Скелет в сундуке детства
Шрифт:
Проживали мы в бывшем доме зажиточного казака. После революции поместье заселили несколько семей, а к семидесятым в нём остались мы, занимая полностью второй этаж, и на первом соседи, два пенсионера, ветерана труда с внуком, «подпольным» радиолюбителем, по совместительству моим приятелем Валентином. Двор, разумеется, у нас был общим. Стоит сказать: отношения с соседями выпали более чем хорошие, по крови мы чужие люди, да тогда об этом попросту забывали, считали друг друга родственниками, я звал Владимира Моисеевича дядь Вова, его жену Надежду Ильиничну – тёть Надя.
Наша семья несколько больше: отец, Адашев Георгий Валерьевич, сорокапятилетний, никогда не унывающий мужчина, служил в пожарной
Старый туалет, во-первых, – давно обветшал, появилась угроза провалиться в отходы; во-вторых, – стал маловат по внутреннему объёму выгребной ямы на две семьи, да и очередь иногда возникала у него, посему решили сделать просторный, с двумя «кабинками», добротный, глубокий. Проверка временем показывает – потрудились на славу, уж больше сорока лет стоит!
Отцу моя мама не доверила делать замеры, разметки и прочее, обоснованно предъявляя:
– Нам, с бабой Вассой, Жора, того «искусства», что ты на даче в прошлом году поставил, на всю жизнь хватит! – Намекала мать на «временное» отхожее место, которое выпитый батя соорудил из старого шифоньера, дабы сэкономить время, получилось худо. Справлять нужду там можно было лишь стоя, соответственно, строение из шкафа являлось сугубо мужским, на возражения женщин отец отмахивался:
– Вы в кусты сходите, короны не свалятся! – К счастью, весенний ветер сдул «шедевр» отца с дачного огорода в степь… батя потом, непонятно зачем, ещё ходил искать его, не нашёл.
Ввиду вышеизложенного «проект» будущего «дальняка» полностью взял на себя дотошный плотник, наш любимый сосед Владимир Моисеевич. Кропотал дядя Вова долго, вдумчиво, дело он своё знал и через пару дней, числа второго – пятого июня, я взялся с ним за лопаты. Отец, уходя на службу, посчитал своим долгом дать мне наставлений с умным видом, а когда узнал о глубине ямы, задуманной соседом (четыре метра), подпрыгнул на месте.
– Вовка! Мы туалет ставить собрались или колодец рыть?!
– Жорик, я всё рассчитал! – Сняв очки, принялся на пальцах объяснять папе сосед, – четыре метра самое то, здесь грунт до сажени каменистый, а дальше пожиже пойдёт, туда дороем, так и чистить никогда не придётся яму, всё само уйдёт, доверься мне, как старому еврею.
– А ширина такая зачем тогда?
– Дык надо же яму камнем обложить будет, взялись строить, так строим «на века»!
Отец, наверняка бы ещё поспорил, время до служебного автобуса имелось, но здесь, с веранды нашего второго этажа вышла сердитая мама:
– Жора! Не позавтракал опять, ты посмотри на него! Не приведи тебя пёс, пьяным заявиться, не пущу на порог! Дел столько скопили по дому, а он только о горле своём бездонном помышляет…
Папа, натянув шляпу почти до самых глаз, поспешил прочь со двора. Если Батя не поел с утра, верная примета – собирается хорошенько выпить.
Мы же с дядей Вовой принялись дружно копать. И как он верно заметил, первые два метра – сплошной камень, едва не скала, работа шла сложно, мамка только и успевала квас нам носить из деревянной кадушки.
Жарко было очень, до сих пор помню: пот заливал глаза, ладони горели от черенка лопаты, занозы пробивались сквозь рукавицы до пальцев, земля сверху то и дело ссыпалась обратно в пока ещё неглубокую ямку, жутко раздражая этим. Ещё Боря выезжал на коляске во двор, «помогал» мне советами… повезло Валентину! В лагере давно отдыхает…
– Эх! Я бы сейчас с такой радостью вместо тебя покопал! – Ехидничал старший брат, – надоело сидеть в кресле… завидую тебе – это не то, что в каком-то пионерском лагере с друзьями в зарницу играть, да в речке плескаться, вот она – жизнь трудовая! Да не так лопату обхватил, дурень, ближе к концу, и по моей команде на раз-два!..
– Попросишь у меня!.. – скрипя, зубами от злости, огрызнулся я, – спицу ночью принести, за гипсом почесать или в дом тебя закатить!
– Ладно тебе, Игорёк! Я ж шучу, тоже пойми, скучно сиднем сидеть! Хочешь, я тебе музыку включу с окна? Всё веселее пойдёт. Помоги заехать в дом только… мне Митя новую бобину принёс с записью концерта Высоцкого.
Из-за вынужденного «сидячего образа жизни», брат сильно прибавил в весе: появился живот, словно ему за сорок лет, лицо стало круглым, рос второй подбородок. В больнице врачи сбрили Боре его любимую шевелюру, тогда же мода пошла на длинные мужские волосы, так брат из-за стрижки в больнице без его ведома расстроился гораздо сильнее, нежели от полученных при аварии травм и огромных повреждений мотоцикла. Меня это тоже несколько расстраивало, любил дразнить Бориса причёской… ну или подливать что-то в его шампунь, дабы волосы каменели.
К вечеру, с небольшими перерывами мы с Дядей Вовой не выкопали и метра глубины (ширина планировалась три на четыре), очень сложный грунт.
Пятичасовым рейсом автобуса с дачи вернулся дед Валера: утром на сутки заступать, а его чёрный мотоцикл «Паннония» с коляской «ракетой» (вроде Т-5) снова сломался, поэтому он решил заночевать сегодня дома. Для меня же это обернулось новой порцией нагрузки.
– Казачок, – хитро улыбаясь, подозвал дедушка к себе, закручивая в бумагу самосад, бабушка запрещала ему курить, лёгкие больные, а он продолжал это делать втайне от неё, используя для пагубной привычки любой подходящий момент, – куда навострился?
– На речку, жарко очень, весь день мечтал поплескаться.
– Погоди, успеешь ещё, какие твои годы! Я в твоём возрасте не знал, что такое отдыхать, без дела никогда не сидел! Поезжай на сады к бабе Васе, она ждёт. Помощь ей требуется: поросль дикую выкорчёвывать с «целины», как раз жара спала, тебе полегче будет.
От возмущения у меня пропали силы даже возражать… на подмогу дедушке поспела мама.
– Да, поезжай отвези вот котомку бабушке, она просила давеча. – Вручили мне коричневый дорожный чемодан: «Ничего себе котомка! – отметил про себя я».