Скитальцы (цикл)
Шрифт:
Ларт тяжело подошёл к окну и раздвинул портьеры, впустив в комнату серое, грузное утро.
— Ты тоже уходи, — сказал он мне, не оборачиваясь.
Я не поверил своим ушам. Первой моей мыслью было, что я серьёзно в чём-то провинился.
— Хозяин… — пролепетал я беспомощно.
Он обернулся, и я увидел, как сильно он постарел за прошедшую ночь.
— Ты не понял, — сказал он со слабой улыбкой. — Дело не в тебе, а во мне. Я сейчас не самый подходящий хозяин, и вряд ли мне ещё понадобится слуга… Помнишь, «но стократ хуже имеющим магический
— Я сейчас не в состоянии тебя защитить. Уходи, тебе нечего здесь делать. Сам ты, возможно, уцелеешь.
Я хотел сказать, что не покину его ни за что, что я верен ему до гроба и готов разделить его судьбу. Я уже открыл рот, чтобы это сделать, но тут противная предательская дрожь завладела моими коленями, а перед внутренним взором явилась вдруг Третья сила, заглядывающая в дом снаружи — один круглый глаз в окно кабинета, а другой — спальни… Светлое небо!
— Поторопись, — сказал Ларт. — Мало времени. Иди в посёлок.
Мои ноги, кажется, прилипли к полу. Я стоял, как болван, и ловил воздух открытым ртом.
— Иди, — голос Ларта звучал всё более напряжённо. Я смотрел на него и не мог сдвинуться с места.
Тогда он вытянул перед собой руку ладонью вверх, будто намереваясь сдуть пылинку, а другую ладонь положил сверху и тихонько скользнул ею вперёд, как бы отталкивая меня…
Я опомнился, стоя у подножия пригорка. Лартов дом оказался за спиной, а прямо передо мной — лесок, за леском — посёлок, где мягко струится дымок из труб, где стоит на пороге трактира сонный трактирщик, где никто слыхом не слыхивал ни о какой Третьей силе…
Когда-то в детстве у меня были две пары варежек. Одну я скоро подарил сестре — ненавидел выбирать каждый день, какую же из них надеть… Самое глупое занятие — выбирать.
Кто я ему, сын? Не ученик даже… Никогда мне не дождаться и десятой доли того тепла, что предназначалось этому… Маррану. Встречный мальчишка Луаян — и тот ему был ближе и дороже… А красный раздвоенный язык, оставивший борозду на моей щеке?!
Я стоял, кусая губы. Пошёл дождь, перестал, возобновился и перестал снова. Порывами налетал почти зимний ветер.
…Тихо скрипнула входная дверь. Ступеньки… Дверь кабинета.
Он сидел за бокалом вина, сидел, забросив ноги на круглый стол, испещрённый заклинаниями. Прихлёбывал и бормотал себе под нос:
— Нет удачи… Потерял его… Долго. Слишком много сил…
Пискнули половицы у меня под ногами. Он замолчал, поставил бокал и обернулся.
Секунду мы смотрели друг на друга, и мне очень хотелось, чтобы он снова меня прогнал. Но вместо этого он щёлкнул пальцами, и на столе встал ещё один бокал — высокий, тонкий, полный до краёв.
— Выпьем, — сказал он с усмешкой. — Выпьем за привратников. За честных привратников с благими намерениями. Присоединяйся…
Бокал
— Честные привратники, — продолжал Ларт, всё ещё усмехаясь. — Верные. Угодливые. Распахивающие все двери мира. Они…
Он поперхнулся. Замер. У него неестественно расширились зрачки, и тут же глаза знакомо вспыхнули красным. Я уронил свой бокал — веером плеснуло красное вино.
— Руал… — прошептал Ларт, будто обращаясь к невидимому собеседнику.
— Иду… Руал, я уже иду.
ПОЧЕМУ ТЫ ВЕРНУЛСЯ? КАК ТЫ ПОСМЕЛ, ПРИВРАТНИК?
Засов заржавел. Если хочешь — иди и проверь.
ГЛУПЕЦ.
Дрогнули каскады тканей, дохнул из чёрного провала густой, липкий ветер, Марран закашлялся.
ДУРАК. НЕ МОГУ ПОВЕРИТЬ.
— Всем случается проигрывать, — сказал Марран вслух. — Умей мужественно пережить своё поражение.
ЭТО ТВОЁ ПОРАЖЕНИЕ, ЧЕРВЯК!
Он отшатнулся — темнота пришла в движение. Щерилась бездна — чёрный провал, подёргивались, разлагаясь, ткани; гуляли доски под ногами, и гвозди расползались из своих нор, как отвратительные насекомые.
ЭТО ТВОЁ ПОРАЖЕНИЕ. ТЫ НЕДОСТОИН МОГУЩЕСТВА. ТЫ ЗАПЛАТИШЬ.
Его будто ударили по голове — он потерял власть над телом и, беспомощный, растянулся на пляшущем полу.
СЕЙЧАС Я ПОКАЖУ ТЕБЕ ТВОЮ СУТЬ, И СУДЬБА ТВОЯ БУДЕТ ДОСТОЙНА ТЕБЯ.
Ужас, слепой бесформенный ужас завладел им внезапно и без остатка.
СМОТРИ, РУАЛ ИЛЬМАРРАНЕН! СМОТРИ, ВОТ ТЫ!
Руала вздёрнуло над землёй — и он оказался вдруг в кольце выросших из пола зеркал. Зеркала бесконечное число раз повторили отражение зависшего в воздухе, цепляющегося за пустоту человека. Резкий белый свет ударил сверху.
ВЛАСТЕЛИН МИРА… МОКРИЦА, МЕРЗКАЯ МОКРИЦА!
Страшные судороги скрутили Маррана. Его тело перестало быть человеческим. Зеркала равнодушно оглядывали его со всех сторон — и подробно отражали происходящее.
Полупрозрачное серое брюхо, щётка тонких трепещущих ножек — и обезумевшие человеческие глаза.
ТЫ, БЕСФОРМЕННЫЙ КОМОК ПЛОТИ!
В зеркалах — ближе, дальше, сбоку, сзади — отразилась белесая пузырящаяся масса. Руал видел её и был ею — кричать ему было нечем, и только глаза, только человеческие глаза оставались ему, глаза, лишённые век, чтобы нельзя было зажмуриться.
ЭТО — ТЫ. ЭТО ТОЖЕ — ТЫ. ГЛУБИННАЯ СУТЬ. ПРИРОДА ДУШИ. НИЗОСТЬ ТВОЯ И НИЧТОЖЕСТВО!
Он хотел потерять сознание, и сознание сжалилось над ним — начало мутиться.
НЕПРИВЫЧНО, ПРАВДА? ЧЕРВЯКОМ — ПРИВЫЧНЕЕ? ТЫ ВЕДЬ УЖЕ БЫЛ ЧЕРВЯКОМ?
В воздухе забилось склизкое кольчатое тело. Проглядывали пульсирующие сосуды сквозь мутную кожу, по которой пробегали волны спазмов.
НО НИ ЧЕРВЁМ, НИ ВЕШАЛКОЙ ТЫ БОЛЬШЕ ЖИТЬ НЕ БУДЕШЬ. Я РАЗДАВЛЮ ТЕБЯ, РАЗМАЖУ.
Плясали в зеркалах бесчисленные червеподобные чудовища с человеческими глазами. Последние проблески сознания были невыносимы.