Сказки Топелиуса
Шрифт:
«Надо выручать его», — решил эльф. Ведь эльфы совсем не злые. Правда, они любят подшутить над человеком, но сердце у них доброе.
И вот маленький эльф ухватил обеими руками волшебную дудочку и полез вверх, цепляясь за складки и пуговицы на куртке Канута.
Это было нелегкое дело — ведь дудочка была раз в шесть больше самого эльфа.
Наконец, эльф добрался до подбородка Канута. Тут он поднял дудочку как только мог выше и осторожно приложил к губам Канута.
— Теперь играй! —
Канут крепко зажал дудочку губами, дунул в нее, и дудочка затянула: ба-а-ай! баю-бай!
И сразу старая ель стала зевать, потягиваться всеми своими ветками и, наконец, с кряхтением растянулась на мягкой земле. А орел, медленно хлопая отяжелевшими крыльями, полетел прочь, так и засыпая на лету.
Когда Канут выкарабкался из-под веток, весь лес спал мертвым сном.
Маленького эльфа нигде не было видно. Да и немудрено! Ведь разглядеть его в траве так же трудно, как найти иголку в лесу.
— Прощай, маленький эльф! Спасибо тебе! — крикнул Канут и снова двинулся в путь.
Кажется, вырасти у него сейчас под ногами жареная картошка, он и то не прикоснулся бы к ней.
На его счастье идти теперь оставалось недолго, дорога была отличная, одно только было плохо — в лесу становилось всё холодней и холодней. Скоро повалил снег, всё кругом побелело, по обеим сторонам дороги намело высоченные сугробы.
«Вот это так чертовщина! — подумал Канут. — Ах, зачем я не послушался бабушки! Верно, из этого леса мне не выбраться живым».
Канут поднял воротник, нахлобучил шапку, засунул рули в карманы, но всё равно дрожал, как осиновый лист. Мороз всё усиливался, дорогу совсем занесло снегом, и Канут то и дело сбивался с пути.
И вдруг, — Канут сам не знал, как это случилось, — он провалился в глубокую яму.
Когда Канут стал на ноги, — ни леса, ни тропинки не было. Канут стоял в сверкающем зале. Все стены его были разрисованы ледяными узорами, потолок усыпан снежными звездами, а пол устлан сверкающим инеем.
По залу кувыркались неуклюжие снежные чучела, а в углу, на огромном ледяном троне, сидел сам снежный великан.
Борода у йего была из тонких длинных сосулек, мантия из пушистого снега, а сапоги из замороженного, ягодного сока.
— Здравствуй, Канут-музыкант! — сказал великан. — Что с тобой случилось? Ты совсем превратился в сосульку!
— Что же в этом удивительного, — сказал Канут, потирая замерзшие руки, — На то и зима. Впрочем, немудрено превратиться в сосульку и летом, если на обед у тебя нет ничего, кроме столетнего мха, комариной ножки и каленого железа.
— Ну, пожалуй, после такой жирной и горячей еды ты не прочь поесть чего-нибудь холодненького, — сказал великан. — Эй, обер-снежное чучело, дай ему кусочек замороженной
— Кажется, это совершенно лишнее, — сказал Канут, стуча зубами от холода. — А вот от кружки теплого молока я бы, пожалуй, нё отказался.
— Кто смеет говорить о тепле в моем присутствии! — закричал великан. — Обер-снежное чучело, окуни-кa этого мальчишку семь раз в ледяную воду да повесь на сучок, чтобы он немного остыл. А то больно уж горяч парень!
Наверное, Канут так бы и замерз, если бы у него не было волшебной дудочки Но он успел вовремя сунуть ее в рот и громко задудел: тра-та-та! тра-та-та!
И вдруг лицо великана сморщилось, и весь он затрясся от смеха. Сосульки со звоном посыпались у него из бороды, но он даже не замечал этого. Он просто покатывался со смеху, и дело кончилось тем, что он и вправду скатился со своего трона. Голова у него отдалилась, руки-ноги отскочили, и весь он рассылался на тысячу ледяных осколков.
И все его придворные чучела тоже катались со смеху до тех пор, пока совсем не развалились.
Самому Кануту и то стало смешно, и он едва удерживался, чтобы не расхохотаться.
Даже стены не могли устоять на месте, они тоже пустились приплясывать, и скоро от всего дворца остался только огромный снежный сугроб.
Поднялась метель. Страшный вихрь закружил столбом снег, подхватил Канута и куда-то понес его…
Когда Канут расскрыл глаза, он стоял на лесной тропинке. Снег растаял, быстрые ручьи бежали по всему лесу.
Опять настало лето, зазеленели деревья, защебетали птицы.
Не теряя времени даром, Канут снова пустился в путь.
«Кажется, я не много выгадал оттого, что пошел короткой дорогой», — подумал Канут, взглянув на небо. Солнце уже склонялось за вершины деревьев, было далёко за полдень.
Наконец, лес поредел, и Канут вышел на проселочную дорогу. Отсюда до усадьбы господина Петермана было уже совсем близко, Канут прибавил шагу. Но как он ни спешил, а всё-таки к обеду опоздал.
Когда Канут вошел в дом, все уже сидели в столовой за столом.
— Добро пожаловать, Канут-музыкант! — сказал господин Петерман, увидев его. — Что же это ты опоздал?
— Как же мне было не опоздать, когда я уже три раза был в гостях и успел попробовать каленого железа, замороженной ртути и комариной ножки, — сказал Канут.
— Ого, не слишком ли это много? Боюсь, как бы ты не объелся, — сказал господин Петерман. — Хорошо, по крайней мере, что мы тебя не ждали. После такого богатого угощения ты, конечно, откажешься от обыкновенной жареной утки. Но чтобы тебе не было скучно смотреть, как мы едим, поиграй нам на своей дудочке, Канут. Ты ведь отличный музыкант!