Сказки старой Англии (сборник)
Шрифт:
Их разбудили голоса. Тень доползла уже до середины крутого склона Нортон-Пит. А на верхнем краю лощины спиною к ним сидел Пак! Рядом с ним устроился лохматый полуголый человек; руки его были заняты какой-то работой. Ветер затих, и каждый звук, каждый шорох и шепот раздавался в глубокой впадине ясно и гулко, будто сквозь трубу.
– Ловко сработано, – сказал Пак. – И какая правильная форма!
– Да, но что толку? Будто Зверь испугается жалкого кремневого острия! – человек пренебрежительно хмыкнул и не глядя бросил что-то через плечо.
Брошенная вещь упала в траву между Даном и Уной. Отличный темно-синий кремневый наконечник для стрелы! Только что
Незнакомец подобрал новый камешек и опять принялся за работу – терпеливо, точно дрозд, расклевывающий улитку.
– Дурацкое это занятие – возиться с кремнем, – проворчал он наконец. – Конечно, привыкаешь… Но уж коли дойдет до схватки со Зверем – кремень никуда не годится!
И он сердито помотал головой.
– Со Зверем давно покончено. Он ушел, – сказал Пак.
– Он придет, когда овечки начнут ягниться. Уж я-то знаю.
Куски кремня повизгивали в его руках, аккуратные осколочки падали в траву.
– Он не придет. Малые дети могут нынче пролежать весь день на холмах и вернуться домой невредимыми.
– Да неужто? Коли так, назови его – покличь Зверя его настоящим именем, – чтобы я мог поверить.
– Сейчас увидишь! – Пак вскочил на ноги, приставил ладони ко рту и дважды прокричал: «Волк! Волк!»
– Воф! Воф! – отозвалось эхо в лощине Нортон-Пит, как будто внизу залаял Младший Джим.
– Видишь? Слышишь? – воскликнул. Пак. – Никого! Серый Пастух ушел навсегда. Ночной Разбойник убрался прочь. Здесь больше нет волков.
– Чудеса! – незнакомец вытер лоб, как будто ему вдруг стало жарко. – Кто прогнал их? Ты?
– Это сделали люди, – ответил Пак, – разные люди, в разные времена. И не ты ли один из них?
Незнакомец молча спустил с плеча овечью шкуру и показал на свой бок, сплошь покрытый рубцами и шрамами. Обе руки его, от плеча до локтя, тоже были в страшных белых отметинах.
– Вижу, – сказал Пак. – Это работа Зверя. И чем ты отвечал ему?
– Каменным топором, копьем и руками, как мой отец и дед.
– Вот как? Тогда откуда, – Пак отогнул полу овечьей накидки, покрывавшей плечи незнакомца, – откуда у человека твоего племени такая вещь? Ну-ка, покажи! – и он протянул руку, смуглой ладошкой вверх.
Лохматый человек вытащил из-за пояса длинный, темный металлический нож, почти как небольшой меч, повернул его рукоятью вперед и, подышав на лезвие, подал Паку. Тот взял его, склонив голову набок, точно прислушиваясь к тиканью часов, поглядел, прищурившись, на темный клинок и очень осторожно провел по нему указательным пальцем.
– Хорош! – удивленно промолвил он.
– Еще бы. Над ним потрудились Дети Ночи.
– Я догадался – по клинку. Чем ты заплатил за него?
– Вот чем! – он поднял руку к правой щеке. Пак присвистнул – громко, словно лесной скворец.
– Клянусь Меловыми кругами! – воскликнул он. – Так вот чего тебе это стоило! Зажмурься и повернись к солнцу, чтобы я мог лучше рассмотреть.
Он взял незнакомца за подбородок и повернул так, что дети увидели его лицо. Правого глаза у него не было, сморщенное веко прикрывало пустую глазницу. Пак снова повернул его спиной к солнцу, и оба опустились на траву.
– Это все ради овец, – смущенно пробормотал лохматый. – Где овцы – там люди. Разве я мог иначе? Суди сам, Старина.
