Сказки Тридесятого царства: Лягушка и Колобок
Шрифт:
Кристиан не говорил и не спал. Его состояние было больше похоже на дрёму с прикрытыми глазами. Или на медитацию.
Меж тем часы тикали. Ерофей уже кинул в котелок редкие ингредиенты и теперь плавно его помешивал, бормоча под нос растворяющие и связывающие заклинания.
«Десять. Девять».
Зелье вспучилось пузырями, но Ерофей успел снять его с огня.
«Шесть. Пять».
Лекарь разлил его по кубкам.
«Три. Два.»
Оба кубка появились на столе перед Виренеей и Кристианом.
— Бом! — ударили
Виренея подняла собственный кубок и принялась глотать горькое вязкое зелье большими глотками.
Бом! Бом!
Хлопнуло рядом с ней. Краем глаза она заметила, как Кристиан стал человеком.
— Пей!! — крикнули ему сразу несколько голосов.
— Ура!!! — закричали гости.
— С Новым годом! — поднялись кубки с игристым питьём.
Бом! Бом!
— Загадываем желания! — раздавалось со всех сторон.
Бом! Бом!
Кажется, Кристиан успел сделать несколько глотков и… снова схлопнулся.
Бом!
Всё происходило слишком быстро. Виренея увидела только, что колобок упал на подушки, а Ерофей, который стоял у принца над душой, успел перехватить магией ветра кубок и аккуратно вернуть его на стол.
Бом! Бом!.. Бом!
Виренея заглянула в его кубок.
— Там осталось немного, — повернулась она с надеждой к Ерофею.
— Ему надо выпить всё, — спокойно произнёс целитель.
— Но он же колобок, — с отчаяньем произнесла Виренея.
Она вдруг осознала, что сидит за праздничным столом. Больше всего ей сейчас не хотелось чьих-то сочувствующих или даже торжествующих взглядов. Однако гости пили и ели, не обращая внимания ни на неё, ни на Кристиана и его горе.
«Они не видят нас. Отец удерживает их внимание,» — догадалась она.
— Как ты? — спросила матушка и взяла её за руку. — Чувствуешь что-то в теле?
— Мам, не сейчас… — Виренею будто подушкой по голове ударили.
Она не понимала, что происходит. Что с Кристианом?
Повернувшись к принцу, она погладила колобка по щеке:
— Почему зелье не подействовало? Почему ты превратился обратно?
— Как это не подействовало? — матушка, которая всё ещё держала её ладонь, чмокнула её.
Причём, видимо, не в первый раз, просто погружённая в осознание последствий неудачи, Виренея не сразу обратила на это внимание.
— Действует зелье! Больше ты никогда не превратишься в лягушку.
Виренея расширила глаза.
— А Кристиан? Так и останется?.. — в горле встал ком.
Внезапно рядом снова хлопнуло.
На стуле сидел Кристиан.
— Пей!!! — хором раздались голоса царицы, виконтессы и Ивана.
Виренея сама всучила мужу кубок и с замиранием сердца наблюдала, как он вцепился в него, запрокинул, и…
«Раз, два, три!» — считала она и глазам своим не верила.
Осушив кубок, Кристиан — человек Кристиан! — поставил его обратно.
У Виренеи кружилась голова.
У Кристиана, возможно, тоже. Он сидела за столом и
Дальше всё было, как в тумане. Её трясли за плечи и что-то говорили, виконтесса и Иван, оба взбудораженные, оказались прямо перед их столом. Ерофей накинул на Кристиана плащ, помог поняться из-за стола и повёл из трапезной.
— Куда? — всполошилась было Виренея.
— Сиди пока, — остановила её мать. — Не чувствуешь разве? Вот она — Поворотная ночь, магические потоки обновляются, старое, отжившее уходит, новое, свежее закрепляется… И поешь уже, — добавила царица деловито, накладывая в тарелку Виренеи её любимый зимний салат. — Маята ты моя, маята. Вечно на месте не сидится.
— Ты и раньше говорила про потоки магии, а я не чувствовала.
— Скоро всё пройдёт. Поешь, — наставляла матушка.
И она оказалась права. В одну секунду Виренею отпустило. Сначала обдало ледяной волной, а потом она будто вынырнула из тягучего, плотного круговорота, где время пластичное, и материя — сама не своя.
Вдруг к ней кто-то подошёл со спины, положил руки на плечи, наклонился и обнял. По щеке мазнули светлые крупные кудри.
— Кристиан! — обрадовалась Виренея. Кажется, он стал краше прежнего. Ему были к лицу и рубашка, расшитая традиционными алыми нитями, и царский свадебный кафтан.
Виренея вскочила со стула, вжалась в него, ощущая, как его руки крепко обвили её стан, и как бешено бьются их сердца. Она так много хотела ему сказать! Но что слова? У Кристиана их тоже не оказалось. Он только жарко дышал ей в плечо и всё сильнее сжимал в своих объятьях.
— Горько! — услышала Виренея зычный голос отца и обернулась.
Не показалось. Её батюшка — царь Тридесятого стоял во главе стола с поднятым кубком. Гости тоже поднимались из-за стола, правда тост не спешили поддерживать. Вероятно, помнили матушкино упреждение или боялись очередного скандала.
Виренея вопросительно глянула на Ерофея.
— Он сказал, теперь все заклятья сняты, — ответил вместо целителя Кристиан и аккуратно приподнял её подбородок.
Виренея закрыла глаза. Поцелуй получился мимолётный, невесомый, но такой обещающий…
— А теперь? Ты сказал бы «да» у алтаря? — прищурилась царевна.
— Лучшей девушке на свете, рядом с которой даже Василиск не страшен?.. Да, — стал вдруг серьёзным Кристиан.
И снова её поцеловал, на этот раз отнюдь не невинно.
— Горько! Го-орько! — скандировали обрадованные гости.
Новость о снятых проклятьях разносилась по царскому терему со скоростью пожара.
А потом было празднование Старого Нового года. Все оделись и вышли на улицу. У костра уже пели и плясали ряженые, гремели шутихи и хлопушки. Иван с друзьями запускали фейерверки по континентальной традиции. Под конец жрец провёл исконную церемонию царства — сжигание высоченного соломенного коня.