Сказки Вильгельма Гауфа и Оскара Уайльда
Шрифт:
Мук внутренне обрадовался: он уже увидел, что его башмаки стоят в углу, а рядом с ними и волшебный посох. Он сделал вид, будто размышляет над предложением градоправителя, прохаживаясь по комнате. Как только он приблизился к своим башмакам, он тут же надел их и схватил волшебный посох. После этого он стряхнул накладную бороду, снял с головы остроконечный колпак – и удивлённый градоправитель узнал своего бывшего скорохода.
– Что ж, бесчестный правитель! – крикнул Маленький Мук. – Пришло время тебе и твоим слугам заплатить за всё. Пусть твой недуг служит тебе и твоим приближённым карой за твою злобу, зависть и ложь!
И тут Мук дважды подпрыгнул
Вот так и получилось, что Маленький Мук живёт здесь в уединении, поскольку жизненный опыт сделал его более осторожным в новых знакомствах и вере к людям.
Этими словами отец закончил рассказ Маленького Мука. Услышанное произвело на меня огромное впечатление, и я искренне попросил прощения за то, что недостойно вёл себя по отношению к этому удивительному человеку с такой непростой судьбой.
Карлик Нос
Давным-давно в славной Германии, в одном из больших городов жил бедный сапожник. Он и его жена были людьми небогатыми, но честными и справедливыми. С утра до вечера он проводил время на улице, латая прохудившуюся обувку горожан. Закажи кто-нибудь ему новые башмаки, он мог бы их сделать, правда, ему было бы не на что купить материалы, поскольку всё, что он зарабатывал, уходило на пропитание. Жена же его зарабатывала тем, что продавала фрукты и ягоды, собранные в небольшом саду, за которым она тщательно ухаживала.
Горожане всегда с удовольствием покупали у неё спелые фрукты, так как она всегда прекрасно выглядела и к тому же была очень вежливой и обходительной с покупателями.
У этой дружной пары был сын, мальчик двенадцати лет, красивый, статный и высокий. Звали его Якоб. Обычно он целыми днями находился при матери на городском рынке, помогая покупателям донести товары до дома, за что и получал то немного денег, то что-нибудь съестное, ведь горожанам нравилось, что такой красивый, статный юноша им помогает, и потому они не скупились.
Как-то раз сидел он как всегда с матерью на городском рынке. На прилавке у них стояло несколько корзинок со спелыми фруктами и ягодами. Как обычно, около них толпился народ, выбирая фрукты, чему немало способствовал Якоб, умело зазывавший покупателей. Да и люди знали, что здесь они смогут купить отборный товар, причём не очень дорого, так что недостатка в покупателях у Ханны – так звали мать мальчика – не было.
Но вот на рынке появилась какая-то неприятная на вид старуха, одетая в лохмотья. У неё было противное, злое лицо, острый крючковатый нос и маленькие красные глазки. В руках у старухи была суковатая палка, но она, видно, не сильно помогала ей при ходьбе, потому что старуху шатало из стороны в сторону, она прихрамывала и спотыкалась на каждом шагу. Со стороны выглядело так, будто она вот-вот свалится.
Ханна во все глаза смотрела на старуху: за всё время, что она торговала на рынке, ей не доводилось видеть такого зрелища.
А старуха тем временем дошаркала до её прилавка и остановилась перед ним.
– Не ты ли будешь Ханна, торговка фруктами? – визгливо осведомилась старуха.
– Вы угадали, сударыня, это я. Желаете купить что-нибудь? – учтиво ответила жена сапожника.
– Посмотрим, посмотрим, а вдруг я найду у тебя то, что мне нужно! – ответила странная покупательница, наклонившись к корзинам и начиная в них рыться, выкидывая прекрасные спелые фрукты на землю.
Жена сапожника с ужасом смотрела на то, как старуха портит её фрукты, но тем не менее сказать ничего не решилась – ведь покупатель должен знать, хороший ли товар он приобретает.
Помимо того, она почему-то ужасно боялась эту старуху, роющуюся в корзинах и приговаривающую: «Никуда не годится, дрянь, а не фрукты, не сравнить с тем, что было полвека назад».
Услышав это, Якоб разозлился.
– Эй, бабка! – с раздражением воскликнул он. – Ты залезла в корзину с отборными яблоками своими грязными кривыми пальцами, обнюхала всё своим гадким длинным носом, так что теперь вряд ли кто их у нас купит, да напоследок ещё и говоришь, что наш товар никуда не годится! Да знаешь ли ты, что слуги самого градоправителя покупают у нас фрукты и только нахваливают их!
Старуха обернулась на эти дерзкие слова, ухмыльнулась и проскрипела:
– Малыш, так тебе понравился мой прекрасный длинный нос? Так я тебя уважу – будет и у тебя такой, даже длиннее, всем на зависть.
Сказав эти слова, старуха наклонилась к следующей корзине и стала в ней рыться, тряся головой. Вывалив ещё с полкорзины фруктов на землю, она опять пробормотала себе под нос: «Нет, никуда не годится, не фрукты, а недоразумение».
– Что ты трясёшь своей противной головой? – опять крикнул Якоб. – Смотри, как бы она не отвалилась, ведь шея у тебя тоньше гусиной! Что ты потом будешь делать без головы?
– Ах, так ты не любишь слишком тонкие шеи? – опять усмехнулась старуха. – Что ж, пусть у тебя не будет шеи вообще, голова твоя будет расти прямо из плеч, чтоб ненароком ей не отвалиться!
– Ну, довольно говорить гадости моему сыну! – сказала, придя в себя, Ханна. – Если вы ничего покупать не будете, так отойдите в сторонку, а то из-за вас у меня никто ничего не купит!
– Что ж, будь по-твоему, – проговорила старуха, искоса взглянув на жену сапожника. – Я куплю у тебя эту корзину с фруктами. Но я стара и немощна, кроме того, ноги плохо слушаются меня, так что я не в силах донести до своего дома целую корзину фруктов. Пусть этот острый на язык мальчик поможет мне донести корзину до самого моего дома. А я уж его отблагодарю, можешь мне поверить!
Якоб чуть не заплакал от страха – ему совсем не хотелось нести к старухе домой корзину, тем более после всего, что он ей наговорил, но делать было нечего: Ханна сказала ему сходить, так как считала недопустимым, что старая больная женщина сама потащит целую корзину фруктов до дома. Поэтому Якобу пришлось взвалить корзину себе на плечи и отправиться вслед за старухой.
Так как шла старуха медленно, то и дело спотыкаясь и останавливаясь передохнуть, им потребовался добрый час времени, чтобы пройти почти через весь город и оказаться в каких-то трущобах.