Сказочники оптом и в розницу
Шрифт:
— Мышку, пора пускать мышку!
— Сожрет он Машеньку или нет, сколько можно…
— Какие тридцать три, обалдели? Двадцати трех за глаза хватит! И дядьку Черномора на тетку Белогладу заменим.
— А лиса Колобка…
За спиной круто затормозили и, судя по обильным звукам, впечатались. Пользуясь случаем, я тоже унял свой бег и принялся тяжело дышать, опершись на очередную, на сей раз запертую дверь, из-за которой, впрочем, тоже доносился горячий монолог:
— Если рассуждать логически, камрады, то одной тарелки никак не достаточно! Тем более если неизвестно,
Услышав сзади знакомый голос: "С вами, паскудами, я позже разберусь, щас только одному разгильдяю башку отхвачу!", я выдохнул и наддал с низкого старта. Надо сказать, что я считал себя довольно хорошим бегуном, во всяком случае, когда приходилось гнаться за удирающими почтальонами, никогда не ударял в грязь лицом — напротив, всегда заставлял это делать почтальонов. Но в нашем с Колобком случае бег по кругу оказался бессмысленным и беспощадным. Проклятый коридор еще и не думал заканчиваться, а в боку уже противно кололо, икроножные мышцы стонали и вздыхали, как малютка-привидение, а стук сердца отдавался в висках. НО!
Опять это "Но"?!! Что поделать, если и вправду случилось "НО" — в виде пролетевшей с противным свистом мимо моей щеки и воткнувшейся в стену здоровенной иголки. Миллиметра три, между прочим, толщиной. Такой слона убить можно. (Конечно, если слон — маленький и тонкошкурый.)
В руках у Колобка — это я заметил, когда мгновенно оглянулся — имелась некая штуковина, отдаленно напоминающая револьвер, только у этого было два дула, мощная рукоять, да и размером он был едва ли не больше самого стрелка-толстолобика.
— Чугунков, — металлическим голосом сказал Колобок. — Не бегать. Ко мне идти. Бистро, бистро. А не то — пук-пук, — и он покачал "револьвером".
— Смотри не обделайся, — я мрачно отвернулся и с удивлением уперся носом в стену. Оказалось, что коридор уже закончился — вернее, он раздвоился, и теперь уже два абсолютно одинаковых коридора уходили вправо и, соответственно, влево.
Как вы считаете, что же я предпочел — унизительный плен или смерть на кончике иглы?
Я предпочел взять влево.
— Стоя-а-ать! — взвыл у меня за спиной головоногий. — Пристрелю-у-у!
Вторая игла вышибла кусок штукатурки справа от меня. Но мне уже было все равно — я петлял, как заяц, мотался из стороны в сторону и надеялся на чудо — например, на то, что гадкое шарообразное сейчас спотыкнется, упадет прямо на свой игломет и продырявит себе башку. В нескольких местах.
Тресь! Очередная игла проделала дыру в моей рубашке. То ли Колобок только пужал меня, то ли невероятная косоглазость мешала ему как следует прицелиться — иначе в таком узком месте он бы запросто меня завалил.
А может, просто остановиться, упасть, к примеру, под ноги преследователю, а потом, как и положено в криминальных романах, после короткой борьбы вырвать у него револьвер и засунуть ему же в глотку?
Стоп! Вот она, мысль! За хвост ее, мерзавку! И в жизнь!
Я оглянулся, прикинул расстояние между собой и Колобком и стал понемногу сбавлять темп — точно так, чтобы кругляк решил, что я выдыхаюсь. Судя по кровожадному "хе-хе" у себя за спиной, именно это он и решил. И вот тут я выкинул одну, на мой взгляд, ужасно забавную штуку. А именно: развернулся и, не давая Колобку притормозить, сам бросился ему навстречу и, выбросив ногу, нанес мастерский удар футбольного бомбардира (каюсь, грешил этим в молодости).
Колобок такой подлости от меня явно не ожидал. Глаза его моментально округлились, и оторвавшись наконец от обозревания носа, страшно выпучились. Нос же, лишившись приятного глазного общества, печально обвис, а пасть раззявилась, исторгнув из себя вдохновенный волчий вой. Однако это были все изменения, постигшие Колобка. Он и не подумал, подобно мячу, эффектно взлететь и, отскочив от стены, исчезнуть где-нибудь за поворотом. Нет! Этот негодяй клещом впился мне в ногу. Буквально обнял ее, как бы встретившись со старым, давно потерянным и чудесно обретенным другом. Хорошо еще, что пистолет свой обронил.
— Вот пиявка! — сплюнул я и, ухватив Колобка за уши, принялся тащить, отрывая от ноги. Протяжно замяукав, хлебопродукт еще сильнее вцепился в мою щиколотку. Я заорал, почувствовав, что теряю равновесие. Спустя миг я уже заваливался назад, внезапно упершись спиной во что-то твердое и холодное. Тут же оно подалось, и мы, завопив на два голоса, рухнули вовнутрь.
— Простите, что интересуюсь, но КАКОГО ЧЕРТА ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ? — ядовито поинтересовался до слез знакомый голос.
— Кащейчик! — Колобок, отцепившись от штанины, уже полз по направлению к обладателю самого стального голоса в мире. — Это не я, это все он! Сбежать решил! Хулиган! Его наказать надо, а не помощи просить! Можно наказать? Это я сейчас…
Он торопливо принялся заряжать "револьвер", вытаскивая из миниатюрных кармашков пиджака все новые и новые иглы.
— Ат-ставить! — скомандовал Кащей. — Ат-ставить наказывать! А теперь — оба — вон отсюда! И ждать, пока я не освобожусь!
И тут я только обнаружил, что мы находились за дверью, скрывавшей за собой обыкновеннейший туалет. На толчке как раз и обретался искомый Кащей. В лапах его был зажат журнал "Огонек", старый, еще довоенный, с незнакомым плешивым мужиком на обложке. На лысине мужика красовалось здоровенное пятно, по форме напоминавшее очертания нашей родины.
— Я что, неясно выразился? — осведомился Кащей, и нас как ветром сдуло.
Захлопнув дверь, Колобок нежно погладил ее и спросил в щелочку:
— Одну иголочку. Всего одну. В мягкое место. А?
Я не понял, что ему ответил Кащей, видимо, на каком-то диалекте, потому что Колобок мгновенно покраснел и отскочил от двери, как ошпаренный.
— А если б ты, скажем, ко мне в такой ситуации полез, я бы тебе еще и дверью по хохотальнику приложил, — съязвил я.
Колобок ничего не ответил, только сердито засопел.