Скифская чаша
Шрифт:
Первая приехала Луцкая, и Рутковский отдал должное пунктуальности панны Стефании. Правда, он в этом мог убедиться и раньше, о деловой сноровке слышал также, но не думал, что сама Луцкая будет контролировать их сегодняшнюю встречу с Лакутой.
Стефа поставила машину не на стоянке напротив гостиницы, а на боковой улице, и Рутковский еще раз оценил дальновидность Олега: одно из окон номера выходило как раз туда, и он мог следить за действиями Луцкой. Собственно, пока она не проявляла активности; не выходила из «фольксвагена», сидела и курила, ибо из окна машины шел дым.
Так прошло четверть часа. В половине двенадцатого Луцкая вышла из автомобиля и остановилась возле газетного киоска. Купила газету, начала просматривать ее, и тут к ней подошел высокий человек в темно-сером костюме. Рутковский сразу узнал его: эсбист Богдан! Это он вместе со Стефаном закручивал удавку на его шее. Теперь Максим припомнил: Богдан был и в «Регина-Палас» — метнулся из соседнего номера, когда Рутковский со Стефой выходили от Лакуты. Выходит, Богдан и Стефан — сообщники Луцкой и, наверно, это она устроила ему проверку с удавкой.
Луцкая перебросилась с Богданом несколькими словами и пошла в гостиницу. Богдан сел на скамейку, сделав вид, что читает журнал. Максим думал, что Стефания поднимется к нему на пятый этаж, но время шло, а никто не стучал. Выходит, ждет Лакуту в холле.
Пан Зиновий приехал в начале первого в старом зеленом «форде». Приехал с шофером — тот поставил машину неподалеку от входа, а Лакута зашел в гостиницу.
Рутковский считал минуты. Вот пан Зиновий увидел Луцкую, один или вместе идут к лифту, вот лифт поднимается на пятый этаж. Пятьдесят седьмой номер — четвертые двери по коридору: подходят, стучат...
Он ошибся секунд на семь-восемь: постучали, и вошел один Лакута. Высокий, улыбающийся, вежливый.
Пан Зиновий осмотрелся и, убедившись, что в номере, кроме Рутковского, никого нет, вздохнул облегченно. Максим предложил ему стул, а сам запер двери. Спросил по-деловому:
— Списки привезли?
— Да.
— Можно посмотреть?
— А деньги?
Рутковский кивнул на плоский портфель, который лежал на столе возле Лакуты. Пан Зиновий немного поколебался и вынул из внутреннего кармана пиджака аккуратно сложенные бумаги, подал Рутковскому. Максим развернул их не спеша, хотя руки его чуть-чуть дрожали от нетерпения. Сразу понял, что подлинность списков не вызывает сомнения: старая газетная бумага, немного потертая по краям, пожелтевшая. Этими списками и займутся органы безопасности, а господин Лодзен пусть строит розовые замки...
Положил бумаги в черную кожаную папку. Отпер портфель, высыпал пачки денег просто на стол.
— Считайте, — предложил. — Здесь пятьдесят девять тысяч сто восемьдесят пять долларов.
— Должно быть шестьдесят две тысячи триста.
— Не забывайте о пяти процентах комиссионных.
— Неужели?
— Думаю, у нашего уважаемого пана нет склероза.
— Ну хорошо... — В холодных глазах Лакуты загорелись зеленые огоньки. Подвинулся к столу, тонкими пальцами начал перебирать деньги. — Я возьму ваш портфель.
— Пожалуйста.
Лакута быстро считал пачки и бросал в портфель. Двигал губами и ничего не видел вокруг. Лицо его заострилось и волосы, по крайней мере так казалось Максиму, встали дыбом. Закончив считать, запер портфель, спрятал ключ в кошелек, а портфель зажал под мышкой. Как-то жалобно улыбнулся Рутковскому и поднялся.
— Прошу передать полковнику, — он уже успокоился и снова стал прежним Лакутой: степенным и немного высокомерным, — мое приветствие и наилучшие пожелания.
— Минуточку... — Максим положил на стол листок бумаги. — Прошу расписаться, — и подал Лакуте ручку.
Тот глянул небрежно, но, увидев цифры, хитро покосился на Рутковского. Понял все сразу, так как спросил не таясь:
— Остальное господину Лодзену?
— Не знаю, так приказано.
— Каждый устраивается как может, — вздохнул Лакута, но расписался без колебаний.
Максим открыл двери, и пан Зиновий вышел, вежливо поклонившись.
Рутковский встал из-за стола, выглянул в окно. Лакута не задержался в гостинице, торопился, так как, выйдя с Луцкой, тут же распрощался с ней и подозвал свой зеленый автомобиль. Он сел на переднее сиденье, сзади влез еще Богдан, «форд» повернул в боковую улицу, а Луцкая, постояв немного, пошла к своему «фольксвагену».
Рутковский не стал ждать лифта, сбежал по лестнице, крепко держа черную кожаную папку. Заставил себя замедлить шаг только на улице, осмотрелся: как будто ничего подозрительного. «Фиат» завелся с пол-оборота. Максим проехал боковую улицу, через три квартала увидел около пивной Олега — тот стоял на самой бровке тротуара; Рутковский притормозил, и Олег вскочил в машину чуть ли не на ходу.
— Порядок... — Максим передал Олегу черную папку. — Кажется, все обошлось.
Олег, не отвечая, посмотрел назад.
— Да, — подтвердил наконец, — хвоста нет. — Удобно устроился на сиденье, достал микрофотоаппарат, развернул папку. Переворачивал страницы, фотографируя. Наконец сложил списки обратно в папку, отдал Максиму. Тот высадил его на тихой улице, посмотрел на часы — нужно торопиться на Энглишер Гартен.
Лодзен нервничал. Ходил по длинному кабинету и курил папиросу за папиросой. Секретарша знала, что он ждет Рутковского, и пропустила Максима сразу. Полковник бросил папиросу в пепельницу не загасив.
— Ну что?.. — спросил. — Что произошло, отвечайте!
Рутковский молча прошел к столу, положил черную папку.
— Вот списки, — ответил. — И все в порядке.
Лодзен быстрым движением раскрыл папку, начал листать страницы. Успокоился, глянул исподлобья на Рутковского, потом на часы.
— Все хорошо, что хорошо кончается... — пробурчал и спросил без всякого перехода: — Расписка?
Рутковский подал ее, полковник только взглянул искоса, спрятал расписку вместе со списками в сейф, закурил и даже предложил сигарету Максиму. Только после этого спросил: