Сказки. От двух до пяти. Живой как жизнь
Шрифт:
— Антифашистская демонстрация в Греции.
— Что это, по-твоему, значит? — спросила у нее удивленная тетка.
Вместо того чтобы откровенно признаться, что вся фраза недоступна ее пониманию, Зоя уличает в непонимании тетку:
— Ты не знаешь, что это значит? Папа, да объясни ты ей, пожалуйста, а то мне стыдно, что она не знает.
Родители запретили Ирочке просить у посторонних людей угощения. Ирочка пришла к соседям в гости. Стол еще не накрыт. Ирочка с невиннейшим
— Когда я была у вас в прошлый раз, вы угощали меня конфетами.
IX. ПРОДОЛЖАЮ ПРИСЛУШИВАТЬСЯ
В виде дополнения к настоящей главе привожу без всяких комментариев пестрые записи о речах и поступках детей, сделанные мною и моими друзьями главным образом в последнее время.
Надеюсь, что внимательный читатель и сам прокомментирует их — на основе предыдущего текста.
Сенсационные открытия:
— Папа, ты знаешь, оказывается: у лошадей нет рогов!
— Мама, ведь правда, домовых нет, а есть только домоуправы?
— Володя, знаешь: у петуха нос — это рот!
— Знаешь, папа, у всех зверей спина наверху, а живот внизу!
— А плохо быть птичкой: захочешь поцеловать маму — и уклюнешь ее.
— Когда конфету держишь во рту, она вкусная. А когда в руке невкусная.
— А из замужа обратно выйти можно?
— Вовка меня по-деревянному сегодня обозвал.
— Как это?
— Он сказал: сучка.
Люда Плеханова трех лет:
— А мы по радио слушали песню кувшини!
Люда спутала кувшин и графин, — то была ария графини из «Пиковой дамы».
— Я спала, а баба ушла, а тут такой крик стоял…
— Кто же кричал?
— Да я.
— Лена, куда ты! Постой! Не надо показывать собачке, что ты ее боишься.
Лена, убегая:
— А зачем я ей буду врать, если я ее и вправду боюсь?
— Юбка — это когда две ноги в одну штанину.
О портрете Гончарова:
— Он уже умер, да? А кто же теперь его заместитель?
Жена филолога ласкает четырехлетнего сына:
— Ах ты, мусенька, дусенька, пусенька.
Сын:
— Мама, не кривляй русский язык!
— Это не настольная игра, а настульная. Ведь я же играю не на столе, а на стуле.
Отсидела ногу.
— У меня в ножке боржом!
— Как же ты упал с кровати?
— А я ночью спал-спал и на себя не смотрел, а потом посмотрел на кровать и вижу: меня там нет.
Неистребимая страсть к похвальбе.
— А мой папа храпеть умеет!
— А у нас на даче столько пыли!
Соседский Саша так гордился живущими в его постели клопами, что пятилетний Антоша Иванов (с которым мы уже познакомились на предыдущих
— Хочу, чтобы у меня были клопы!
— Вот ты говоришь — чудес не бывает. А разве это не чудесо, что вишни в одну ночь зацвели?
— Звезды очень далеко. Так откуда же люди знают, как их зовут?
— Рыба мрыть (умирать) не умеет; у нее головы нету. Только глаза на животе и хвост.
— Как рубану человека!
— Как же это можно рубануть человека?
— Не человека — буржуя!
— Тетенька, вы очень красивая.
— Да что же во мне красивого?
— Очки и тюбетейка.
— …Жили-были царь и царица, а у них был маленький царёныш.
— Кто красивее — папа или мама?
— Не буду вам отвечать, потому что не хочу обижать маму.
— Достань мне луну, хоть надкушенную!
— У нас бабушка в деревне всех петушков перерезала. Пусть теперь сама яйца несет.
— Папа, какие милиционеры смешные! Он мне говорил вы, как будто меня несколько!
Впрочем, дети очень скоро научаются понимать, что слово «вы», обращенное к одному лицу, знаменует собою учтивость.
— Нинка выдра, выдра, выдра! — кричит пятилетняя Маша.
Ее сверстнице Клаве такое ругательство кажется слишком уж вежливым.
— Надо не выдра, а тыдра, — поучает она.
— Тыдра, тыдра, тыдра! — дружно кричат они обе.
Нина не выдерживает и в слезах убегает.
Вырвали зуб.
— Пусть он теперь у врача в банке болит!
Нормы поведения, внушаемые взрослыми детям, воспринимаются детьми как универсальные правила, равно обязательные для детей и животных.
— Бабушка, смотри, какие утки глупые — сырую воду пьют из лужи!
Девочка, живущая на юге, угощает виноградом козу и все время кричит ей:
— Плюнь косточку!
Мы уже видели, что малый ребенок далеко не всегда отличает вещь от того слова, которым эта вещь обозначена.
То же происходит и с рисунками: изображенные на них существа воспринимаются ребенком как живые.
Владику было полтора года. Ему прочитали басню «Ворона и Лисица» и показали иллюстрацию к ней. Он пожалел несчастную ворону, которая осталась без сыра. Когда через две-три недели к завтраку был подан голландский сыр любимое лакомство Владика, — он побежал за книжкой, отыскал тот рисунок, где изображена ворона с открытым клювом, и, тыча вороне сыр, стал приговаривать:
— На, ворона, кушай сыр, кушай!
В детском саду воспитатель показывает детям картинку. На картинке изображен мальчуган, который убегает от разъяренного гуся; вдали домик, окруженный деревьями.