Складская история

Дьяков Виктор Елисеевич

В тот вечер Анне Николаевне и Клавдии не удалось долго поговорить. Однако случилось то, чего Клавдия никак не ожидала – ей вдруг стало очень интересно общаться с этой собеседницей. Та буквально угадывала ее умонастроение, ее мучения с этим складом. Более того, Клавдия осознала, что Анна Николаевна искренне сочувствует ей и даже хочет помочь… Они стали встречаться регулярно, и в один из вечеров Анна Николаевна поведала, откуда у нее опыт общения с выходцами из Средней Азии:

– Я жена офицера, мой муж полковник в отставке. Он в течении четырех лет командовал полком в одном из городов Ферганской долины. До того мы служили в основном в России, а после выпуска из Академии мужа направили туда, в ТуркВО, Туркестанский военный округ. Там я воочию убедилась насколько тамошняя действительность отличается от российской. И дело не в природе и климате, хотя конечно летом там невероятно жарко, дело в людях. Действительно, там живут совсем не такие люди как мы. Сначала я их тоже побаивалась, но потом привыкла и поняла, что если их не бояться, они сами начнут бояться вас. Народ там, в основном, забитый. За

время советской власти в этом плане мало что изменилось. Только вместо баев, ханов, эмиров стали секретари обкомов, райкомов, председатели колхозов. Но к рядовым людям эти новоявленные баи относились, так же, как и прежние – как к скоту. Особое отношение у них и к женщинам. Своих они вообще за людей не считали и очень не любят, когда русские бабы там вели себя так же как привыкли в России. Например, их бесили открытые платья, или когда женщина в общественном месте громко разговаривает, смеется. И когда мы из военного городка выходили в город политработники нас инструктировали, чтобы вели себя как можно тише и скромнее. Ну, уж зато на территории городка мы, как сейчас говорит молодежь, отрывались по полной и плевать хотели, что среди прапорщиков и гражданских служащих полно местных. Одевались как хотели, в платья с открытой грудью и короткие юбки, говорили как хотели и смеялись нарочно громко. Там у нас на территории части имелся открытый бассейн. Летом без него было просто невозможно жить – жара до сорока градусов и больше. Возле этого бассейна собирались семьи офицеров. Женщины все в купальниках человек с полсотни, и в основном молодые от 20-ти до 35-ти. Мне тогда было чуть за тридцать. Так вот, мы купаемся, загораем, болтаем, ржем, а за нами изо всех углов подсматривают, в основном узбечня. Они там просто с ума сходили, с оттопыренными штанами, глазея на почти голых русских баб, все, начиная от перелезших забор подростков до сорокалетних прапоров. У нас там, в части почти все прапора и вся гражданская обслуга из местных была. И солдаты тоже любили подсматривать, в основном азиаты и кавказцы. Поверите, со службы под любым предлогом срывались, рисковали взыскание получить, и все ради того, чтобы на загорающих русских баб поглазеть. И в городе, даже если в скромном платье идешь, они почти все на тебя как коты на масло смотрят. Но мы их будто не замечали, игнорировали, как говорится, в упор не видели. Хоть и опасались, но мы там себя выше их чувствовали, белыми женщинами, и они для нас мусором, чернью были. И они это молча принимали. На территории части, если я, например, иду хоть в чем, хоть в сарафане, хоть в брюках ни один местный, ни молодой, ни старый мне не то, что замечания сделать, дорогу не уступить не смел. Военный городок это была русская территория, и мы там чувствовали себя хозяйками.

И вот сейчас, уже в России, что я вижу. Я иногда просто ужасаюсь от того, что творится. Мы здесь у себя дома и должны быть хозяевами. А они гастарбайтеры, приехавшие к нам, чтобы не умереть с голоду. Понимаете, к чему я клоню? Не вы их, они вас должны бояться, бояться, что оставите их и их семьи без куска хлеба. Поверьте, азиаты это не кавказцы, они очень боязливы. К тому же вы местная и вы их работодатель. А они к вам в контору, как к себе домой заходят. Как они к вам обращаются?

И вновь Клавдия, покраснев от смущения, призналась:

– По имени… Клава.

