынести завтра полный поднос, старшеклассницы и взрослые дамы в цветастых платьях сметают их на бегу, не останавливаясь, не задумываясь, сколько ни вынеси, все разберут. Ни тем, ни другим совершенно не нужны улитки. И вообще никому.
Белая улитка осторожно высовывает рожки. Белая улитка смотрит на мир. Белая улитка находит, что он хорош. Белая улитка начинает ползти. Розовая улитка тоже ползет. И зеленая улитка ползет. Интересно куда?
Это глупо, потому что глиняные улитки не могут ползать. Это глупо, потому что на улице еще холодно.
Это глупо, потому что это очень глупо.
Синяя улитка, желтая улитка, лиловая улитка.
Мирра лепит улиток.
Синяя улитка ползет, желтая улитка ползет, лиловая улитка ползет. Мирра лепит.
Офигеть. Вообще все про меня, слово в слово! Только ярмарка у нас все-таки не завтра, а в воскресенье. То есть через два дня. Но вряд ли это важно, потому что я уже неделю, забив на все дела, не разгибаясь, леплю и крашу глиняных улиток. Понятия не имею, что с ними потом делать, но леплю все новых и новых. Совершенно невозможно остановиться. То есть теоретически еще и не такое возможно. Но о-о-о-очень не хочется. Даже чтобы выскочить на полчаса в любимое кафе, пришлось сделать над собой страшное усилие, переодеваться было труднее чем зимой рано утром на занятия идти, вот честное слово. Притом что погода сегодня вообще невероятная и кофе хотелось ужасно. И есть, кстати, тоже. Надо бы на обратной дороге хлеба купить. По идее, какая-то мелочь у меня после оплаты счета еще останется. Хоть и меньше, чем планировалось… Ай, ладно. Книжная лотерея – это оказалось ну о-о-о-очень круто! Настоящим гаданием текст про Мирру и улиток, конечно, считать нельзя. Скорее, констатацией факта. Но все равно – ничего себе совпадение! И дед отличный. Прям даже жалко, что я не его выдуманная внучка.