Скиф
Шрифт:
Все-таки смерть это награда. Он считал, что я ее еще не заслужила и обрек меня на жизнь. Это садизм, самый изощренный. Но вполне понятный – он – мужчина и иначе с женщиной поступить не мог. Он слишком жесток. Но прав, потому что право за ним – за мужчиной. А у меня нет этих прав, потому что я женщина и мне уготована лишь бездна – быть игрушкой мужчины, чем-то несерьезным, средним между кухонным комбайном и презервативом. Не принимаешь правила, не согласна – принудят, заставят, согнут. А я не хочу, я больше не хочу быть одноразовым изделием,
Не приму, не вижу смысла, не хочу. Значит выбор однозначен.
Теперь мне самой придется ставить точку. Я смогу».
Макс задумчиво посмотрел на скулившего у его ног пса, который извелся от нетерпения вернуться домой, но мысли были не о нем – о хозяйке дневника. Теперь не было сомнений – это дневник. Но мужчина и подумать не мог, что стал косвенным свидетелем чьей-то трагедии. А что трагедии – не сомневался. Слишком тяжело стало на душе от прочитанных фраз, слишком явно веяло от них безысходностью на грани отчаянной злости, той самой, когда человек на грани и каждая мелочь может толкнуть его в бездну небытия. Это было знакомо ему, слишком знакомо…
Макс пошел в сторону дома, решив, что должен найти девочку и помочь ей, хотя бы предотвратить задуманное.
В душе нарастал холод ярости на парня, что так запросто пнул чужие мысли в воду, так просто и легко растер чью-то жизнь. Молодой, тупой? Нет, скорее избалованный, потому озлобленный и в этом ожесточении нарочитом, фальшивом, он сам казался Максу призраком чужих грехов. Впрочем, что кривить душой перед самим собой? И его грехов тоже.
Мужчина отцепил поводок, вымыл лапы Макса. Сварил себе кофе и разложил на столе дневник. Нужно от силы час, чтобы прочесть по диагонали и возможно найти в тексте зацепки, где искать хозяйку. Черт! – вспомнил о проекте. Взгляд упал на часы – по уму ему уже нужно не выходить – вылетать.
К черту! Человеческая жизнь дороже денег.
Максим набрал нужный номер:
– Константин, привет. Я задержусь на час…
– Старик!! – взвыл Делягин. – Без ножа режешь! Я с французами ни бе, ни ме! Мы ж их почти год окучивали, а ты все под хвост?!!
– Не кричи. Через час буду.
Отрубил связь и вздохнул – Костя прав. Сорвется сделка – все полетит в тартарары.
И сгреб дневник, ключи от машины, кейс, на ходу пытаясь надеть пальто.
Макс взвизгнул, провожая хозяина, но тот не услышал – хлопнула входная дверь.
Глава 1
– Скиф?! Привет! – худой мальчишка пристроился рядом, чуть заискивающе поглядывая на товарища. Тот ухом не повел – выплюнул сигарету на асфальт и, толкнув плечом Кабана и его герл, ввинтился в толпу учащихся, прорываясь внутрь техникума.
– Не отставай, – бросил замешкавшемуся Грине. Тот, осмелев, рванул за ним, наплевав на возмущение Кабана:
– Нарываешься,
Парень, не оглядываясь, выставил безымянный палец над толпой – утрись, животное.
На место Скифа в аудитории сел Кравчук и вовсю флиртовал с блондинистой стервой Люсей. Скиф молча ударил по стулу ногой и парня снесло на пол. Блондинка прикрыла рот ладошкой, зрачки расширились и взгляд полный восхищения был устремлен уже на Влада, а не на Юрку Кравцова.
Тот оттер кровь с губы и готов был кинуться на Скифа, но взгляды встретились, и парень сдержал гнев, ушел на свое место. Парень спокойно сел, грохнув сумку на стол. Оглядел Люсю, как тлю и лег на сумку, повернув голову к окну. Осень, поздняя осень…
Аудитория набивалась прибывающими учениками, стоял гул, а Скиф все смотрел в окно – осенью все умирает – почему он жив?
– О новенькая!! – развеселившись отчего-то воскликнул Ром – Дима Ромашин. Скиф приподнялся ровно чтоб увидеть – у первых парт стояла скромно одетая девушка и дичливо поглядывала на смеющихся парней.
– Ты откуда, маруха?! – обнял друга Рим – Руслан Зайцев, оглядывая скромную черную юбку и белую блузку девушки. – Сыктывкар, Ньювасюковка? Какой фасон, Димон!! Какой фасад!!
– Какие буфера! Какая задница! – попытался покрутить совсем растерявшуюся девушку Ром.
Скиф вытянул вверх руку:
– Иди сюда! – бросил зло и чуть пренебрежительно. Но от тона все стихли, а девушка послушно прошла к последней парте и села рядом с парнем.
– Маша, – заметила робко. Скиф скорчил мину:
– Насрать. Маша молчала пару минут до звонка и тихо сказала:
– Я думала у тебя имя покрасивей.
Скиф почти лег на свою руку, развернувшись к новенькой, взгляд был насмешливым до въедливости:
– И кем мы себя считаем? Моной Лизой, Орлеанской девственницей, Марией Магдалиной? Запомни детка, ты никто. Засунь свои иллюзии себе в жопу. Они никого не волнуют.
– Ты не любишь женщин?
– Любишь? – Скиф выгнул бровь и заржал. – А ты, правда, из Сыктывкара.
И вытащив учебник из сумки, грохнул им о стол, заставив вздрогнуть явившегося учителя.
– Скифарин, что опять?
Влад развел руками, напустив на физиономию безразличия.
– Выгоню! – предупредил препод и удостоился дружного хрюканья, что прокатилось по классу.
Скиф учился здесь второй месяц, но уже каждой собаке в этом техникуме был известен своим злобно-ершистым нравом пофигиста и полного отморозка. Парни его уважали, слабаки старались держаться рядом, девчонки поглядывали с интересом. И дело было не в смазливой физиономии и довольно интересной фигуре – длинноногий, стройный – в его манерах, его действиях, в его бесшабашности. Казалось, он не боится ни черта, ни Дьявола, ни Бога. И он действительно не боялся. За первые две недели Скиф провел всего пять раундов боев, но настолько показательных, что даже компания Кабана начала сторониться его. Он не бил – он убивал, он, словно жаждал крови и чьей-то смерти. И у многих кто участвовал в этих боях сложилось однозначное впечатление – своей.