Пак чуть слышно вздохнул.
– Возьми свой нож, – сказал он. – И рассказывай.
Человек
– Вот свидетель. Я скажу то, что было. Клянусь ножом и кремнем. Прикоснись!
Пак дотронулся до рукоятки, и нож перестал дрожать. Дети подобрались поближе.
– Я из племени Раскалывающих Кремень, – громко и нараспев заговорил рассказчик. – Я единственный сын Жрицы, продающей ветры Людям С Моря. Я – Хозяин Ножа, я – Хранитель Народа: так называют меня здесь, в Стране меловых холмов, что лежит между Лесом и Морем.
– Это великая страна, – отозвался Пак. – И великие имена свои носишь ты недаром.
– Громкие имена и хвалебные песни не греют, – тут рассказчик ударил себя в грудь. – Лучше – поверь мне, куда лучше! – сидеть у очага да пересчитывать, все ли детишки на месте; и чтобы их мать была рядом.
– Эге! – сказал Пак. – Похоже, это старая история.
– Я могу обогреться и поесть у любого очага, – пояснил рассказчик, – но где та, что для меня одного разожжет огонь и сварит мясо? Все это отдал я в уплату за чудесный клинок для моего народа. Нельзя, чтобы Зверь взял верх над человеком! Что же мне было делать?
– Я вижу, – кивнул Пак. – Я слышу. Я понимаю.
– К тому времени, как я подрос и смог вместе с другими охранять овец, – продолжал рассказчик, – Зверь вовсю хозяйничал у нас в стране и грыз ее, точно лакомую кость. Он подбирался к стаду у водопоя, чтобы напасть сзади; он проскакивал у нас между ног во время стрижки; он прохаживался вдоль пастбища, высматривая овечку пожирней, насмехаясь над мальчишками, швырявшими в него камни; он прокрадывался по ночам в наши хижины, чтобы выхватить младенца у матери; кликнув своих приятелей, он набрасывался среди бела дня даже на взрослых мужчин! Не всегда – о, нет! Он был хитер. Порой он уходил прочь из наших краев, нарочно, чтоб о нем позабыли. Целый год – иногда два года подряд – никто не видел его, не слышал о нем, не чуял его запаха. Он дожидался, пока наши стада умножатся, пока наши мужчины перестанут оглядываться по сторонам, пока дети начнут выбегать за ограду, а женщины ходить за водой поодиночке… Вот тут-то он и появлялся вновь – Серый Пастух, Ночной Разбойник, Зверь, проклятый Зверь!
Он только посмеивался над нашими ломкими кремневыми стрелами, над нашими тупыми копьями. Он научился подныривать под занесенный топор! И я думаю, он умел распознавать изъяны в кремне. Иной раз ты и сам не знаешь, что топор у тебя с трещинкой, пока не пустишь его в ход. И тут – крак! – кремень раскалывается об его башку, и в руках у тебя остается топорище, а он уже вонзает зубы тебе в бок. Я помню его клыки! А то еще, бывает, в сырую погоду или от вечерней росы ослабнут сухожилия, которыми прикручен наконечник копья – хоть ты и держал его весь день под одеждой. И вот ты останавливаешься, чтоб затянуть их потуже – руками, зубами или щепкой. А до дому уже совсем близко! Ты наклоняешься – вот так… а он только того и ждал. Ради этой минуты он и крался за тобой под первыми звездами. «А-рр!» – говорит он. «Вур-рр!» – говорит он. (Грозное эхо раскатилось в лощине, будто зарычала целая стая волков.) И он прыгает тебе на плечи – справа, чтобы вцепиться в жилу на горле – и, может быть, твое стадо останется без пастуха… Сражаться со Зверем – это еще куда ни шло, но знать при этом, что Зверь презирает тебя – все равно что чувствовать его клыки в своем сердце! Ну почему, почему – ответь мне, Старина – человек так сильно хочет и так мало может?