Сказы про бизнес (рассказы сибирского предпринимателя)
Шрифт:
С развитием компьютерной техники и электроники, на ярмарке появились торговцы новым товаром: СD, DVD, программное обеспечение, специальная литература. Они немного отличались от книжников: щупленькие, очкастые, интеллигентные ребятишки.
Интеллектуальный уровень продавцов и покупателей на клубе был, в целом, несравнимо выше, чем у завсегдатаев и посетителей обычной барахолки, на которой когда-то Женя торговал колесами. В Новосибирске она называется «Гусинобродская» или «Гусинка». Соседка-шашлычница с удовольствием отмечала: «Я в будние дни торгую на Гусинке, здесь только в выходные, и просто отдыхаю: «будьте добры», «пожалуйста» – красота!»
Однако «весовые категории» книжной ярмарки и барахолки на Гусинке были несравнимы. Два заместителя
Отдельная песня – погода. Дождь, снегопад, ветер, жара, иногда даже гнус – это, друзья мои, ерунда. Мороз! Вот главный враг уличного торговца! Мой личный ярмарочный рекорд – минус 37! К концу такого клуба лица бедных торгашей напоминали цвета российского флага: либо белые, либо синие, либо красные! Кроме смеха, такое возможно только в России, больше нигде! Мы всегда поражались покупателям: вы-то, какого хрена приперлись? За книжками?! Смех смехом, но выручки в такие дни случались даже выше обычных: многие торговцы не приезжали, снижая конкуренцию. Да и покупатели лишнего не торгуются: схватил книжку, рассчитался – и ходу.
Я обнаружил интересную закономерность реакции своего организма на мороз: мерзнешь первый час. Потом, «накатив для сугрева», чувствуешь какой-то внутренний «перещёлк», и… возникало состояние, которое мы называли «похер мороз». А если спорилась работа, шел покупатель, охваты-вал залихватский, веселый кураж – успевай только денежки пересчитывать да льдинки с усов отгрызать. Даже философские мысли посещали: наверное, так исторически формировался национальный характер. К концу ярмарки – нетрезвый гогот продавцов во всю глотку, задорный женский визг между грузовиков. И пышет от тебя как от печки, иногда даже варежки снимаешь. Однако ощущение согрева ложно, и к концу дня остро чувствуешь как сильно перемерз! Придя домой, «оттаяв» и наикавшись, я часто прямо в прихожей валился на пол и засыпал, не успев толком раздеться.
Однажды мы с Женей возвращались домой после очередной морозной бессонной ярмарки. Нас было двое в кабине грузовика, Женя за рулем. Железнодорожный переезд перед Кольцово оказался закрытым. Семафор, мигавший красным светом перед самым капотом, нас убаюкал: мы незаметно «отключились». Целый час стучали по рельсам поезда, шлагбаум поднимался и опускался, но мы под мерный стук движка дрыхли мертвецким сном… Не слышали, бибикали ли нам, материли ли нас. Дежурная по переезду не выдержала и, подойдя к грузовику, побарабанила по стеклу кабины: «Умерли вы там, что ли?»
Однако не припомню, чтоб кто-то из нас болел чаще обычного для зимы из-за регулярных переохлаждений. Где-то читал, что во время войны солдаты простужались зимой в окопах намного реже, чем можно было бы предположить. Ничего удивительного в этом нет: организм полностью отмобилизован, задействованы все его внутренние ресурсы. Мы тоже вели «бой» за выживание себя и своих семей.
Очень важна правильная экипировка – это, поверьте, целая наука (я уж не буду на этом останавливаться). И неоценима помощь великого русского сорокаградусного напитка! Мы всегда жалели шоферов: им выпивать нельзя! Хорошо еще согревал крепкий кофе с коньяком.