– Какая вы для них Клава. Как ваше отчество? … Значит для них вы Клавдия Михайловна, а еще лучше просто хозяйка. Если так себя поставите, у вас и воровство прекратится, и работать будут лучше. Они местом дорожить будут. А бояться их не надо, они совсем не страшные. Это кавказцы страшные. С ними лучше вообще дел не иметь. А эти, хоть узбеки, хоть киргизы, хоть таджики… Их легко можно в бараний рог согнуть.

3

Клавдии были в диковинку эти «просветительские» беседы. Проведшая всю свою жизнь в этом поселке, знавшую только свой дом и сберкассу, где она работала до фирмы… Клавдия даже тогда, когда на них с мужем свалилось относительное богатство, не могла толком осознать свой изменившийся социальный статус – она просто не привыкла быть богатой, значимой. И сейчас, имея немалый по провинциальным меркам доход, она вкладывала деньги не в себя, а в детей, что оставалось, располовинив на рубли и валюту, держала в сбербанке. Беседуя же с Анной Николаевной, она, вдруг, осознала, что жизнь вообще это не только то, весьма неприглядное существование, которое знала она, когда все вокруг живут примерно одинаково скучно, а многие так и бедно. Она искренне считала, что из женщин только всякие там «звезды», артистки и им подобные купаются в славе и удовольствиях. От Анны Николаевны она узнала, что удовольствия могут позволить себе не только звезды эстрады и кинематографа. Во все времена и обычные женщины могли «скрасить» себе жизнь. К этому, исподволь, все время подводила ее новая знакомая. Где-то на пятой беседе Анна Николаевна вдруг призналась:

– Эх, старая я. Если бы мне сейчас было столько же лет, сколько вам, я бы тоже какой-нибудь бизнес организовала. Так же вот, черных бы наняла и делала бы с ними что хотела. Клава, ведь женский перечень удовольствий намного короче мужских. У них кроме работы могут быть и охота и рыбалка, и спортивное боление и вообще черти что. Например, один наш с мужем общий знакомый на досуге клеит макеты парусников и получает от этого процесса массу удовольствия и положительных эмоций. Другие коллекционеры, третьи автомобилисты, четвертые радиолюбители. А нам-то что остается: семья, кухня, ну сейчас можно еще стать, так называемой бизнесвумен. Быть же актрисой, певицей – это для немногих. А основной массе женщин что нужно? Конечно, одно, нужна любовь, вот наш основной, на все времена интерес, увлечение, источник удовольствий

и эмоций, всяких, как положительных, так и отрицательных. Это доступно всем женщинам, но вот имеют эту самую любовь, совсем немногие. Большинство баб вообще в этом плане не живут, а мучаются. Нас советских так воспитали, как дальтоников, в черно-белом восприятии мира, либо ты примерная жена и мать, либо гулящая проститутка. Чушь, мир он не чернобелый, а цветной. До октябрьской революции многие знатные дамы имели любовников, и в то же время считались отличными женами и матерями. Лев Толстой в образе Анны Карениной совсем нетипичный пример привел. Сам-то он по молодости еще тот ходок был, а как на баб перестало тянуть, так святым заделался – лицемер. А при советской власти только такие как Галина Брежнева могли жить, как хотели, мужей, любовников как перчатки меняла. Но таких были единицы, а большинство, вон как бабка моя, торф лопатой месила. Внутри семьи женщине очень трудно стать подлинно счастливой. За редким исключением супруги уже после нескольких лет совместной жизни не испытывают друг к другу никаких чувств, тем не менее продолжают жить вместе, мучить друг друга. Я чего хочу сказать, Клава, это ваше горе, то, что вы потеряли мужа… Только вы поймите меня правильно и не обижайтесь, это обстоятельство как медаль имеет две стороны. И то, что у вас имеется вот этот склад, это предоставляет вам такие возможности. Вы понимаете, о чем я?

Подготовленная всеми предыдущими беседами, Клавдия очень даже поняла Анну Николаевну и… испугалась, даже запаниковала:

– Нет… нет… я не могу… я не готова… у меня дети… мне уже сорок… потом я так выгляжу.

– Детям сколько лет? – тут же спросила Анна Николаевна.

– Девятнадцать и пятнадцать.

