Сказки волчьего леса
Шрифт:
Волк остановился и понюхал снег. Пахло оленем. Вкусным, жирным, а даже если и невкусным и нежирным, но оленем, а значит, едой.
Волк трусцой побежал вперед, то и дело принюхиваясь. И вот он и в самом деле увидел оленя. Тот лежал на боку возле голого куста шиповника, дышал. Сразу было видно, что у оленя сломана задняя нога.
Волк был очень вежливым, и он уже никуда не торопился, а потому он подошел к оленю, сел рядом с ним, обернув хвостом лапы и произнес:
– Здравствуй, приятель.
Олень открыл глаза, вздрогнул, забился. Потом, хотя и с трудом, но смог перевернуться и лечь, опираясь на передние ноги.
– Пощади, – простонал олень.
– Зачем? – спросил волк.
Олень озадачился, но спустя пару минут смог придумать ответ.
– Я вожак, – сказал он гордо, – меня ждет мое стадо.
– И что? – поинтересовался волк.
– Скоро придет весна, и мы будем скакать по зеленой травке, вольные и прекрасные! – ответил олень, мечтательно закатив глаза. Теперь настала очередь волка озадачиваться.
– Красиво, конечно. Только я здесь причем? – спросил он, наконец.
– Я вожак, – повторил олень, – у меня много женщин. Я покрою их, и родится множество пятнистых грациозных оленят.
– И?
– Ты же волк! – рассердился олень. – Тебя должно интересовать пополнение нашей популяции!
Волк задумался и медленно проговорил:
– Ты предлагаешь мне съесть твоих детей?
– Природа жестока! – горячась, воскликнул олень, – Таково устройство мира!
Волк пожал плечами и признался:
– Я берегу своих волчат, и на устройство мира мне плевать.
– Но ты же так рационален, – настаивал олень, – и даже если, как ты высказался, тебе плевать на устройство мира, ты должен понимать, что еда тебе и твоим собратьям нужна. А отпустив меня сейчас, ты делаешь вклад в свое будущее и будущее своих детей.
Волк улыбнулся и ответил:
– Я понимаю. Пойми и ты. Допустим, я тебя отпущу, и ты как-то доковыляешь до своего стада, что уже сомнительно. Предположим даже, что твои соплеменники помогут тебе выжить, и кости у тебя на ноге срастутся. Но ты же останешься калекой. И твои женщины уйдут от тебя к молодым и здоровым. И уже от тех родятся грациозные пятнистые оленята. Не от тебя. А ты будешь никому не нужен. Станешь плестись поодаль, собирая подачки.
Олень опустил голову и простонал:
– Ты слишком жесток. Ну прояви же милосердие.
Волк поднялся на лапы, подошел к оленю и быстро перегрыз ему горло, потом облизнулся и проговорил:
– У нас разное понимание милосердия, дружок.
Непонимание
Когда волк был еще волчонком, однажды на болоте он увидел цаплю. Цапля была прекрасна. Волчонок сел на кочку, раскинув толстые неуклюжие лапы, и долго ею любовался – такой белой, такой стройной и такой изящной.
Цапля тоже любовалась собой. Она, поджав одну ногу, смотрела на свое отражение в воде, то приближаясь к нему так, что почти касалась воды клювом, то отдаляясь как можно дальше.
Рядом с цаплей издевательски квакали лягушки. Волчонок не понимал, о чем они квакали, он был еще глуп и неопытен.
Наконец, цапля заметила зрителя, чуть повернула к волчонку свою красивую голову и томно проговорила:
– Мир так ужасен.
Волчонок только вздохнул. Ведь цапля была так красива. Стало быть, она была умна и сказала сейчас умную вещь. Нет, в глубине души волчонок знал, что мир удивителен и справедлив, но сейчас в его большой лохматой голове зародилось сомнение.
– Мир не ценит красоту, – продолжила цапля, одним глазом наблюдая за собственным отражением, – такие, как мы, вынуждены оставаться одинокими.
Волчонок вздохнул. Ему вдруг стало жаль цаплю. Себя волчонок красивым не считал. Собственно говоря, до последнего времени ему было как-то наплевать на красоту. Его больше интересовали действенность и целесообразность. Иными словами, его заботило лишь то, что нужно выполнить для того, чтобы достичь результата, скажем, поймать лягушку, если ты голоден.
Волчонок снова вздохнул и подумал о том, что же ему сделать такого, чтобы прекрасная цапля перестала грустить. Но что он мог, он – маленький некрасивый глупый волчонок? Он посмотрел на лягушек, чье непонимающее кваканье уже начинало его раздражать. Лягушкам явно не было дела до красоты цапли. И тогда волчонок прыгнул и тут же поймал одну из лягушек. На подгибающихся от волнения толстых лапах волчонок подошел к прекрасной цапле и положил у ее ног полузадушенную лягушку. Птица посмотрела на подношение, опять одним глазом, а потом вдруг быстро схватила лягушку клювом и стала медленно, явно получая от этого удовольствие, глотать жертву. Волчонок завороженно следил за тем, как раздувается прекрасная шея цапли, как по ней вниз скатывается комок живой еще лягушачьей плоти.
Наконец, шея цапли вновь стала ровной и прекрасной.
– Ах, мир так ужасен, – проговорила птица, глядя на свое отражение, – и никто меня не понимает.
Волчонок задумался. Ему казалось, что его поступок должен был вызвать несколько иную реакцию. Ему в голову пришла мысль, что, должно быть, лягушка была слишком маленькой, и цапля ее практически не заметила. Тогда он изловчился и поймал еще одну лягушку и вновь положил ее у прекрасной ноги белой цапли. И опять это чудесное существо схватило подарок и съело его.
– Жизнь кошмарна, – удовлетворенно рыгнув, произнесла цапля. На волчонка в этот раз она даже не посмотрела. Только ее отражение в воде волновало птицу.
Волчонок, уже из чистого любопытства, поймал третью лягушку. На сей раз это было нелегко. Лягушки попрятались, поняв, что рядом объявился настоящий охотник.
– Это невыносимо, – произнесла цапля, едва только лягушка оказалась в ее желудке.
Так волчонок понял, что рядом творится что-то неправильное. Он, конечно, был еще ребенком, но это не помешало ему осознать, что иногда доказывать что-либо бесполезно. И потому он просто ушел, прыгая с кочки на кочку.