Скиталец Ларвеф (сборник)
Шрифт:
— Мне легче судить самого себя, чем этого дильнейца. Ведь его подозревают в проступке, которого он не совершал.
— Ларвеф! Вы уклоняетесь от общественного долга…
— Нет. Я против всякого суда. Мы слишком мало пробыли на Планете сюрпризов, чтобы быть в чем-либо абсолютно уверенными. Нужно забыть о том, что случилось, и спокойно лететь дальше.
Ларвеф прервал свой рассказ, не закончив его. Наступил тот час, когда не оставалось времени на разговоры, час неотложных занятий и дел.
Двое слушателей и одна слушательница с нетерпением ждали продолжения рассказа. Но были дела поважнее
Он проверял приборы летательного аппарата, который принес его из бесконечности в этот малый и тихий мир. Уж не собирался ли он в самом деле улететь отсюда?
Наконец, потрудившись вволю, утомившись и желая чуточку отдохнуть, он продолжил свою историю.
— На чем я остановился? — спросил он своих слушателей. — Да, на споре с Хымокесаном. Хымокесан был отличный астронавигатор, а значит, он обладал талантом не только замечать явления крупного порядка в их целом, но отмечать про себя детали, мелочи. Без этого нельзя управлять таким сложным хозяйством, как космический корабль, Но, по-видимому, гнев и пристрастие заставили его не заметить того, что заметил я. Психолог Хым целиком ушел в исследования. Он, в сущности, один на всем космолете теперь искал ответ на всех тревожащий вопрос. И физики, и химики, и биологи успокоились, поспешив уверить себя, что они изучили Планету сюрпризов. Он один не успокоился.
Зайдя к нему в лабораторию, я застал его в глубокой задумчивости.
— Ларвеф, — вдруг спросил он меня, — вам, разумеется, известно, что такое здравый смысл?
Наивность вопроса удивила меня. Я принял его за шутку.
— Еще бы! Здравый смысл есть здравый смысл.
— Да, в обычных и стабильных условиях, когда наш опыт и наши чувства дома.
Но здесь…
— Уж не считаете ли вы, — сказал я, смеясь, — что здесь он мешает?
— Да, Ларвеф. На Планете сюрпризов он нам помешал. Столкнувшись со странным и алогичным явлением, мы все стали рассуждать, как рассуждали бы у себя на Дильнее. Все, впрочем кроме автомата, который оказался объективнее нас, а значит, и разумнее.
— Вы думаете, что планета сыграла с нами в эту недозволенную игру?
— А кто же еще? — Он посмотрел мне прямо в глаза. — Или вы думаете, что это сделал я?
— Нет, я этого не думаю.
— Но если не я, то кто? Кто же? Почему вы молчите?
— Не знаю. Ни за что не поручусь.
— А я готов поручиться. Я в этом убежден. Мы поторопились улететь с планеты, не изучив ее так, как она того заслуживает. Еще за несколько дней до посадки, когда мы только приближались к ней, я, как психолог и врач, не мог не обратить внимания на одно крайне странное обстоятельство. В сознании каждого как бы пробудилось прошлое, проснулись воспоминания.
Этого никогда не бывает в том случае, если космолет приближается к новому неизвестному месту.
В новом неизвестном месте чувства не ищут встречи с прошлым. Это бывает только тогда, когда вы возвращаетесь домой и близка ваша родная планета.
Многие признавались в удивительном самообмане, в надежде встретиться с тем, что они покинули несколько лет назад. Да, вопреки здравому смыслу, вопреки рассудку, многие рассчитывали на невозможное.
— И даже Хымокесан?
— Думаю, что и он тоже. Но разве он
— А сейчас у вас хватает знаний? — спросил я, Он усмехнулся, выражением своего лица намекая на то, что мой вопрос был недостоин ни меня, ни обстоятельств, о которых шла речь.
— Как вы думаете, — сказал он, — могу я дать исчерпывающий ответ, находясь здесь, а летящем космолете, далеко от Планеты сюрпризов? Нужно возвратиться туда, возвратиться, пока не поздно.
— Хымокесан не согласится. Он и так упрекал экспедицию, что было потеряно зря столько времени. Планета ведь никого не заинтересовала. Кажется, кроме вас.
— Постарайтесь переубедить его, сделайте все, что возможно ради самого великого из того, что существует, ради истины, ради знания, ради интересов общества, которому мы служим.
Я дал согласие. И мне в конце концов удалось переубедить Хымокесана. Хым, на этот раз поддержанный биологом Карегом и одним из химиков, предъявил несколько неоспоримых доказательств того, что мы столкнулись с неразгаданным явлением.
Участники экспедиции много говорили о направлении времени, о необратимости его, о памяти, единственном аппарате в природе, который противится однонаправленности времени, и о странном явлении, с которым мы столкнулись.
И вот корабль снова начал сближаться с планетой. И снова всех охватило чувство, хорошо знакомое всем, кто хоть раз в жизни возвращался домой после долгих странствий, предчувствие встречи с прошлым. Казалось бы, сейчас здравому смыслу было легче побороть смутное чувство приближения к прошлому, мы уже имели представление о планете, однажды побывав на ней. И все же ощущение, что прошлое возвратится, было сильнее нас.
Хымокесан после совещания со своими помощниками решил спуститься в другой части планеты. Он уменьшил скорость движения корабля. На этот раз и командир, и главный штурман заинтересовались спутниками планеты.
Хымокесан вызвал меня в отсек управления кораблем.
На его обычно спокойном лице я заметил следы тревоги.
— Вот что, Ларвеф, — сказал он, — мой выбор пал на вас. Зная ваш характер, не думаю, что вы будете этим недовольны. Я поручаю вам обследовать спутники планеты. Одноместный летательный аппарат в вашем распоряжении. О результатах обследования вы доложите мне уже на Планете сюрпризов. Мы раньше вас попадем туда.
Перед вылетом он обнял меня. Я простился с ним с легким сердцем, не думая, что вижу его в последний раз.
Наступила пауза. Слишком долгая пауза. Ларвеф молчал.
— Ну, а что же было дальше? — спросила Эроя.
— Вы же не кончили свой рассказ.
— Я его кончаю. Это случилось… Возвращаясь со спутников и держа курс на планету, я услышал последнее донесение. Кванттелеграф принес мне слова Хымокесана:
«Не приближайтесь к планете, Ларвеф. Я вам приказываю. Случилась катастрофа. Мы гибнем. Постарайтесь добраться до космической станции Уэра.
Мы…»
Это были последние его слова,.