Сказки
Шрифт:
— Я был бы совершенным дураком, — сказал Куно, — если бы стал состязаться из-за того, что принадлежит мне по праву как наследство. Но чтобы вы видели, что я не шутил с дележом, я принесу свои рыболовные принадлежности.
Они поехали домой, каждый в свой замок. Близнецы поспешно разослали своих слуг и заставляли поднимать все старые камни, чтобы найти червей на приманку для рыбы в пруду, а Куно взял свою обыкновенную удочку и корм, приготовлению которого его научила однажды госпожа Фельдгеймер, и первым явился опять на место. Когда явились оба близнеца, он дал им выбрать самые лучшие и удобные места, а потом и сам закинул удочку. И рыбы словно почуяли в нем своего хозяина. Целые вереницы карпов и щук кишели около его крючка. Самые старые и большие
— Я бы хотел иметь тысячу крючков вместо одного, и чтобы на каждом барахталось по одной из этих тварей! — воскликнул он. — Но здесь дело нечисто, это какая-то дьявольская штука, если ты, глупец Куно, в один час наловил рыбы больше, чем я в год!
— Да-да, теперь я припоминаю, — вмешался Маленький Плут. — Он научился ловить рыбу у Фельдгеймерши, презренной колдуньи, и мы были дураками, что ловили с ним! Ведь он сам скоро будет колдуном.
— Вы — негодные люди, — возразил раздраженный Куно. — В это утро я имел достаточно времени познакомиться с вашей алчностью, бесстыдством и невежеством. Теперь ступайте и никогда не возвращайтесь сюда, и поверьте мне, что для ваших душ было бы лучше, если бы вы были только наполовину так благочестивы и добры, как та женщина, которую вы браните колдуньей.
— Нет, она не настоящая колдунья! — сказал с язвительной усмешкой Маленький Плут. — Такие женщины могут предсказывать, а Фельдгеймерша столь же мало предсказательница, сколько гусыня может сделаться лебедем. Она сказала еще отцу, что из его наследства добрую половину можно будет купить за один гульден, то есть что он совершенно разорится, а при его смерти ему принадлежало все то, что только можно было обозреть с вершины Цоллерна. Нет, Фельдгеймерша не что иное, как безумная старая баба, а вот ты, Куно, ты — глупец!
После этих слов Маленький Плут поспешно удалился, опасаясь тяжелой руки брата, а за ним последовал и Вольф, предварительно выпустив все ругательства, которым он научился у своего отца.
Куно пошел домой огорченный до глубины души, так как теперь он ясно понял, что его братья никогда не захотят поладить с ним. Он принял так близко к сердцу их черствые слова, что на другой день сильно захворал, и только утешения почтенного отца Иосифа и укрепляющее питье госпожи Фельдгеймер спасли его от смерти.
Как только братья узнали, что Куно тяжко занемог, они задали веселый банкет и во хмелю дали друг другу обещание, состоявшее в том, что в случае смерти глупого Куно узнавший об этом раньше должен палить из всех пушек, и кто первый выпалит, тот может взять бочонок лучшего вина из погреба Куно. С этого времени Вольф велел своему слуге постоянно быть на карауле поблизости от Оленьей Горы, а Маленький Плут даже подкупил за большую сумму денег слугу Куно, с тем чтобы тот немедленно уведомил его, когда господин будет при последнем издыхании. Но этот слуга был более предан своему кроткому и благочестивому господину, чем злому графу из Замка Хитреца. Однажды вечером он участливо спросил госпожу Фельдгеймер о здоровье своего господина, и когда та сказала, что оно совсем хорошо, он рассказал ей о намерении обоих братьев и о том, что смерть графа Куно они хотят ознаменовать салютом. Это сильно раздосадовало старуху. Она тотчас же все рассказала графу, и так как тот не хотел верить в такое сильное жестокосердие братьев, то она предложила ему сделать испытание, распустив слух, что он умер; тогда уж будет слышно — палят они из пушек или нет. Граф велел прийти к нему слуге, которого подкупил его брат, переспросил его еще раз и тогда приказал ехать в Замок Хитреца и возвестить о его близком конце.
