Сказочник
Шрифт:
Ийлур выпрямился, отстраняясь от разостланных карт.
– Мне кажется, вы что-то недоговариваете, – он сердито взглянул на Шеверта, – я ведь не знаю, чем так хороши их жрецы? Мы идем вместе, так не будет ли разумным изложить мне сразу все?
Сказочник ощутил, как к щекам прилила кровь. Вот ведь, и не мальчик уже, а краснеет...
– Извини, северянин. Может, чего и не досказали – но не по злому умыслу, поверь.
– Жрецы серкт могут превращаться в чудовищ, – страшным голосом сказала Андоли, – и жрец может превратить обычных воинов в чудовищ. Сами воины не владеют этим... искусством. Они обычные, ты ведь сам видел, как мы их разделали у входа в портал!
– Угу. Понятно, – ийлур
На том совещание и закончилось.
Маленький отряд устремился вперед, к победе или к гибели. За истерзанные земли Эртинойса, за погибших кэльчу, за вымерших от непонятного недуга ийлуров и элеанов. За Топотуна, в конце концов, которого по-прежнему в Кар-Холоме ждет старая мать. За всех и за все.
Ненависть снова заглатывала Шеверта, застилая взор пеленой цвета золы. Все уже выгорело – и жизнь, и боль, и страх. Он, лишившийся памяти кэльчу по прозвищу Сказочник, шел мстить за былое, без надежды на лучшее будущее.
Это только маленькие дети с радостью слушали легенды, для которых Шеверт всегда придумывал свои собственные, добрые окончания. Сам же он точно знал, что правдивый финал всегда трагичен, и что кэльчу, похитивший изумруд из чертогов Покровителя, наверняка разбился насмерть, а вовсе не бродит в поисках Хинкатапи, как сказала старуха Эльда.
Клубок Лабиринта послушно разматывался, словно признавая в Шеверте если не хозяина – то, уж по крайней мере, доброго приятеля. Сколько раз кэльчу вот так шел по темным и пустым коридорам? Не счесть. Словно одержимый, Шеверт участвовал почти в каждом походе в земли серкт, замирал от леденящей душу ненависти, когда мимо проходили жрецы, воображал, как в один прекрасный день стальной клинок легко пригвоздит к постели саму Царицу, а потом, потом... Собственно, о том, что будет дальше, после мести, Шеверт никогда не думал.
...Они без приключений и в полном безмолвии добрались до тупика. Дальше пути не было, коридор обрывался деревянной переборкой, срубленной из толстых и плохо струганных досок. Кучи свежей земли красноречиво говорили о том, что недавно здесь копали – и Шеверт ответил на немой вопрос ийлура:
– Здесь Лабиринт вплотную подобрался к собственным ходам серкт. Мы подрыли еще, кой-чего здесь поменяли... В общем, еще одна крысиная нора во владения чужаков.
Сказочник приложил ухо к сырому и холодному дереву, поднял руку, призывая к молчанию... Тишина. – «Вот и славненько!»
Шеверт нащупал торчащий «особенный» сучок, легонько потянул его, приоткрывая смотровой глазок. Похоже, ни одного серкт не было в тайном переходе – тихо и пусто, только мутный свет струится сквозь крошечные оконца в потолке.
– Ну, что там? Что? – горячий шепот Андоли обжег щеку.
– Ничего.
Шеверт резко отстранился – то ли от дубовых досок, то ли от элеаны, и установил лже-сучок на место. Затем подналег плечом на доску с пятном облупившейся побелки – она легко поддалась, сдвигаясь и открывая щель. Сказочник счел нужным предупредить:
– Дальше – ни слова. Территория чужаков, помните об этом.
И они гуськом, почти на цыпочках, двинулись дальше – не забыв прикрыть за собой лаз.