А каково было завести грузовик после ночи на тридцатиградусном морозе?! Тосолом мы не пользовались, ездили на воде. Сливали ее на ночь из радиатора, тщательно продув ртом резиновые патрубки. Аккумулятор уносили домой в тепло. Ранним утром начиналось «оживление грузовика». Женя забирался под движок с паяльной лампой отогревать масло в картере, а я проливал горячей водой радиатор, носясь туда-сюда с ведрами. Однажды горячую воду дома отключили, пришлось кипятильником греть ее в ведрах. И не было для нас слаще звуков набиравшего обороты движка. А уж когда он, прогреваясь, ревел на полных оборотах, мы торжествовали – ура, запустили! Но и с «раскочегаренным» двигателем машина иногда не сразу могла двинуться с места: застывал задний мост. Один раз кто-то проколол нам два ската – дали знать: не ставьте, мол, машину слишком близко к окнам дома. В то утро получение «удовольствия» разнообразилось сменой колес. Весело? На долгие годы я, некогда страстный лыжник, возненавидел зимы, а деревяшки с загнутыми носками вообще видеть не мог.
Но что-то, увлекшись, я забежал далеко вперед, забыв про хронологию повествования.
Глава 2. Старт
Идею с книгами Жене подбросил сотрудник нашего института Валера Гуторов. Его родители жили в селе Верх-Ирмень Ордынского района, неподалеку от Новосибирска. Каждый визит на малую родину стал для него удачным совмещением полезного с приятным. Перед тем как навестить родителей, он прикупал книжек на клубе и, наценив вдвое, перепродавал их в правлении местного колхоза. Вскоре он договорился с одной колхозницей, изъявившей желание торговать его книжками за малую долю. И когда доход от книготорговли сравнялся с институтской зарплатой, это заставило крепко призадуматься. Но однажды Гуторов, расслабившись за кружкой пива, неосмотрительно разоткровенничался с Женей – тот моментально ухватил основную идею этой нехитрой коммерции.
Итак, мы с Коноваловым впервые приехали на ярмарку. Денег на многое не хватило: купленные книги уместились в небольшом чемоданчике. Брали, руководствуясь интуицией, и на первый раз она нас почти не подвела. Дело было в пятницу, в институте мы взяли по отгулу. Долго выбирали по карте куда ехать. Почему-то нам казалось, что вдоль железной дороги всё «схвачено» – не одни же мы такие умные! Была выбрана деревня Ново-Пичугово Ордынского района, от Новосибирска полтора часа езды. Мы сочли знаковым тот факт, что это село находилось рядом с местом окончательного разгрома войск сибирского хана Кучума отрядами Ермака. А так – обычная деревня на берегу Оби, в центре небольшой двухэтажный сельмаг с гордым названием «Торговый цент» (буква «р», видимо, сбежала). Недолго думая, мы встали рядом с входным крылечком «цента», разложив книги на складном столике.
Торговля прошла ни шатко, ни валко. В спускающихся сумерках мы свернули свою «богадельню», подсчитав выручку – 4200 рублей. Перевести эту сумму на нынешние деньги, пожалуй, не сумею – даже внешне дензнаки выглядели тогда совсем по-другому, правда, российский триколор на них уже успел заменить Ленина. Но приблизительно прикинуть можно: моя зарплата составляла тогда 13000 рублей, детская мягкая брошюрка стоила 25 рублей, «Терминатор» в твердом переплете – 150, «Богатые тоже плачут» – 250. Набрасывали к ярмарочной цене, как и Валера, сто процентов.
Вернулся я домой в неясном настроении, дальнейшая перспектива моего участия в этом деле прорисовывалась довольно туманно. Тем не менее, в воскресенье вновь двинули с Женей на клуб, что-то подкупили, и опять на его деньги – я все еще колебался. Решили в ту деревню больше не ездить.
Второй раз отъехали немного дальше по Ордынской трассе в село Красноярское, крупнее Ново-Пичугов. Ордынский район, в целом, неплохо развит: деревни, поля и дороги производят нормальное впечатление. В Красноярке наторговали уже на 8000 рублей, вернув первоначальные затраты Жени. Третий раз там же – аж на 12000 рублей. Перед этим и я рискнул вложиться в товар. Правда, дополнили книжный ассортимент водкой и жвачкой, взятых оптом на центральном рынке. Жвачкой угостили местных детишек, крутившихся около машины – визиты «коробейников» тогда еще были в диковинку для деревенских. Коновалов с юмором подметил: «Уже и благотворительностью занимаемся!» Однако водка вызывала раздражение у местных жителей, особенно женщин, хотя продавалась бойко. Именно в Красноярке пришла в голову идея коллекционировать ругательства в наш адрес, пытаться что-то кому-то объяснить было бесполезно.