Скобелев
Шрифт:
– Солдату отдых нужен. Коли он будет вскакивать, так или генерал не показывайся на позицию, не живи с ними, или солдат вечно будет в устали...
XVI
В октябре 1877 года, побывав на левом фланге нашей Дунайской армии и объехав затем позиции Гурко вокруг Плевно, я встретил в главной квартире М.Д. Скобелева. Штаб его был расположен в Брестовце.
– Вы меня совсем позабыли... А Мак-Гахан приехал уже в Брестовец...
– И я буду на днях.
– Отлично... Я вот к "генералу" приехал, - указал он на отца...
Я сообразил, что отношения между ними колеблются требованием денег с одной и скупостью с другой стороны.
–
– Ладно...
– А вы бы к старшим, генерал, относились попочтительнее... Вы знаете, что воинская дисциплина не допускает неуместных замечаний...
И оба расхохотались.
В Брестовец я выехал на другой же день...
– Где генерал?
– спрашиваю я на улицах этого села, сплошь осыпавшихся гранатами с ближайших турецких позиций... Иной раз нельзя было выйти из болгарской землянки, чтобы у самых ног не шлепнулась пуля или не просвистел мимо ушей осколок разорвавшегося где-то артиллерийского снаряда.
– Где генерал?
– А вишь, перестрелка с левого флангу идет!..
– заметил солдат.
– Ну?
– Значит, это он объезжает позицию.
Я поехал на огонь. Наши громили Крышино, из ближайших турецких траншей, действительно, били по Скобелеву... Били залпами. Указание довольно ясное, где искать Михаила Дмитриевича. Действительно, смотрю, и оказывается, что с левого фланга нашего на белой лошади своей несется Скобелев, осматривая позиции. Мчится он не за цепью, а перед ней, не обращая внимания на град осыпающих его пуль... Издали уже я вижу фигуру генерала... Вот он остановился как вкопанный шагов за двести от ложемента турок. Лошадь не шевельнет ушами. Сам он высматривает турецкую позицию, а выстрелы неистово так и гремят оттуда...
– Что вы это напрасно подвергаете себя опасности!
– заметил ему кто-то.
– Нужно же показать своим, что турки не умеют стрелять!
В сущности, он высматривает таким образом неприятельские позиции и потому всегда хорошо ориентирован и знает расположение турок столько же, сколько и свое...
В четыре часа мы отправились к нему.
Ак-паша, как называли его турки, белый генерал, занимал в Брестовце землянку. Там он спал и работал. Во дворе большой шатер, куда ежедневно сходятся обедать по сорока, по пятидесяти офицеров. Гостеприимство Скобелева не знало границ в этом отношении.
– А я жду теперь неприятностей из главной квартиры!
– сообщал он.
– За что?
– Поддался личному впечатлению. Отдано приказание никого не выпускать из Плевно - ни турок, ни болгар...
– Зачем?
– А затем, чтобы еще тяжелее сделать положение осажденных... А тут из Крышина подъехало сорок подвод с ранеными христианскими женщинами и окровавленными детьми. Голодное все, жалкое... Они ревут, просят их выпустить из этого железного кольца, которым мы охватили город...
– Вы их, разумеется, и выпустили?
– На все четыре стороны... А теперь за это влетит.
– Почему же узнают?
– Вот! Я сам донес об этом.
И кстати, я вспомнил сцену, виденную несколько дней назад. Несчастную старуху, вышедшую из Плевно и попавшую на позицию другого генерала, по его приказанию гнали казаки назад в осажденный город нагайками.
Не успел я здесь пробыть и трех дней, как 27 октября вечером было получено из главной квартиры приказание занять первый кряж Зеленых гор и укрепиться на нем. Подробности и значение этого дела рассказаны в моем "Годе войны". Здесь же я заимствую из него только эпизоды, относящиеся непосредственно к Скобелеву.
Приготовления к делу начались с утра. Чистили ружья, перевозили поближе к батареям снаряды, собирали как можно более шанцевых инструментов, солдаты переменяли, по стародавнему
В четыре часа Скобелев выехал из Брестовца, по своему обыкновению одетый с иголочки, свежий, даже раздушенный. Тонкая фигура его на белой лошади, действительно производила сильное впечатление в этот серый день, когда кругом до такой степени густился туман, что в полуверсте деревья казались какими-то смутными пятнами, точно там еще гуще лежала мгла. Скобелев тогда составлял для меня загадку. Неужели в этой железной груди нет места страху опасениям, тоске, охватывающим каждого перед боем? Я обратился к нему с прямым вопросом.
– Жутко, разумеется. Не верьте, кто скажет вам иначе...
– Знаете, - продолжал он потом, припоминая разговор за обедом с английским полковником Гавелоком, - теперь не время рассуждать, критиковать, отчаиваться... Вы говорите - талантливым людям беречь себя следует... Умирать надо - и мы умрем с радостью, лишь бы не срамили России, лишь бы высоко держали ее знамя! Хорошо умереть за свою родину... Нет смерти лучше этой...
В серой мгле какие-то темные массы... Подъезжаем ближе - бараки-землянки, стоги сена... Перед ними стоят в боевом порядке роты и батальоны... Видишь только передних, позади все уходит в туман. Лишь бы не заблудиться, а то погода самая благоприятная. Можно подойти на сто шагов к неприятелю незамеченными, броситься "на ура" и еще двадцать шагов пробежать до первого залпа оторопевших турок. А в восьмидесяти их пули уже менее грозны, все полетят над головами. От них больше вреда будет дальним резервам, чем атакующим частям. Прямо перед нами взвод охотников. Эти вызвались первыми броситься в турецкие шанцы и при поддержке стрелковой цепи переколоть неприятеля. Всматриваюсь в лица охотников, этих заведомо отчаянных людей - и ничего в них сурового, грозного, воинственного. Простые, серые, солдатские лица, некоторые с наивной улыбкой, все - доверчивые... Охотники вытянулись, провожают глазами генерала. Один старается особенно - а на смерть идет... Видимо, хочется ему, чтобы на выправку его внимание обратили. Скобелев гладит его по лицу - солдатик вполне доволен. Генерал проезжает по рядам, разговаривает с ротами, именно не речи произносит, не ораторствует, а разговаривает.
– Ну, что, братцы... Как пойдем сегодня?..
– Постараемся, ваше превосходительство!
– Не осрамитесь?..
– Зачем же... Мы рады, ваше превосходительство...
– Помните, братцы, одно - не зарываться. Мы не Плевно брать идем, а только выбить турок из их траншеи н занять ее... Поняли?.. Следовательно, дорветесь вы до траншеи и садитесь туда...
– Постараемся...
– Ну, то-то... Помните, что тут не в храбрости, а в послушании дело. Сказал тебе начальник: "стой" - так хоть и желалось бы погнать неприятеля дальше - ни с места...