Сколько золота в этих холмах
Шрифт:
Не подобное ли дикое место искал ба? Ощущение, что они могут исчезнуть в этой земле, удовлетворить стремление своих тел к чему-то вроде невидимости и прощения? Пустота внутри Люси сжимается по мере того, как сжимается она сама, становится такой ничтожной в сравнении с горами, с золотистым цветом, проникающим сквозь кроны зеленящих его несгибаемых дубов. Даже Сэм смягчается на ветру, у которого вкус не только жизни, но и смерти.
Как-то утром Люси просыпается под птичий щебет, и это не сон о прошлом, которое не отпускает ее. Это новое видение будущего, прилипчивое, как роса.
Были среди шахтерских жен такие, которые смотрели на восток и вздыхали: «Цивилизация». Эти жены происходили из тех плодородных долин, что по другую сторону гор, их выманили на запад письма от мужей-шахтеров.
«Нежные, – сетовал ба. – Кань кань [13] , они быстро поумирают». Он был прав. У них начинался кашель, и они сморщивались как цветки, брошенные в огонь. Вдовцы брали себе в жены крепких женщин, которые следили за делами и никогда не смотрели на восток.
13
Здесь: вот увидишь (кит.).
Но Люси нравилось слушать и про соседнюю территорию, и ту, что за ней, и даже еще дальше на восток. Про эти равнины, где вода в изобилии, а зелень тянется во всех направлениях. В городах там тень деревьев и мощеные дороги, дома из дерева и стекла. Где вместо засушливого и влажного сезонов – сезоны с именами, похожими на песню: «осень», «зима», «весна», «лето». В магазинах там одежда всяких цветов, конфеты всех видов. Корень слова «цивилизация» – «цивил», и он означает «воспитанный, культурный», и Люси воображает детишек, которые хорошо одеты, а говорят еще лучше, она воображает владельцев магазинов, которые улыбаются тебе, придерживают дверь, чтобы не хлопала, где всё – носовые платки, полы, слова – чистое. Новое место, где две девушки могут быть совершенно незаметными.
В самых сладких снах Люси, от которых она не хочет пробуждаться, она не бросает вызовов ни драконам, ни тиграм. Не находит золота. Она видит чудеса издалека, ее лицо незаметно в толпе. Когда она идет по длинной улице, ведущей к ее дому, никто не обращает на нее ни малейшего внимания.
Неделю спустя они почти добрались до подножий гор, край неба к тому времени сгустился. Волчья луна, самая редкая. И после того, как заходит солнце и загораются звезды, света достаточно, потому что всходит луна. Серебряный свет не дает закрыться их глазам. Стебли травы, щетина кобыльей гривы, складки их одежды – все освещено.
Там, где кончается трава, свечение еще более яркое.
Они как две сомнамбулы поднимаются со своих одеял и идут. Задевают друг друга руками. Неужели Сэм потянулась к ней? Или они шагают теперь в ногу, потому что Сэм стала выше ростом?
Свет исходит из тигриного черепа.
Череп прекрасно сохранился. Скалится, как и при жизни. Этот череп попал сюда не случайно. Зверь умер в другом месте. Других костей рядом нет. Пустые глазницы обращены одна на восток, другая на север. Проследив направление взгляда черепа, Люси видит самый конец гор, где фургонная тропа сворачивает в равнины.
– Это… – говорит Люси, чувствуя, как участилось сердцебиение.
– Знак, – говорит Сэм.
По большей части Люси не понимает выражения темных глаз Сэм. Той ночью лунный свет насквозь пронзил Сэм, сделал ее мысли ясными, как лезвия травы. Они стоят вместе, словно на пороге, вспоминая тигра, которого ма рисовала у дверей каждого их нового жилища. Тигр ма был не похож ни на одного другого тигра, каких видела Люси. Ряд из восьми линий, которые обретали очертания зверя, только если прищуриться. Шифр. Ма рисовала своего тигра для защиты от того, что может прийти к их дверям. И пела при этом Лао ху, лао ху [14] .