Но когда посланный поспешно спускался с Оленьей Горы, его увидал слуга графа Вольфа фон Цоллерна, остановил его и спросил, куда он так торопится ехать.
— Ах, — сказал слуга Куно, — мой бедный господин не переживет этого вечера, все уже потеряли всякую надежду!
— Ну? И это случится в скором времени? — воскликнул тот и побежал к своей лошади.
Вскочив на нее, он пустился к Цоллерну с такой быстротой, что лошадь его в воротах пала, а сам он только успел крикнуть: «Граф Куно умирает!» — и лишился чувств. Тогда с высоты Гогенцоллерна загремели пушки — граф Вольф со своей матерью ликовал по поводу бочонка доброго вина, наследства, пруда, ожерелья и громкого эхо, которое давали его пушки. Но то, что они приняли за эхо, были пушечные выстрелы в Замке Хитреца.
Вольф улыбаясь сказал своей матери:
— Значит, у Маленького Плута тоже был свой шпион, и мы сейчас же поделим вино и все остальное наследство.
Он тут же сел на лошадь, подозревая, что Плут может приехать раньше его и, пожалуй, до его прихода заберет некоторые драгоценности умершего. У пруда оба брата встретились, и каждый из них покраснел при виде другого, так как и тот и другой хотели приехать на Оленью Гору раньше. О Куно они не сказали ни слова, продолжая свой путь вместе, хотя по-братски совещались о том, что желательно удержать в будущем и кому должна достаться Оленья Гора. В то время как они ехали через мост во двор замка, брат их, здоровый и невредимыи, смотрел на них в окно. Гнев и негодование сверкали в его глазах. Увидав его, близнецы страшно перепугались, приняв его сначала за привидение и осеняя себя крестом. Но когда они разглядели, что у него есть плоть и кровь, Вольф воскликнул:
— Ах, чтоб тебя!.. Что за вздор, я думал — ты умер!..
— Ну, что отложено, то не потеряно, — сказал младший, язвительно глядя на брата.
Тогда тот сказал громовым голосом:
— С этого часа всякие узы родства между нами да будут порваны и расторгнуты! Я отлично понял ваш салют. Но заметьте себе: здесь, на дворе, у меня стоят пять пушек, и я в честь вас велел зарядить их. Постарайтесь уйти из-под выстрела или вам придется узнать, как стреляют на Оленьей Горе!
Они не заставили его повторять это, видя его серьезность. Дав шпоры лошадям, они пустились с горы во всю прыть, а брат их выпалил им вдогонку пушечным ядром, которое просвистело над их головами, так что оба разом сделали глубокие и вежливые поклоны. Но он хотел их не ранить, а только попугать.
— Зачем же ты стрелял, дурак? — раздраженно спросил Маленький Плут, — Я выстрелил потому, что услышал тебя.
— Напротив, спроси хоть у матери! — возразил Вольф. — Это ты стрелял первым и навлек на нас этот позор, барсучишка!
Младший не пропустил ни одного почетного названия по адресу брата, и когда они подъехали к пруду, то успели надавать друг другу самых отборных ругательств, которые унаследовали от старого Грозы фон Цоллерна, и разлучились с ненавистью.
Спустя день Куно сделал завещание, и госпожа Фельдгеймер сказала священнику:
— Я готова биться об заклад, что для стрелков он не написал ничего хорошего!
Но как она ни была любопытна и как ни приставала к своему любимцу, он не сказал, что стоит в завещании, и она так и не узнала этого вовсе, потому что через год добрая женщина скончалась, и ей не помогли ее мази и питье. Она умерла не от какой-нибудь болезни, но оттого, что ей было девяносто восемь лет, возраст, который и вполне здорового человека может свести в могилу. Граф Куно велел похоронить ее не как бедную женщину, но словно бы она была его матерью, и после этого сделался еще более одинок в своем замке, особенно когда вскоре за госпожой Фельдгеймер последовал и отец Иосиф.