Скелет в шкафу художника
Шрифт:
— Да, — ответила я и пригляделась к нему повнимательнее.
Он показался мне немного охмелевшим. Движения были чуть медлительнее, походка небрежнее. Тимур склонил голову к левому плечу и смотрел на меня затуманенным взглядом, чуть щуря свои раскосые глаза. Я принюхалась, но не почувствовала запаха алкоголя. Его губы немного приоткрылись, как будто он хотел что-то сказать, но слов я не дождалась.
— Ты пьян? Что это? — я заметила на столе две розовые таблеточки. — У тебя что-то болит?
— Нет, — ответил он вкрадчиво. — Это меня угостили…
— Это…
— Немного. — Он скрестил руки на груди и вызывающе улыбнулся мне. — А что?
— Тимур, только не это! — Я была в шоке. — Нет! Прошу тебя, только не работай под кайфом! Это будет конец, твой талант не нуждается в допингах!
Я очень испугалась такого поворота дела. Запой после написания такой дряни, как работы этого «Дервиша Тимура», — еще фиг с ним! Понятно, Тимуру просто противно делать картины для быдла. Хотя если их делать на таком уровне, как делает он, то не надо стесняться даже откровенной порнографии. Это станет искусством! Но только не таблетки! Они разрушают и талант, и личность. Таблетки, уколы, что там еще бывает?
— Тимур, прошу тебя, только не пиши под кайфом! Что ты хочешь? Что мне сделать для тебя?
Я уже почти плакала, представляя себе размер катастрофы для дара художника Багрова. Сначала ему понравится то, как пишется с таблетками. Получится несколько действительно потрясающих работ. Это будет нечто, прорыв в другое измерение, будет казаться началом нового пути. Но путь этот окажется ему не по силам. Наркотики высосут жизнь из безвольного мозга и превратят гения в отходы своего собственного организма. Он не сможет писать без таблеток, потом не сможет и жить без них.
— Хочешь, я подам на развод, откажусь от своих денег? Я уеду, я исчезну из твоей жизни! Я уничтожу сайт с проститутками. Я уговорю отца всегда помогать тебе. Ты уедешь со всеми деньгами в Москву, станешь знаменитым. Я сделаю все! Прошу только, не убивай себя!
Он улыбнулся удивленно и мечтательно, подошел ко мне вплотную, а потом стал наступать на меня, вынуждая отходить все дальше к стене, пока я не прислонилась к ней спиной. Тимур уперся в стену вытянутыми руками, я оказалась в плену. Его глаза рассматривали мои губы, взгляд скользил вниз по вырезу льняного свободного платья.
— Славяночка моя, — прошептал он. — Все, как я люблю: русые волосы, серые глаза, нежная грудь.
Он согнул руки в локтях и прижал меня к стене своим телом. Я поняла, что он уже возбужден. Наркотики! Ладно, что мне терять? Я готова на все… Только бы он услышал меня, понял, поступил как прошу! Но все же это нехорошо: он бы бросился сейчас на любую бабу, ему все равно, а я не могу так с ним.
— Тимур, милый, прошу, пойдем домой? Я отвезу! У меня спина болит, пойдем домой, а?
— Девочка, я все думал, как это — быть с тобой, после всех этих мужчин? Остались ли следы на твоем теле? Что изменилось в тебе?
Зачем ему знать! Я промолчала.
Он медленно опустился на колени, не отрывая лица от моего тела. Нашел высокие разрезы по бокам платья и пробрался к голым бедрам. Потом стал поднимать подол платья, покрывая нахальными поцелуями ноги. Его губы двигались все выше, и я отзывалась на их прикосновения со стоном желания. Сознание сопротивлялось, говоря, что не надо делать такого, это против правил, которые я сама установила, и надо идти до конца по своему пути, но что может поделать разум против любви?
Я снова попыталась остановить его, на этот раз отталкивая руками. Сопротивление Тимуру не понравилось.
— Тихо, не смей трепыхаться! Татарское завоевание только начинается! Вот так будет лучше!
Он схватил своими жилистыми руками мои слабые запястья и ловко, будто действительно привык обращаться с арканом, связал их мне за спиной моим же собственным плетеным кожаным поясом.
— Не надо, — возмутилась я. — Не надо, слышишь? Я не люблю так, прекрати!
— Сейчас ты узнаешь, как надо! — Он не злился, а играл. Это было приятно, и я смирилась. Глупо делать вид, будто я не хочу его, будто меня не возбуждает болтовня о кочевниках и беспомощность полонянки. Возбуждают, и еще как! Всегда так было. И никогда, ни с кем, ни с одним, даже самым нежным мужчиной я не чувствовала такого кипения в крови, как со своим домашним Тамерланом.
Тем временем я уже лежала на письменном столе лицом вниз и тихо смеялась. Подлая спина болеть и не собиралась! Тимур ласкал мои ягодицы, ведя шепотом прерывистый монолог о клубах пыли в ногайских степях, поднятых копытами ордынских лошадей.
Я все смеялась его словам, когда бурный оргазм сотряс меня изнутри. Всхлипнув, я стекла под стол и обессилено повалилась на пол. Тимур тоже улыбался. Он откинул волосы со лба и, задыхаясь, сказал:
— У тебя краска на лице и на платье…
— Развяжи меня! — попросила я.
— Нет, — ответил он, опускаясь на пол и целуя мою шею. — Мне нравится, как ты выглядишь. Я даже хотел бы нарисовать твой портрет в таком виде.
— Не вздумай! Ты не пишешь портретов.
— С таблеточками напишу.
Он встал, застегнул штаны и отошел к холсту на мольберте, который я так и не видела.
— Что там у тебя? — спросила я.
— Узнаешь! — ответил он игриво.
— Тимур, брось наркотики! Ты еще не привык?
— Нет. Это премьера.
Я обрела надежду! Но он продолжил:
— Парочка, да? Ты — шлюха, я — наркоман! Брось гулять!
— Хорошо, если больше никаких таблеток.
Он снова вернулся ко мне. Казалось, действие наркотика прекратилось, и, по закону сохранения эмоций, после затяжного добродушия его охватывало раздражение. У мужчин всегда резко отличается настроение до и после. Гормоны!
— Но ты не сможешь перестать шляться, ведь так? От кого ты сейчас пришла? Почему ты вчера так долго говорила с Ижевским?
Я была теплой и расслабленной. Только что у меня был лучший за несколько лет секс, и ссориться не хотелось. Хотелось ласки и, возможно, повторения любви. Но гадостный тон Тимура начинал исподволь раздражать, мешать спокойному току крови в моих сосудах.