Skinова печать
Шрифт:
— Где тебя носит? И в какую сторону ты ехал? Заблудился, что ли? Или забыл, о чем мы договорились? — он рванул на себя водительскую дверь машины и только тут заметил, что за рулем сидит не Дыня.
В следующую секунду он узнал Хорста и не то удивился, не то испугался.
— Ты?
— Я… Не ждал?
— Черт его знает… То есть, конечно, не тебя ожидал увидеть… — очень серьезно сказал Шварц. — Но и не очень удивлен. От тебя можно ждать чего угодно, ты же у нас безбашенный. Жаль, что мы так и не стали друзьями.
— Ну, может быть, еще
— Вот хрен ты угадал. Я с покойниками не общаюсь, а впереди у тебя только одно мероприятие — твои же похороны. И держи руки так, чтобы я видел! — с пистолетом в руке Шварц выглядел более чем убедительно. — Ты меня давно достал, — признался он. — Прощай, мудила… — теперь он держал пистолет на уровне переносицы Хорста.
— Зачем же обзываться, Миша? Офицер должен быть образцом культуры. Хотя, по правде говоря, офицер из тебя, как из дерьма пуля. Так что ты бы бросил пистолетик-то, Волгин.
За спиной Шварца-Волгина стоял Крюков и, в свою очередь, целился в него из «Макарова» с глушителем.
— А если я в него выстрелю? — с напряжением в голосе спросил Волгин.
— Стреляй, — Крюков сдержанно засмеялся. — Этот пацан меня тоже достал.
Волгин-Шварц чертыхнулся и бросил пистолет на землю. Потом медленно поднял руки.
— Твоя взяла, мусор. Теперь тебе за меня обязательно медаль дадут. А, может, и две.
— Повернись, — велел Крюков. — С чего ты решил, что я тебя буду в плен брать? Мне твоя голова нужна. Камина у меня на даче нет, прибью над печкой, украшу рогами. Зимними вечерами любоваться буду на свой трофей.
Крюков врал чрезвычайно убедительно. Печки у него никогда не было, как, впрочем, и дачи. Но Волгин ему поверил, потому что хорошо изучил Крюкова и его передовые методы работы.
— Да за что меня убивать, а, Крюк? Что я тебе сделал? — голос Волгина дрогнул, в нем послышалась нотки паники: — Ну, поиграл с пацанами в фашистов. И что? Кому плохо стало?
— А людей убитых не считаешь? Тех, кого сам убил, и тех, на кого Дыню, дебила своего, натравил?
Волгин, несмотря на серьезность ситуации, громко расхохотался.
— Нашел кого жалеть — это ведь жиды, чурки, фашисты! Кто они тебе?
— Люди, — напомнил ему опер. — И у каждого есть мама… А Витю Мокеева забыл? Он был моим другом.
— Да? Другом?! Что ты понимаешь?! Мокеев был со мной в деле. И заявка от нашей комиссии на него была, а ты влез. Не убивал я его!
«Рябуха» закачалась на рессорах, как будто из нее кто-то пытался выбраться наружу, и не мог. Хорст подошел к ней и дернул заднюю дверцу. Из салона вывалилась Машка, за ней Крамской. Они были скованы одними наручниками. На Машке был поверх штормовки надет черный пояс-фартук. Выглядела она неважно: лицо осунувшееся, под глазами темные круги, но взгляд все тот же — смелый и задорный.
Хорст вынул ключи из замка зажигания. На брелоке, сделанном из кольца гранаты, нашелся и ключ от наручников. Через секунду пленники уже растирали затекшие руки. И тут до Крюкова дошло — сработало шестое чувство, — что он лажанулся. С чего он взял, что у Волгина не может быть другого оружия, кроме того, которое он бросил?
Воспользовавшись тем, что внимание сыщика было отвлечено, Волгин сделал неуловимое движение рукой. Крюков в последний момент заметил компактный пистолет, выскользнувший из рукава и направленный в его сторону. Грянул выстрел. Все, что успел сделать опер, это уйти кувырком с линии выстрела. Упал он не совсем удачно — не рассчитал. Его собственный пистолет ткнулся в землю глушителем и выскользнул из пальцев.
Крамской метнулся на землю, подхватил выпавший у Крюкова ствол и выстрелил в Волгина, практически не целясь. Но и тот успел спустить курок второй раз. Пуля Крамского вошла ему в глаз, и он кулем рухнул в траву. Его же пуля ударила в бронежилет Крамского, заставила пошатнуться, но тот остался на ногах.
— Ты ранен? — забеспокоился Крюков.
— Нет, я в танке, — начальник «Отдела расизма» похлопал себя по голубенькому форменному бронежилету.
— Спасибо тебе, — тепло поблагодарил его сыщик. — А вон и наши пилят, как всегда через пять минут после того, как в них исчезла необходимость.
— Это как водится, — улыбнулся Крамской. — Не горюй, меня Миша тоже как последнего лопуха взял. Кто же мог подумать, что он оборотнем окажется?
К ним подкатила машина с подкреплением. Из машины выскочили разведчики с Вадимом во главе.
— Как там Анвар? — спросил Крюков. — Надеюсь, не выжил?
— Нормально, — ответил Вадим. — Клочки собрали, опознали. Дядя Сема дочку нашел, живую, почти здоровую, и еще кучу девчонок освободили. А Полковника снова упустили. И дочку Гершензона не нашли.
— Здесь она, — сыщик кивком указал в сторону Машки. — И Полковник здесь.
— Зато друг твой жив оказался, только продырявлен маленько, — Вадим махнул рукой в сторону своего джипа.
Оттуда с кряхтением и стонами выбрался Алан с забинтованным плечом. Он слышал последние слова опера.
— Слушай, Крюк, будь другом, оставь Полковника мне. Я его одной рукой задушу!
Сыщик невесело усмехнулся.
— Ты немного опоздал. Его только что наглухо завалили.
— Как завалили? — изумился Алан. — Вот же он стоит! Да еще с пушкой.
Он, а вместе с ним и все остальные, посмотрели на Крамского. Тот понял, что попался, причем — глупее некуда. Он схватил левой рукой за шиворот Машку, а в другой зажал черный пульт взрывателя.
— Все взорвемся! — заорал он, подняв его над головой. — А ну, осади назад! — он перехватил руку и сгибом локтя сильно сжал Машину шею.
Лицо ее покраснело от удушья, но это никак не отразилось на ее упрямстве.
— Ты же меня невестой звал, суженый хренов, — сдавленным голосом сказала она. — Теперь женись хоть на хромой кобыле, а на меня не рассчитывай…