14
Тигр, тигр (кит.).
Ма рисовала своего
Песня дрожит в голове Люси, когда она прикасается к цельным зубам черепа. Угроза, а может быть, ухмылка. Каким словом кончалась эта песня? Обращением к тигру: Лай.
– Что делает дом домом? – говорит Люси.
Сэм смотрит на горы и рычит.
Ветер
Ветер скатывается по склонам, в воздухе новый запах. В ярком свете луны Сэм готовит место для похорон.
Она обкладывает тигра камнями по кругу. «Дом», – нарекает это место Сэм. С одной стороны круга находятся их кастрюля, сковородка, половник, нож и ложки. «Кухня», – нарекает это место Сэм. С другой стороны – их одеяла. «Спальня», – нарекает это место Сэм. По кромке втыкаются ветки. «Стены», – нарекает их Сэм. На ветках – плетеные коврики из травы. «Крыша», – нарекает их Сэм.
Сэм оставляет центр напоследок.
Когда она заканчивает, рассвет уже близко. Травяная крыша неровная и с дырами, в сковородке остались комья овсянки. Сэм плохая хозяйка, потому что у нее нет опыта. И тем не менее Сэм отвергает предложение помощи от Люси. Теперь Сэм подходит к тигриному черепу, она держит лопату наготове. Дрожит ли ее рука, когда она вонзает лопату в землю?
Сэм останавливается. Дрожь продолжается. Может быть, от недосыпания. Может, от чего-то другого. У Сэм высохшее лицо. Сэм смотрит на череп, словно ждет ответа.
Люси подходит к ней и берет за руку. Сегодня она не встречает возражений, когда укладывает Сэм, подтыкает под ее дрожащий подбородок одеяло. Торопиться теперь некуда. Они похоронят его днем. А до этого времени, говорит Люси, она может посидеть рядом с Сэм, покараулить сестру.
И остальную часть ночи ветер задувает с какой-то особой яростью. Он сдувает дом Сэм, проникает под изодранное платье и одеяло Люси, через ее горло – в ее пустоты, отчего внутри у нее становится холодно. Ветер, раздающий пощечины. Порывы один за другим хлещут ее по щекам. Это означает, что приходит сезон дождей.
Впрочем, «приходит» – слишком сильно сказано, если это слово не имеет того значения, которое вкладывал в него ба, когда говорил «я приду сегодня вечером», а имел в виду следующее утро, следующий вечер, следующий понедельник, когда он приходил с отекшими глазами, распространяя запах виски. Дожди приходят так же, как приходил и не приходил ба, – далекая, бродячая туча. Пока Сэм спит, ветер свистит так громко, что Люси может не тревожиться – уснуть он ей не даст. Ветер, не похожий на дневной ветер, ветер, как голос, низкий и ревущий в траве. Ааааа, говорит ветер. А иногда Уууууу. И иногда ииииии, иногда бен бэньдааааань. Люси не может поспорить с ветром или попросить его замолчать, а потому она делает то, что умеет: помалкивает. Она позволяет ветру молотить по ней, жалить ее глаза. Она позволяет ветру приносить дары из далеких краев. Увядшие листья приносит он, длиннопалые, как руки. Измельченную землю, которая желтит ее волосы. Дары или предупреждения? Запах влаги и разложения. Скорлупу цикад, которую она на первый взгляд принимает за пальцы ног и рук, а на третий, четвертый и пятый – за призраки пальцев рук и ног. Призраки преследуют ее так же, как ветер, дующий ей в горло с мстительной силой, наполняющий ее уши словами, которые она не отважится вспомнить днем. Ааааа, вскрикивает ветер, притязая на нее своим холодом. Ээээр, вскрикивает ветер. Нюй ээээр [15] . Ветер устремляется вверх по склону, и, пока Сэм спит, Люси сидит и слушает. Слушает. Слушает.
15
Нюй эр – Дочка (кит.).