Скифская чаша
Шрифт:
— Завтра у меня трудный день, — пожаловалась, — должна ехать. Нам с паном Рутковский по пути — могу подвезти.
Она поставила «фольксваген» напротив дома Максима уверенно, как будто уже была здесь. Рутковский предложил зайти на минутку посмотреть, как устроился. Луцкая лишь смерила его насмешливым взглядом, в лифте отстранилась от него, смотрела отчужденно и даже как-то неприветливо.
Бросив сумочку на стол, прошлась по комнате, заглянула в ванную и похвалила:
— Хорошая квартира... Только казенная.
— Малообжитая.
— Неуютно. Приготовь кофе.
Максим
— Я тебе нравлюсь?..
Рутковский просматривал свежие киевские газеты, выбирал данные о разных людях и, ссылаясь на источник, заносил эти данные в картотеку. Некоторые сообщения состояли лишь из нескольких строк, были и на многих страницах — задание состояло в том, чтобы собрать о человеке как можно больше фактов, вплоть до опровергнутых слухов. Карточка рассказывала, когда и на какой пост назначен человек, где и с какими докладами выступал, в какие командировки ездил, где живет, в каких кругах имеет поддержку... Когда речь шла о писателях или ученых, приводились оценки их работ в прессе и частные точки зрения.
Отдел, где работал Рутковский, был подчинен разведке. Из картотеки, которую составлял Максим с коллегами, работники разведки отбирали только то, что их интересовало. Иногда приходило указание: такого-то человека «осветить» детальнее. Тогда фамилия этого человека выискивалась в газетах с особенным вниманием, специальные задания получали агенты и информаторы.
Картотекой широко пользовались работники редакции для провокационных передач.
Рутковский уже знал, что картотека — незначительная часть работы его отдела. Главное заключалось в сборе разведывательных данных. На каждую информацию, исходившую от агентуры, заведующий отделом Роман Кочмар или его заместители писали короткую аннотацию и делали вывод о ее ценности, достоверности, степени секретности, а также намечали круг людей, которых нужно было с нею ознакомить.
Доступ к этой картотеке интересовал Рутковского больше всего. Занятый работой (а ее всегда было много, и заместители шефа отдела следили, чтобы никто не бездельничал), Максим не заметил, как в комнату вошел пан Кочмар. Небольшого роста, лысый, краснолицый, он держался уверенно и был категоричен в своих выводах и высказываниях. Отличался упрямством и, как все упрямые люди, редко менял убеждения и мнение о людях. К Максиму с самого начала относился без симпатии, сухо и сдержанно, и можно было представить себе удивление Рутковского, когда Кочмар остановился возле его стола и поинтересовался, как идут дела.
Максим подал шефу стул. Кочмар отказался, присел просто на угол заваленного бумагами стола, взял несколько газет, но сразу отбросил их. Сказал не так, как всегда — сухо и официально, а доброжелательно:
— Мы довольны вами, пан Максим...
Рутковский поднялся из-за стола. Знал, что Кочмар был унтерштурмфюрером СС и боготворил дисциплину. Прижав локти, Максим коротко сказал:
— Очень рад, что вы хорошего мнения о моей скромной работе.
Догадывался, почему так быстро изменилось отношение Кочмара к нему: через Мартинца или Карплюка пан Роман узнал об отказе Максима подписать письмо, — наверное, такого письма не существовало вообще и предложение Карплюка было обыкновенной провокацией.
— Скромная или не скромная, — пробормотал Кочмар, — там разберемся. — И, понизив голос, чтобы не слышали другие сотрудники, добавил: — Будьте вечером дома, я вам позвоню. — Легко соскочил со стола, несмотря на излишний вес, и пошел к Карплюку.
Переговариваясь с Карплюком, они громко хохотали, а Рутковский так и продолжал стоять за столом, думая: вот и второй шаг — теперь он, наверное, получит прямой доступ к строго секретным картотекам станции.
Сел и сделал вид, что углубился в работу, однако работать не мог: перекладывал что-то с места на место, листал газеты...
Но для чего ему быть дома и что означает обещание Кочмара позвонить вечером?
Вдруг догадался. Их шеф — игрок и кутила, за вечер может просадить в рулетку или карты все свои деньги. Просто так взять взятку Кочмару неудобно, может, он попросит в долг или придумает другой повод...
А Кочмар, взяв Карплюка за локоть, что-то доказывает ему и ведет в коридор...
Рутковский незаметно глянул на стол Карплюка. Левый ящик чуть-чуть выдвинут. Максим уронил на пол шариковую ручку, подтолкнул ногой под соседний стол. Полез, чтобы достать, а сам незаметно потянул ящик. Заглянул: из-под бумаг виднелись провода, увидел даже кнопку выключателя, значит, где-то внизу, в тумбе, — магнитофон, и улыбающийся и вежливый пан Степан Карплюк фиксирует на пленке все самые пикантные разговоры коллег по отделу. Конечно, фиксирует не из простого интереса, а чтобы пан Кочмар имел возможность прослушать, что ответил Максим Карплюку.
Приехав домой, Рутковский побрился, надел темный вечерний костюм, завязал скромный, в тон костюму, галстук и стал ждать. Никто не звонил, а в такие минуты время, как назло, тянется слишком медленно. Максим только успел подумать об изменениях человеческой психики, как раздался звонок.
Рутковский переждал три или четыре звонка, хотя подмывало сразу схватить трубку, наконец отозвался и услышал вкрадчивый голос Кочмара:
— Пан Максим? — Даже это полуинтимное обращение «пан Максим» свидетельствовало если не о полном повороте в отношении Кочмара к Рутковскому, то, по крайней мере, о хорошем настроении или обещании каких-то благ в будущем.
— Конечно, шеф, — ответил Рутковский. — Давно жду вашего звонка, и с нетерпением.
— С нетерпением — это хорошо... — Максиму показалось, что увидел, как расплывается в масленой улыбке лицо Кочмара. — Прошу вас вызвать такси, мы могли бы взять мою машину, но, кажется, вы не водите?
Рутковского научили водить автомобиль еще в Киеве, но он никому не признавался в этом — лишний факт для подозрений.
— К сожалению, только собираюсь сдавать экзамены, — подтвердил.
— Берите такси и заезжайте за мной, — шеф назвал адрес. — И еще... — запнулся на одно неуловимое мгновение, — возьмите с собой деньги. Может, возникнет желание поиграть. Марок семьсот — восемьсот хватит.
«Ого, — едва не вырвалось у Максима, — а у тебя аппетит». Думал, что отделается пятью сотнями, придется брать вдвое больше. Положил тысячу стомарковыми банкнотами в бумажник, еще триста сунул во внутренний карман пиджака, двести мелкими купюрами скомкал в кошелек и вызвал такси.