– Они уже взрослые и, поверьте моему опыту, через несколько лет вы им будете совсем не нужны, разве что для получения материальной помощи. Во всяком случае, на вашу личную жизнь им уже сейчас наплевать, а позже и подавно будет. А что касается возраста, в том то все и дело, у вас осталось всего несколько лет. У меня их уже нет, а у вас еще есть. Я желаю вам успеть насладится настоящим женским счастьем. А насчет внешности… У вас отличная внешность. Вам кто-нибудь говорил, что вы напоминаете артистку Наталью Гундареву, до того как она начала принудительно худеть, чем и довела себя до преждевременной смерти. А ведь ту Гундареву в возрасте тридцати-сорока лет многие мужчины считали настоящей красавицей. А у азиатов этот тип русских женщин всегда был в цене, они всегда с ума сходили при виде белотелых, полнотелых, округлых. Я-то уж знаю. Лет пятнадцать назад я тоже выглядела примерно как вы сейчас. Так вот когда я шла в обтягивающих брюках и блузке, я видела, как узбеки-прапорщики провожали меня взглядами, упертыми в мою задницу. Как-то при этом один другому что-то говорил. Я примерно запомнила слова, но по русско-узбекскому разговорнику перевести их не смогла. Тогда я спросила у местных русских женщин, понимающих по-узбекски, и они мне пояснили, что те прапора говорили примерно так: Ох какая женщина, ох какой курдюк, ох какие сиськи, ох какие ляжки. Почему у русских женщин все это есть, а у наших почти не бывает? Конечно, это все бескультурье, но мне почему-то стало не только неудобно от такого перевода, но и в некотором роде приятно. Они хоть говорят прямо, что им нравится. А наши мужики… надоело их лицемерие, вместо того чтобы прямо сказать врут про глаза, да про душу, а сами так же в первую очередь смотрят на грудь, ляжки и задницу…

Клавдия внимательно слушала и с последним выводом, в общем, согласилась про себя, а вот насчет своего сходства с Гундаревой…

– Вы это серьезно, что я на Гундареву похожа? Знаете, это моя любимая актриса с детства. Я чуть не зарыдала, когда узнала, что она умерла. Но нет, не может быть, что я на нее похожа. Она же такая… особенно в «Сладкой женщине», или там где она с Константином Райкиным играет, как тот фильм называется?

– Труфальдино из Бергамо, – подсказала Анна Николаевна.

– Да-да, но там же она просто красавица, а я…

– И вы тоже. Только вам одеваться надо иначе, не скрывать формы под этим ужасным халатом. Если стесняетесь одевать прилегающие вещи, попробуйте полуприлегающие, а этот уродующий вас халат снимите. Такой только семидесятилетней бабке впору. Потом, вам надо сделать прическу, руки в порядок привести. И еще, не бойтесь обнажать плечи, верх груди, можно даже пупок, ведь это сейчас так модно. Но конечно все это не для этих,– Анна Николаевна кивнула на мелькавших за окном конторы рабочих. Гоните их, наймите моложе и симпатичней. Ну, а если даже оставлять этих, то сначала их надо поставить на место. Но все равно двух-трех надо уволить, Вы же здесь хозяйка, вы вольны делать все что хотите, в том числе и выбирать тех рабочих, которые вам нравятся… и не только для работы, – с многозначительной улыбкой добавила Анна Николаевна.

– Но как же, нет, слухи пойдут, потом от стыда сгорю, да и перед детьми… – неуверенно возразила Клавдия.

– Вы боитесь огласки? Не бойтесь. Узбеки не только забитый, но и молчаливый народ. И если вы поставите себя с ними настоящей хозяйкой, они будут немы как рыбы, чтобы вы тут не делали. Уж я-то их знаю. Поймите Клава, у вас еще есть время, но его не так уж много, ближе к пятидесяти, когда ваши дети будут совсем взрослыми и упорхнут от вас, тогда будет уже поздно. Вот мне сейчас пятьдесят четыре и я чувствую себя совершенно никому ненужной, хоть и была все время образцовой женой и матерью, никогда не изменяла мужу, а сейчас как у разбитого корыта. А вам и изменять никому не нужно, вы ведь совершенно свободны. У вас уникальная ситуация, не упускайте свой шанс. Поверьте, он мало кому выпадает в вашем возрасте…

Конец ознакомительного фрагмента.