Сколько вы стоите. Технология успешной карьеры

Степанов Сергей Сергеевич

Если предположить, что французское телевидение хоть в какой-то степени отражает ценности своего народа, то, судя по передачам и фильмам, можно сделать вывод, что на первом месте по значимости у французов любовь – amour. (Не путать с сексом! Обычный семейный французский фильм стыдливо избегает откровенных сцен, напоминая этим «романтический» советский кинематограф.) На втором месте – семья, традиции. На третьем – всякого рода общественно-политические проблемы – преступность, наркотики, СПИД, коррупция и т. п. Для сравнения: у нас, пожалуй, на первом месте политические проблемы и только где-то на десятом – семья с малой толикой любви. Ну и, разумеется, заморские боевики с вольным переводом: fuck you = пошел к черту, и т. п. Французские тексты можно переводить и точнее, без ущерба для общественной нравственности.

Что

же касается самого французского языка, то, даже потратив годы на его изучение, не питайте иллюзий, будто освоили его в совершенстве. Все равно в вас очень быстро распознают иностранца, в каком бы уголке страны вы ни оказались. Потому что тот французский, который обычно изучается как иностранный, чем-то напоминает латынь, то есть существует виртуально, а реальные люди пользуются его разнообразными производными. Ни один француз не даст вам точного определения, что же такое безупречный французский язык. Если вы хотите овладеть хорошим французским – сомнений нет, это можно сделать только во Франции. Но если вам повезет обосноваться в этой замечательной стране на некоторое время, то вам откроется следующее. Вы поймете, что к северу от Арденн говорят иначе, чем к югу. Затем вы убедитесь, что к северу от Соммы говорят иначе, чем к югу от Луары, и еще иначе по ту сторону Центрального массива, и что вообще имеется примерно шесть десятков различных диалектов. Так что представляется почти немыслимым определить, кто же в конце концов во Франции говорит действительно на хорошем французском языке. Лионцы издеваются над марсельцами, жители Бордо над жителями Лилля (если только последние в это время не потешаются над анжерцами), уроженцы Ниццы высмеивают уроженцев Тулузы, парижане – всю Францию, вся Франция – парижан. Впрочем, наши соотечественники чаще всего оказываются именно в Париже, который все больше напоминает Вавилон смешением языков и наречий, либо на средиземноморском побережье, где никаким акцентом давно никого не удивишь. Так что объясниться, наверное, все-таки удастся, если только не притворяться американцем.

А как насчет французской галантности? Она, пожалуй, несколько преувеличена молвой и не всегда заметна за непривычной для нас раскованностью. Тем не менее французская галантность – это не миф. Русский обычно любезен с теми, с кем полагается по статусу, либо с теми, к кому он душевно расположен. Француз любезен изначально, если только вы не приметесь своим поведением доказывать ему, что заслуживаете иного отношения.

В общении французы легки, дружелюбны, непосредственны. Это теплый народ, легкий, эмоциональный, порывистый. В каком-то смысле они являют собой антипод нашему свинцовому мироощущению. Но, как говорится, где тонко, там и рвется, – наш перманентный стресс им, пожалуй, не по силам.

Француз может быть капризен и раздражителен, но не безразличен. Может быть расчетлив. Но и в расчетливости француз по-детски азартен, и жадность его какая-то ребяческая, так что на нее обидеться трудно. В нем никогда не будет холодной, отчужденной рациональности, своим цинизмом убивающей все живое.

Создается впечатление, что французы все делают играючи – играя торгуют, шьют, готовят, обслуживают… Без надрыва и натужного кряхтенья, легко, изящно, артистично, как бы по мере естественного созревания желания выразить себя. И это не может не вызвать глубокого уважения.

О красоте французов. Интересно, откуда взялся этот миф? Припомните лица Габена, Бельмондо, Депардье. Вот уж красавцы!.. Отчего же тогда вздыхают по ним домохозяйки всего мира? Потому что они и в самом деле красавцы, только не в вульгарном, кукольном смысле этого слова. Можно даже сказать, что во Франции нет некрасивых мужчин. Любые издержки внешности здесь компенсируются умением держаться дружелюбно, открыто и в рамках приличий как естественной меры любых отношений. При этом даже в уличной спешке француз успевает метнуть пылкий и красноречивый взгляд на проходящих женщин, мгновенно оценить их «убойную силу» и поднятием брови сообщить миру свою оценку.

