Скитники
Шрифт:
Довольно часто поднимали с ягодников дичь: то тетеревов, то глухарей. Шумно ударяя крыльями, они отлетали поглубже в чащу и, рассевшись на ветвях, покачивались, сторожко озираясь.
На четвертый день, когда на смену мрачноватым елям появились бронзовые сосны, наметилась перемена и в погоде. Тучи, обнажая прозрачную синь, отползли к горизонту. Путники подъезжали к монастырю. В версте от него их облаяла** косуля.
– Чего это она бранится?
– удивился Никодим.
– Знамо дело, шумим сильно, вот и намекает: потише, мол, надо в лесу-то, - пояснил старец.
Располагался монастырь в глухолесье,
Постучали в, сколоченные из толстых лиственных плах, ворота. В ответ предупреждающе залаяли собаки, послышалось ржание коней. Через некоторое время глухой голос спросил:
– Кого Господь дарует?
– Молви настоятелю: старец Варлаам прибыл.
Ворота отворились. Просторный двор покрывала мягкая трава-мурава. Обнюхав чужаков, собаки, чуть покрутившись, зевнули и забрались в конуру. Из-за неплотно прикрытой двери церкви неслось красивое пение.
Остановились у крыльца под березами возле отдельно стоящего строения, соединенного с другими крытыми переходами. Крестясь, отвесили входные поклоны. Поджидавший их монах провел Варлаама в келью. Войдя, старец остановился, вновь перекрестился три раза в передний угол, где стояла деревянная божница с образами, затем прошел дальше.
На кровати полулежал, полусидел прикрытый огромным медвежьим тулупом, остроносый, изможденный человек с бледным лицом, в серой рубахе с расстегнутым, под далеко выпирающим кадыком, воротом. Из-под густых бровей смотрели ввалившиеся глаза. Оправив черную, с легкой проседью бороду, он оглядел вошедшего цепким, все понимающим взглядом и тихо произнес:
– Прости, отец, что не могу приветствовать тебя должным образом. Спасибо, уважил мою просьбу… Молва докатилась, что ты обладаешь даром чудотворения. Покорно прошу, помоги, Христа ради, и мне от хвори избавиться. С весны занедужил. В ногах ломота замучила, да бессонье одолело, а теперь и вовсе сил лишился.
Варлаам, омывши руки и лицо, не торопясь, осмотрел настоятеля.
– Это вовсе и не хворь у вас - недруги порчу наслали. Вот снимем ее, и силы вернутся, - заключил Варлаам и попросил монахов оставить их на едине. Несколько часов он провел в келье настоятеля и вышел оттуда настолько обессиленный, что чуть стоял на ногах.
И - диво дивное!
– на радость всем игумен со следующего дня пошел на поправку.
Надо заметить, что преподобный Константин, выходец из именитого княжеского рода Смоленской губернии, был весьма почитаем в раскольничьей среде, и уже много лет являлся настоятелем монастыря, славившегося особым усердием к древнему православию. Знать не хотели здесь ни новой церкви, ни ее архиереев.
В стародавние времена, когда после очередного царского указа “скиты порешить, старообрядцев в новую веру крестить”, государевы слуги принялись силой брать непокорных священнослужителей, не желавших признавать власть государя-антихриста над церковью и, заковав в кандалы, держать их в земляных ямах до покаяния, предки князя, не жалея средств, скупали древние святыни, драгоценные рукописи и церковную утварь старой Руси, спасая эти реликвии от поругания. Бог к ним был милостив. Сумели они с верными людьми переправить собранные сокровища в сей глухой монастырь и укрыть их в недрах его хранилищ.
Выздоравливающего настоятеля Варлаам после простой снеди, принимаемой в общей трапезной, стал выводить гулять. Беззаветная преданность идеалам старозаветного православия и глубокие познания в нем быстро расположили их друг к другу.
Погуляв по монастырскому двору, они, как правило, уединялись в тихом закутке, в тенистой прохладе берез и подолгу обсуждали, толковали книги священного писания, сочинения отцов православия, патерики и предания старорусские. Особенно дотошно разбирали “Златоструи”, “Пролог”. Услаждали души нескончаемыми беседами о наболевшем.
Во время одной из таких прогулок разразилась гроза. К ним тут же подбежал Никодим: принес рогожу, чтобы укрыть от дождя. Под ее защитой собеседники перебрались в келью настоятеля.
– Почтительный у тебя ученик!
– благосклонно заметил игумен.
– А то знамо, каковы теперь молодые! Истинную веру покинули. Бороды побрили, заветы отцовы да дедовы забыли.
– Да что бороды … Не в том ересь. Зелье проклятое курить чуть не все принялись. И что ужасно - за достоинство сей грех выставляют! Срамота!
– Сам-то табак такая же божья травка, как и всякая другая, а вот то, для чего ее используют антихристы, - это точно, от диавола. И пыхают ведь дымом из уст яко диавол.
– Вестимо уж, своеволие и непослушание на Руси от Никона пошло! С той поры народ наш больно слабостям подвержен стал. О будущем не мыслит, страха не ведает. Что есть - враз пропьет, али в кости проиграет. Иной даже детям своим крошки не оставит. Трудиться своей волей разлюбил. Все из-под палки. Завистливые и вороватые народились. Ушли от истинного православия, и раскололось, растлило наше племя! Встарь на Руси-то не ведали такого воровства да пьянства, - с болью продолжил настоятель.
– А коснись нас, беспоповцев, - живем мы в мире со всеми, зла никому не делаем. Оне сами по себе, мы сами по себе - оставить бы пора в покое наши общины. Так ведь нет, все пуще и яростнее теснят щепотники нашего брата, загоняют в глушь трущобную. Кто в лесах непроходимых, кто на островах речных укрылся, кто в пещеры мрачные, словно кроты зарылся, кто в самые дальние, людям не доступные, скиты ушел. А кто и вовсе Рассею-матушку покинул… Ведь из-за чего еще воспротивились Никоновым новинам предки наши: это ж надо придумать - кукишем крестное знамение творить! Запамятовали, что решением Стоглавого Собора 1551 года двуперстие запрещено было менять под страхом анафемы… Срам, да и только! Старые обряды были куда благочестивей.
– И то верно, двоеперстие свято!
– До Никона-отступника и церковь была не мятежна.
– Справедливы речи твои. В Рассеи в те времена православие было чисто и непорочно… У нас все есть для достойной жизни, но не хватает, не достает нам, русским, благородной гордости, самоуважения. В этом, я полагаю, основная причина нынешних бедствий и несчастий.
– Однако в каком еще народе найдешь такую готовность помочь ближнему, такое радушие и такую силу. Согласен: чрезмерно терпеливы, неприхотливы мы. Но ведь именно терпением собиралась и созидалась земля Русская, величаемая в дониконову пору - Третьим Римом. Возводились храмы, обустраивались города. Так что терпение, быть может, и есть наше ценнейшее национальное качество!
– подытожил старец.