Сказки старого Вильнюса IV
Шрифт:
– Вы что такое делаете? – с упреком спросил полицейский.
Чуть не согрел от стыда, представив, каким идиотизмом все это выглядит со стороны. Так растерялся, что сказал правду:
– Такой мороз, что кажется – даже им холодно. Не могу спокойно смотреть, как кто-то мерзнет. Даже если он – просто лежачий полицейский.
– Спящий, – сказала женщина.
Растерянно переспросил:
– Что?
– Спящий. От английского «sleeping policeman». Это уже потом их стали называть «лежачими», или даже «мертвыми». Не знаю почему. По-моему, «спящий» – лучше.
Зачем-то повторил:
– Sleeping policeman. –
Совсем дурак. Нашел время и место блистать интеллектом. Шекспир-то тут при чем.
Окончательно смутился и умолк. Думал – навек. Зато заговорил полицейский.
– Приятно видеть такое великодушное отношение к нашим коллегам, – сказал он. – Однако ребята при исполнении, им сейчас ничего крепче кофе не положено.
3
Монолог Гамлета в переводе Владимира Набокова.
Обрадовался. Если сторонний человек подхватывает твою шутку, значит, не считает ее безнадежно глупой. Или, хуже того, бредом сумасшедшего. Если же твою шутку подхватил полицейский, это равносильно справке о полной, абсолютной, почти сверхъестественной нормальности. Вот и хорошо.
Решил ответить в том же духе:
– Ну, капельку-то на таком морозе можно. Я вон всего пять минут назад вышел, а уже продрог. А они круглосуточно тут лежат, бедняги. И никто не позаботится…
– Как это – «никто»? – перебил его полицейский. – А мы на что? Неужели думаете, оставим своих коллег без горячих напитков?
– Вот кстати, – вмешалась женщина. – Термосто так и лежит на заднем сидении. Сходи, а? Он тяжелый.
– Тебе все тяжелое, – добродушно проворчал ее напарник и пошел к машине.
– Альгирдас – зануда. На самом деле, капля коньяку в такой мороз еще никогда никому не вредила, – шепотом сказала женщина. – Даже при исполнении. Вы молодец.
Улыбнулся. Протянул ей флягу.
– Похоже, я прикончила ваши запасы, – сказала она, сделав глоток. – Обычно я не такая бесцеремонная, но мороз плохо влияет на манеры. Если будете думать, кого проклинать, знайте, что меня зовут Таня, и с этого дня я ваша вечная должница.
Хотел сказать – какие пустяки, там почти ничего не было. Но тут вернулся полицейский Альгирдас с большим, как минимум, пятилитровым термосом.
– Спасибо, друг, – сказала Таня и принялась отвинчивать крышку.
Из термоса повалил густой кофейный пар.
Никогда не любил кофе, но тут слюнки потекли.
Думал, они сейчас предложат выпить пару глотков. Решил – не стану отказываться, даже если до утра потом не усну.
Однако не предложили. И сами не стали пить. Вместо этого Альгирдас снова подхватил теперь уже открытый термос и приговаривая: «Видите, мы своих ребят на морозе без горячего не оставляем», – принялся поливать кофе черный каучуковый бок Альбертаса.
Проспект Гедиминаса (Gedimino pr.)
Совершенно черный кот
– Здесь мед у всех отличный, – тараторит Бета. – Но поскольку у тебя ограниченная грузоподъемность, плюнем на все, кроме белого рапсового. Я уж на что к сладкому равнодушна, но от этого меда меня за уши не оттянешь. И такая чудная бабулька его продает, в шляпке и ажурных митенках, не то принцесса в изгнании, не то добрая фея на пенсии; обычно вооон там сидит, идем, посмотрим.
Лена покорно кивает – пусть будет фея, как скажешь.
Ей вовсе не хочется покупать мед. В том числе рапсовый. Рапс – это же вроде бы сорняк, типа сурепки, думает она. Или нет? Ай, какая разница.
Сейчас – точно никакой. Потому что у Лены – туфли. Даже не так – ТУФЛИ! Новые, на каблуках. Надевать их, выходя из дома на весь день, было большой ошибкой, это она уже давно поняла. Но виду не подает. Бета еще с утра ворчала – какая может быть прогулка на таких каблучищах? И совала какие-то свои разношенные тапки, Лена в таких мусор выносить постеснялась бы.
Признавать, что Бета была совершенно права, совсем не хочется. Старшая сестра – это такое специальное божье наказание. Она всегда оказывается права. Со временем от этого начинаешь уставать. Усталость накапливается, даже когда живешь в другом городе и видишь сестру всего раз в году. Чемодан на перрон поставить не успеешь, а она уже говорит, вместо «здрасьте»: «Надо было брать на колесиках». И ведь не поспоришь. То есть спорить-то можно сколько угодно, но ослепительно красивый новый кожаный чемодан даже до такси тащить тяжело, и страшно подумать, каково будет с ним уезжать, потому что придется переть домой неизбежные подарки, как минимум, вдвое больше, чем привезла с собой. Бета совершенно права, надо было брать старый чемодан на колесиках, и плевать, как он выглядит, лишь бы тяжесть не таскать.
А потом сестра говорит еще что-нибудь чрезвычайно разумное, и еще, и еще, и уже на следующее утро хочется сбежать от нее на край света, хотя весь год скучала, и сама, по своей воле в гости приехала, никто не заставлял.
– Ты чего кислая такая? – обеспокоенно спрашивает Бета. – Устала? Загоняла я тебя? Бедный ты мой ребенок.
Бета очень хорошая сестра. Только невыносимо старшая. Поди пожалуйся такой на чертовы туфли, тут же услышишь: «Ну я же говорииииила», – и жуткие стоптанные тапки снова станут реальной угрозой Лениному ближайшему будущему, и без них вполне безотрадному.
Поэтому Лена неопределенно пожимает плечами.
– Просто я не очень люблю ярмарки, – говорит она. – Хотя эта ваша вполне милая, и народу совсем немного.
– Купим мед, – говорит Бета, – и сразу пойдем пить кофе. Здесь рядом, прямо на проспекте отличное кафе… Ой, смотри!
И останавливается как вкопанная напротив стенда, увешанного картинками с котами. А также котятами, спасибо хоть не в лукошках. И даже без бантиков. Вполне можно было бы пережить, если бы автор дал себе труд закончить хотя бы пару классов детской художественной школы. А то уж больно кривобокие у него коты. Смотреть больно.