Француженки, вопреки распространенному у нас мнению, держатся достаточно скромно и совсем не вызывающе. Реальные француженки подкупают простотой, естественностью, а вовсе не мифическим «шиком-блеском». Напротив, как правило, тут нет никаких ухищрений во внешнем облике, яркую косметику встретишь нечасто. Наши дамы, отправляясь на родину Кардена и Сен-Лорана, наивно полагают, будто там каждая улица – продолжение подиума. Если на парижской улице вам встретится особа, словно сошедшая с подиума, можете смело заговаривать с ней по-русски: скорее всего, это соотечественница. Француженки выглядят молодо и бодро за счет стройного сложения (поскольку явно не переедают) и легкости нрава. А их одежда и прически обычно незатейливы. В целом в Париже носят то же, что и в Москве, но как-то проще, лаконичней, без резких «наворотов». На этом фоне поражает обилие витрин с нарядной одеждой и бальными платьями – куда их надевают? То, что не на улицу, – это точно! А туда, где принято так одеваться, не каждого из нас еще и пустят, да и далеко не все французы туда вхожи.

Французы могут показаться самыми гостеприимными людьми на свете тем, кто ни разу не пытался попасть к ним в гости. Спустя час, а то и менее после вашего знакомства, француз объяснит вам, как и почему он стал время от времени изменять своей жене, которая, впрочем, – тут же заметит он, – «очень, очень мила… Но ведь… Вы понимаете?» Но через десять лет после вашего знакомства вы вдруг вспомните, что ни разу не оставались ночевать под крышей дома вашего приятеля.

Многие иностранцы, приезжающие во Францию, хотели бы пожить в какой-нибудь французской семье. Но после ряда бесплодных попыток вы поймете, что лучший и, пожалуй, самый простой способ осуществить свое желание (не считая, конечно, возможности за высокую плату устроиться в няньки) – это обзавестись собственной семьей. Что же касается гостеприимства в прямом смысле слова, то, вероятно, русскому легче получить приглашение в Букингемский дворец, чем отобедать у каких-нибудь Тюшенов.

С первого дня приезда вам начинают твердить: «Вы непременно, непременно должны пообедать у нас». Но проходят дни, недели, месяцы – а обед все откладывается, ему мешает что-нибудь непредвиденное. В конце концов парижанин ведет вас, например, в «Русское бистро». Вообще манера встречаться с друзьями в ресторане для французов чрезвычайно типична. Дом – это святая святых. Поговорку «Мой дом – моя крепость» придумали англичане, но вполне могли бы и французы.

Но если вы проживете во Франции с полгода, то вас могут пригласить пообедать в несколько домов. В этом случае вас обязательно предупредят: «Чем бог послал». Это самое «чем бог послал» во Франции весьма обильно и изысканно. Обед может оказаться просто пиром – вершиной кулинарного искусства. Это вам не эклектичная американская кухня с культом фаст-фуда. К тому же во Франции с таким упоением умеют говорить о еде, что устраивают в перерыве подачи блюд настоящие словесные «пиршества».

Вообще русского человека Франция и французы обычно не разочаровывают. Наоборот, заражают оптимизмом, умением ценить простые жизненные радости, небезразличием к окружающему. Можно отметить более быстрый темп речи, движения, мысли. Мы на фоне французов медлительные и инертные тугодумы. Но после нескольких дней пребывания замечаешь, что сам стремительнее двигаешься и быстрее соображаешь – порыв галльского духа заражает. Какой-то внутренний жар, естественность, гибкий и пластичный порыв – слагаемые самовыражения по-французски. А этому, ей-богу, стоит поучиться на этой замечательной земле.

Уроки китайской грамоты

Запад есть Запад, Восток есть Восток…» – писал когда-то английский поэт Редьярд Киплинг. Россиянину нелегко найти свое место в этой жесткой формуле. Одни, начиная с петровских времен, тяготеют к просвещенному Западу, другие, напротив, готовы повторять за своим местным стихотворцем: «Да, азиаты мы…», третьи упорно ищут свой особый путь, который почему-то всякий раз оказывается бездорожьем. И только столкнувшись лицом к лицу с настоящими азиатами, начинаешь понимать, что мы, россияне, в своем мироощущении явно тяготеем к западной традиции, а менталитет восточного человека остается для нас непостижимой «китайской грамотой». Может быть, потому, что, устремив свои взоры на Запад, мы поспешили отгородиться от своих восточных соседей стеной предрассудков повыше, чем Великая Китайская. Например, о китайцах мы знаем до обидного мало, хотя они составляют почти четверть населения планеты и производят львиную долю того, что вообще производится и потребляется на Земле, – от пуговиц и безобидных детских хлопушек до компьютеров и «хлопушек» отнюдь не детских и далеко не безобидных (даже знаменитые на весь мир автоматы Калашникова – сегодня в основном китайского производства). Тут, наверное, сказывается отчасти небезосновательное пренебрежение ко всякой китайской продукции: изрядная доля наводнившего наш рынок китайского ширпотреба в самом деле не стоит доброго слова. Но в этом, как это ни обидно, в основном виноваты мы сами, точнее – наше неумение и нежелание понять психологию своего восточного соседа и партнера.