Скитники
Шрифт:
Из-за малости пашни, в первые годы в ржаную муку для выпечки хлеба добавляли размолотые в ступе высушенные корневища белой кувшинки. Пока не создали запасы зерна питались преимущественно похлебкой из мяса, да ягодами с орехами.
Трудно давался хлеб в этих краях. Одна только раскорчёвка сколько сил отнимала! Но как благостно было видеть среди чащобы небольшую, колышущуюся волнами золотой ржи деляну - летом, или сложенные крестцами снопы - осенью. Все это живо напоминало родимый край. Уже в первую жатву новопоселенцы были изумлены результатом: хлеба здесь не только вызревали, но и родили завидный, много
Боголюбивые скитники строго блюли посты. В свободное от молитв время они, наряду с полевыми работами и заготовками съестных припасов, ладили домашнюю утварь, выделывали кожи, кроили и шили из них одежды, сидя за пяльцами, вышивали пелену, занимались рукоделием, кололи дрова, корчевали деревья.
Детей с малых лет учили и воспитывали в беспрекословном послушании, без своенравия, в смиренной любви ко всему живому. Занимался с ними в молельном доме сам Маркел. Обучал грамоте и Слову Божьему. После занятий детвора летом играла в городки?, лапту; зимой они катались на салазках, рыли в глубоких сугробах лабиринты снежных пещер.
В пору редких посещений уездного городка, находившегося в двух- стах вёрстах от них, старообрядцы с грустью и сожалением отмечали там блуд, пьянство, слышали речь, обильно испоганенную словами постыдными. Виденное только укрепляло их веру в то, что обособленность разумна, а соблюдаемое ими вероисповедание единственно праведное.
Так прожили ветлужцы без малого тринадцать лет и полюбили угрюмую байкальскую тайгу и окружавшие их горы, как отчий дом. Щедро поливаемая потом земля в ответ благодарно кормила их.
Правда, однажды случилось бедствие, наделавшее немало убытку и беспокойства. В горах прошли обильные дожди, и по реке прокатился паводок невиданной силы. Ревущий поток, несший на себе коряги, валежины, камни, быстро подмывал, цепляющиеся изо всех сил плетями корней за берег, деревья. Корни от натуги лопались и зелёные великаны, склоняясь все ниже и ниже, в конце концов, с плеском рушились в объятую непонятным гневом воду.
Наводнение унесло баню, но больше всего скитников огорчило то, что смыло треть пашни с уже туго налившимися колосьями ржи и ячменя. Однако эти потери, в сравнении с последовавшими через год, как оказалось, были пустяшными...
Налетела беда на их скит нежданно-негаданно. Удалой люд разведал в окрестных горах на галечных косах студеных речушек богатые россыпи золота, и тихий, благодатный край в однолетье охватила золотая лихорадка.
Потянулся сюда разношерстный лихой люд. Кто мыть золото, кто скупать, кто, собравшись в ватаги, грабить и тех и других. По ручьям росли, как грибы после дождя, стихийные поселения. Следом, для проведения описи и сбора налогов, заявились государевы чины. Неспокойно стало в дремавшей прежде округе.
Добрались казаки в начале апреля, по прелому снегу перед Пасхой и до староверческого скита.
– Отворяй ворота, ревизия, по приказу генерал-губернатора, - зычно проревел подъехавший на санях в новехоньком мундире, перетянутом скрипучими ремнями, молодой подъесаул.
За ограду вышли Маркел, Никодим и трое из братии.
– Ты уж прости, чуж-человек. К нам в скит не можно. Мы с миром дел не имеем. Живём потихоньку, никого не трогаем и сами своих уставов ни кому не навязываем, -
– Я тебе покажу, чертова образина, "не можно"!
– заорал разъярившийся чин и приставил остро заточенную саблю к шее ослушника.
– Бунтовать вздумал? Прочь с дороги! На каторгу в кандалах в раз упеку!
Стоявший сбоку Колода, детина медвежьей силы, не стерпев прилюдного оскорбления наставника, так хватил пудовым кулаком обидчика по голове, что свернул тому шею. Офицер рухнул на снег замертво. Перепуганные казаки подхватили тело командира и спешно развернули сани обратно.
– Еще поплачетесь, двоеперстцы треклятые, отродье недобитое, - прокричал один из них, отъезжая.
Маркел, осознав весь ужас и страшную нелепость происшедшего, наградил Колоду полновесной затрещиной:
– Кроткостью и смирением надобно бороться со злом. Каждый ответ на удар вызывает новый удар, а кроткость наоборот гасит его.
Верзила воспринял внушение как должное, не посмев даже рта открыть.
Никто не заметил, как в начале этой стычки с дальних грузовых саней скатился на снег и заполз под разлапистую ель связанный человек. Когда ржание коней и гиканье казаков стихли, беглец несмело подал голос:
– Эй, почтенные!
Все еще топтавшиеся у ворот скитники невольно вздрогнули:
– Спаси Исусе и помилуй! Кто здесь?
– прогудел Колода.
– Лешак я - казачий пленник. Развяжите, благодетели!
Колода с Никодимом опасливо приблизились и, перекрестившись, сняли путы с рук лежащего.
Со снега поднялся крепкотелый, простоватый с виду мужик, в вонючем коричневом зипуне, в грязных чунях и онучах**. Весь квадратный с короткими, словно обрубленными, руками, с торчащими, черными от въевшейся грязи пальцами. На загорелый лоб из-под плотно надетой шапки выбивались немытые вихры густых темно-рыжих волос. Взъерошенная бородища, медно поблескивая в лучах заходящего солнца, укрывала широкую грудь. Из-под мохнатых бровей хитровато буравили скитников прищуренные глазки. Судя по повадкам, человек бывалый и ухватистый.
– Воистину лешак! Кто таков и откель будешь?
– Вольный я, без роду и племени. Нынче в старателях удачу пытаю, - дробной скороговоркой отрапортовал арестант.
– И давно промышляешь?
– Да где уж! Мне от роду-то всего двадцать три.
Скитники изумлённо переглянулись: на вид бродяге было за тридцать.
– За что ж повязали?
– Дак золотишка чуток намыл. Хозяин питейного заведения прознал про то. Не погнушался, пройдоха, чирей ему в ухо, и по бражному делу обобрал, а утром, шельма, сам же и указал на меня, яко на беглого колодника с Ангары реки, холера ему в дышло. Правды-то в этих чащобах не сыщешь - поди медведю жалуйся. Но Господь милостив - вас, спасителей, послал. Благодарствую вам, люди добрые!
– Лешак отвесил обступившей его братии низкий земной поклон, - А подъесаула ты, дядя, крепко огрел! Силен! Чирей тебе в ухо, - уважительно добавил он, обращаясь к Колоде.
– Только вот что я скажу: теперича оне от вас не отвяжутся. Одно слово - бунт! Как пить дать вышлют карательну команду. Иха власть велика! Надоть уходить вам отсель, покуда не поздно. Иначе не миновать смертной казни зачинщикам, да и остальных в кандалы и на каторгу. А дома ваши в разор пустят.