В тайном ходе серкт, пронизавшем толщу дворцовых стен, царили густые сумерки – крошечные круглые оконца в известняковом потолке пропускали дневной свет, но его было так мало, что, казалось, весь коридор прошит тонкими светлыми столбиками. Пахло ароматным дымком, как будто рядом возжигали курильницы, и медом. Кое-где в стенах были просверлены дырочки для наблюдения за происходящим во Дворце; Шеверт не раз подглядывал за серкт, замирая от ненависти к завоевателям и гоняя во рту спасительные веточки хибиса... Тогда, верно, хотелось увидеть нечто мерзкое в жизни Дворца, и это было бы правильным: враги – они и есть враги, жизнь их отвратительна, а сами они этой жизни недостойны. Но, как ни старался Шеверт, найти зло так и не удалось. Серкт вели спокойную, размеренную жизнь: утром – молитва, затем собрание жрецов у Царицы, обеденная молитва, трапеза, предвечерняя молитва, снова собрания жрецов... Скукотища, одним словом, кэльчу жили куда веселее. И вместе с этим Сказочник чувствовал – за этим упорядоченным покоем кроется нечто важное, сам костяк жизни серкт, недоступный и непонятный.
Коридор, сворачиваясь спиралью, уверенно вел наверх. Остались внизу огромные залы, крытые галереи, чинно прогуливающиеся серкт в белоснежных одеяниях... Шеверт помнил, что жрецы Селкирет отдают предпочтение черному, а белый – цвет высокородных и близких Царице серкт. Очень слишком хорошо все это помнил, и лучше бы забыть – но память раз за разом возвращала его в подземелья, где он нынешний и родился.
Близился вечер, и это было хорошо: пока серкт будут на предночной молитве, их маленький отряд беспрепятственно минует самый опасный отрезок пути, через библиотеку серкт, устроенную прямо во Дворце. С библиотекой этой тоже все было не так просто: как-то Шеверт, любопытства ради, решил полистать книги чужаков. И что же? Оказалось, что зал доверху был набит фолиантами, написанными народами старого Эртинойса – ийлурами, элеанами и синхами. Книг, написанных на языке кэльчу, Шеверт не нашел – но он слишком торопился, чтобы искать более основательно. Все это было любопытно. Зачем чужаки столь тщательно собирали крупицы знаний ими же погубленных народов? Что-то искали в землях Эртинойса – но что? И зачем? Тогда Сказочник решил отложить поиски разгадки напотом, но как-то не сложилось. Да и сейчас, сейчас-то! Они шли, чтобы положить конец могуществу серкт, просто и незамысловато...
«Помоги нам, Отец, если слышишь», – Шеверт мысленно обратился к Хинкатапи, скорее по привычке. – «Но ведь это неплохая привычка, дружище. Вдруг да услышит?»
...Осторожно сдвинув деревянную панель, Сказочник шагнул в биллиотеку. За ним тенью следовала остроглазая элеана, чуть позади – отчаянно хромающий ийлур, делающий героические попытки неслышно передвигаться на цыпочках. – «Тяжел ты, брат, чересчур».
Шеверт подал знак остановиться. Невзирая на неудачное начало, теперь все шло как по маслу: и жрецы, и аристократы, и даже стража – все они были на предночной молитве Селкирет. Библиотека пустовала; в сумерках нежно мерцали огоньки ламп, расставленных по тяжелым столам, и стеллажи тонули в полумраке, загадочно поблескивая тиснением книжных корешков.
– Шеверт... – элеана позвала неслышно, одними губами, указывая в угол.
Сказочник похолодел: в проходе между столами чернел подол жреческого одеяния. Убереги, Покровитель, и спаси! Жрец... Но ведь... Это было невозможно? Жрец, отказавшийся от царской молитвы?!!
На черном бархате в потемках белела рука серкт, и рука эта была неподвижна.
Шеверт сглотнул вязкую слюну. А затем рванул из ножен меч и медленно, бесшумно пошел к жрецу – который продолжал лежать на полу библиотеки.
...Что-то случилось во Дворце. Раньше Сказочнику ни разу не попадались убитые жрецы – а в том, что этот жрец окончил свои дни именно таким образом, сомневаться уже не приходилось. Значит, размеренный покой разбился?
...Сказочник с хрустом раздавил стекляшку и ругнулся. Оказывается, не доглядел и наступил на осколок зеркальца, который почему-то валялся в двух шагах от убитого серкт.
– Кто ж это его так? – не выдержал ийлур.
– Не знаю, – Шеверт быстро отвернулся и пошел прочь.