Сказки времен Империи
Шрифт:
Он неторопливо прошел по пустой, заваленной желтым кленовым листом кладбищенской аллее и вдруг увидел в стороне, среди крестов и памятников, две характерные фигуры в серых ватниках. Мужики копошились у одной из могил. Подойдя к ним, Кузин разглядел, что они закапывают в землю низкую сварную ограду вокруг временного пирамидального обелиска, на котором висел венок из железных крашеных цветов. Мужики были неопределенного возраста с неопределенным же цветом лиц. Завидев Кузина, они разом прекратили работу и выпрямились в ожидании.
— Скажите… — начал Кузин, но
— Допустим, мне надо похоронить прах… — неестественным голосом, обращаясь почему-то в пространство, продолжал Кузин.
Он почувствовал, что краснеет, как от неловкости.
Мужики опять прервали работу, синхронно и неторопливо достали папиросы и закурили, молча глядя на Кузина.
— К кому обратиться в таком случае? — закончил Кузин.
— Так это смотря как… — неопределенно проговорил один. — Подзахоронить-то можно, подзахоронить оно недолго…
Тут Кузина поразило прежде всего слово «подзахоронить», как бы указывающее на мистическую возможность похоронить не совсем всерьез, как бы между прочим… Вроде как «подзаработать».
— Нет, мне именно похоронить, чтобы на законных основаниях, — сказал Павел Сергеевич со всей возможной в данном случае твердостью.
— Это к главному инженеру, — сказал другой мужик, махнув рукавом ватника в сторону.
— Главному инженеру… чего? — не понял Кузин.
— Ну кладбища, — пояснил тот же мужик, делая ударение на втором слоге. — Погоста, значит.
«Главный инженер погоста может подзахоронить», — мелькнула в голове Кузина фраза, при всей своей несуразности не вызвав у него и тени улыбки.
— А кого хоронить-то будешь? — вдруг спросил первый. На его бесформенном лице изобразилось подобие интереса.
— Так… Одного знакомого, — соврал Павел Сергеевич.
— А к кому?
— Что? — опять не понял Кузин.
— К кому, говорю, подзахоронить?
— Да вообще… хотелось бы как-то… отдельно, — растерялся Кузин.
— Отдельно — это в колумбарий надо. А в могилку подзахоронить — это к родственнику можно, — объяснил первый.
— Ну тут вообще у нас могила тестя, — проговорил Кузин, запутываясь, поскольку непонятно было — у кого «у нас». Но мужиков смутило не это.
— Знакомого — к тестю? Чудно как-то… Он ему кто?
— Кому? Кто? — вскричал Павел Сергеевич, теряя терпение.
— Которого сжигать будешь. Кто он тестю-то? Родственник?
Павел Сергеевич с досадой на собственную несообразительность отметил, что и вправду Джерри Сейлинг, чей прах лежал у него в портфеле, не имеет к покойному тестю ровно никакого отношения.
— Все мы родственники, — философски заметил Кузин, чтобы прекратить этот разговор.
Он круто повернулся и зашагал в направлении, указанном мужиками. Те, опершись на лопаты, смотрели ему вслед.
Главным инженером кладбища оказалась молодая дама с химической завивкой, густо увешанная золотыми украшениями. Дожидаясь в небольшой очереди перед дверью кабинета, Кузин успел узнать, что ее зовут Нинель Ивановна, а также выслушал от старушек несколько скорбных историй на тему оградок и надгробий. Сложность процедурных нюансов, возникающая в этих нехитрых с виду делах, несколько насторожила Кузина, и он начал продумывать стратегию и тактику предстоящего разговора, с неудовольствием отмечая, что волнуется.
Почему-то он сразу отверг простой и естественный план — сказать чистую правду, а потом смиренно попросить совета, как ему поступить. Чистая правда, как всегда, выглядела чересчур неправдоподобно, поэтому Кузин попытался улучшить ее небольшими лживыми подробностями.
Прежде всего, вступив в кабинет и присев на стуле напротив письменного стола, он начал подходить к сути дела в непозволительном для государственных учреждений тоне небрежного и поверхностного повествования, будто речь шла о незначащем пустяке, не требующем долгих разговоров. Кузин догадывался, что рано или поздно придется обнаружить иностранное происхождение праха, поэтому с ходу и не очень подумав, обременил покойного тестя довольно важной биографической деталью. Именно, он сказал, что покойный Вениамин Григорьевич, захороненный три года назад на здешнем кладбище, имел в Англии двоюродного брата, который недавно умер.
Нинель Ивановна, дотоле раздраженно перебиравшая бумаги на своем столе, услыхав об Англии, заинтересовалась посетителем.
— И что? — нетерпеливо спросила она, ускоряя повествование Павла Сергеевича.
— Он просил похоронить его на родине. Рядом с братом, — сказал Кузин.
— Кого просил? — уточнила главный инженер.
— Мою жену, свою двоюродную племянницу. Видите ли, у дедушки моей жены, Григория Соломоновича Шермана, был в Англии родной брат. Он уехал с семьей в начале двадцатых годов. Речь идет о его сыне, — проникновенно врал Павел Сергеевич.
Он успел заметить, что отчество дедушки и его фамилия неприятно поразили Нинель Ивановну. Она надменно дернулась, поправила на груди золотой кулон, после чего достала из ящика письменного стола огромную амбарную книгу.
— Какой участок? — строго спросила она.
— Что? Я не понимаю, — сказал Кузин.
— На каком участке похоронен ваш тесть? — раздраженно переспросила Нинель Ивановна.
— Я… не знаю… — растерялся Кузин. — Это от главной аллеи третий поворот направо…
— Шестой участок, — главный инженер открыла книгу, полистала страницы и констатировала с неудовольствием: — Да, есть. Шерман Вениамин Григорьевич. Давайте ваши бумаги…
— Какие… бумаги? — еще более растерялся Павел Сергеевич.
— Свидетельство о смерти, разрешение исполкома… Все что положено…
— А разве исполком должен разрешать? — удивился Кузин.
— Вообще-то не должен. Но у вас случай особый. Кто-то же должен завизировать. Может быть, обком, я не знаю. Иностранца хороните! Тело прибыло? — спросила Нинель Ивановна.
— Да, да! — радостно закивал Кузин, наклоняясь к портфелю. — Только не тело, а…
— Ну вот! Значит, должны быть документы, — удовлетворенно проговорила начальница.