Сказки Топелиуса
Шрифт:
Но не прошел Карлуша и ста шагов, как вдруг увидел зайца и белку. Они сидели у самого края придорожной канавы и пытались что-то выудить со дна.
— А, Косой! Рыжехвостая! Здорово! — окликнул их Карлуша. — Скажите, друзья, не видали ли вы моих яблок?
— Нет, твоих не видали. Но у нас есть свои. Да вот, кстати, не поможешь ли ты нам разделить поровну четыре яблока. Сколько уж времени мы бьемся и всё-таки не можем поделить их так, чтобы одному досталось столько же, сколько другому, —
— Ну, это совсем просто, — сказал Карлуша. — Каждому следует по два яблока.
— Да неужто! — воскликнули Косой и Рыжехвостая в один голос. — Откуда ты это знаешь?
— Как же мне не знать, что четыре разделить на два — два, а дважды два — четыре, — важно сказал Карлуша. — Это проще простого. Не забывайте, что я хожу в школу.
— Это прямо невероятно! — Косой и Рыжехвостая не могли придти в себя от удивления. — Разве в школе учат, что дважды два — четыре?
— В школе всему учат, — сказал Карлуша.
— Подумать только! И ты всё знаешь?
— Да, почти всё. Я считаю свободно до семью семь, но дальше немного сбиваюсь.
Косой и Рыжехвостая смотрели на него во все глаза и не могли надивиться такой премудрости. Они решили тотчас последовать умному совету, быстро подобрали яблоки из канавы и принялись их делить по всем правилам арифметики.
— Да ведь это же мои яблоки! — закричал Карлуша.
— Подумать только, он и это знает! — сказала Рыжехвостая. — Этот мальчик, наверное, знает всё на свете!
— Как хорошо было бы попасть в школу и стать таким же ученым, как он, — пролопотал заяц.
— Ну что ж, пойдемте со мной, — сказал Карлуша. — Только уговор дороже денег: в классе вы будете сидеть смирно, потому что в классе никому не позволяют шуметь, даже Шарику.
— А разве его пускают в класс? — спросил заяц, и его короткий хвостик опять задрожал, а глаза забегали в разные стороны.
— Нет, вообще-то его в класс не пускают. Ну, а если он украдкой и заберется под парту, так ведь бояться-то его нечего.
— Еще бы, — сказала белка. — Кто же боится Шарика! Тем более, что его не пускают в класс.
— Мы, кажется, не трусы, — важно сказал заяц. — Ну, а если Шарик всё-таки вздумает кусаться?
— Да он и кусаться-то не умеет, — сказал Карлуша. — Он совсем добрый. Даже когда я тяну его за хвост, он только смеется.
— Смеется? — Косой и Рыжехвостая переглянулись.
Они никогда не слыхали чтобы собаки смеялись. Но чему только не научишься в школе!
И друзья решили непременно идти с Карлушей.
Они пришли в школу еще до звонка.
На крыльце Карлуша в раздумье остановился.
— Вот что, друзья, — сказал он наконец. — Залезайте-ка в мой мешочек, так будет лучше. Учитель у нас очень строгий. Еще чего доброго рассердится, когда увидит вас.
Косой и Рыжехвостая усмехнулись.
«Кажется этот мальчик не храброго десятка», — подумали они. Но без лишних слов полезли в мешок.
Карлуша вошел в класс, звонок только-только прозвонил, и все усаживались по местам.
Карлушево место было в самом последнем ряду, возле стены. Никто не обратил внимания на его мешочек, и Карлуша благополучно пристроил его под скамейкой.
Скоро пришел учитель.
Учитель постучал карандашом по столу, и в классе сразу стало очень тихо.
— Сегодня мы будем повторять таблицу умножения, — сказал учитель. — Ну-ка, кто мне скажет, сколько будет восемью восемь?
«Ого, это помудрёнее, чем дважды два» — подумали Косой и Рыжехвостая и навострили уши.
Кто знает, может быть, заяц и белка выучили бы таблицу умножения не хуже самого Карлуши, если бы они просидели в классе, — хотя бы даже под скамейкой, — весь урок до конца.
Но случилось по-другому.
Пока учитель перелистывал классный журнал и решал, кого из учеников он вызовет, дверь чуть-чуть приоткрылась, и в класс проскользнул Шарик.
По всему его виду можно было сразу догадаться, что его не раз выгоняли отсюда. Хвост у него был поджат, Глаза бегали во все стороны. Он припал к полу и неслышно полз на брюхе вдоль стены.
Ему удалось благополучно добраться до первой скамейки. Теперь самая опасная часть пути была позади. Оставалось только проползти под скамейками в дальний конец класса, ну, а уж это было проще простого.
Наконец, Шарик добрался до последнего ряда и приготовился вместе со всеми повторять таблицу умножения. Он мог не опасаться, что получит двойку, — учитель частенько выгонял его из класса, но никогда не вызывал к доске и не ставил ему отметок. Поэтому Шарик, как ни в чем не бывало, разлегся у Карлушиных ног, насмешливо поглядывая, как беспокойно ёрзали на своих местах ученики.
И вдруг Шарик насторожился. Он почуял что-то недоброе. Шерсть у него стала торчком, он поднял уши и заворчал.
Это была большая оплошность с его стороны. Но ведь всякая собака — в душе охотничья собака, да и заворчал-то Шарик совсем тихо.
Но учитель сразу услышал его.
— Ты опять здесь, Шарик! — закричал он. — Сейчас же убирайся вон!
конечно, самое лучшее было бы послушаться и уйти. В другое время Шарик так бы и сделал, — он знал, что учителя должны слушаться все без исключения. Но на этот раз Шарик словно не слыхал, что ему говорили, и, забыв все правила школьного поведения, он залился яростным лаем.