Скользящие по грани
Шрифт:
– Госпожа ди Роминели, вы слишком плохо думаете обо мне, а ведь я всегда испытывал к вам самое искреннее расположение! Впрочем, в какой-то мере ваше столь негативное отношение ко мне можно понять... Что же касается всего остального, то я, как стряпчий, должен прояснить вам текущую ситуацию...
– Она мне прекрасно известна и без ваших пояснений.
– И все же я, как адвокат того почтенного семейства, к которому вы еще принадлежите...
– Тут требуется небольшое уточнение: надо сказать – имела несчастье принадлежать. Сейчас семейство ди Роминели отказывается считать меня
– Так вот... – господин Солан вновь сделал вид, что страдает тугоухостью. – Так вот, я настаиваю на том, чтоб вы выслушали мои советы. Вы и сами знаете: история вышла слишком шумная, я бы даже сказал, скандальная, привлекла к себе слишком большое внимание, и не лучше ли ее, скажем так, несколько сгладить к всеобщему удовлетворению. Самый лучший способ для этого – ваше раскаяние и признание вины. Я четко и по пунктам могу вам пояснить, что именно вы должны будете сказать судьям...
– А я и так знаю, что вы можете мне сказать. Завтра мне следует заявить во всеуслышание, что мой супруг был воплощенной кротостью, невинным агнцем с чистым и добрым сердцем, едва ли не святой, только что нимб над головой не светился... Я же, в свою очередь, виновна в том, что не сумела должным образом оценить его тонкую и трепетную душу, похожую на нежный цветок, чем причинила бедняге немало горя и заставила его страдать... Мне продолжать?
– Ну, в общих чертах вы рассуждаете верно... Однако я отказываюсь понимать ваш сарказм! Когда дело идет о жизни и смерти, то надо хвататься за любую возможность избежать наихудшего развития событий.
– Разве это возможно?
– Почему бы и нет?! Главное – растрогать судей, и в итоге все закончится хорошо! Ну, а уж если вы все же попытаетесь вспомнить то, что так интересует семью ди Роминели, то, без сомнений, они сделают все, чтоб сердца судей стали куда более мягкими. Вы понимаете, о чем идет речь?
– Хм...
– Я имею в виду некие документы, что пропали из сейфа в доме господина ди Роминели.
– Какое я имею отношение к пропавшим бумагам? Разве вы не знаете, что мой покойный муж и близко не подпускал меня к своим делам, утверждая, что у баб ни на что не хватает ума? И уж тем более он не сообщал мне о том, что хранит деловые бумаги где-то еще, помимо сейфа, ключа от которого у меня нет, и никогда не было.
– И все же я прошу вас подумать.
– Думай, не думай, а живой мне отсюда все одно не выйти, несмотря на все ваши уговоры. Вернее, выйти отсюда я смогу, но только под топор палача... Верно?
– Ну, не стоит так уж сразу... Скажем так: если все пойдет, как я рассчитываю, и вы откликнитесь на просьбу семейства Роминели, то в итоге судьи могут назначить не такой уж большой срок заключения, а как раз это вам и нужно! Разумеется, сразу же после оглашения приговора из тюремных стен вас никто не выпустит, но отбывать наказание вас почти наверняка отправят в монастырь, откуда через несколько лет вы вполне можете выйти на свободу. Ну, разве подобное развитие событий не прекрасно?
– Настолько прекрасно, что в него плохо верится... – согласилась я. – Прямо счастливая новогодняя сказка.
– Вам всего лишь надо в нее поверить.
– Господин Солан... – вздохнула
– Я понимаю, насколько сейчас вы расстроены, выведены из себя, и к тому же на вас давит окружающая обстановка...
– Как трогательно, что вы обратили на это внимание.
– Я пришел как друг, и с желанием решить вопрос к всеобщему удовлетворению. Надо попытаться сделать так, чтоб и волки были сыты, и овцы целы...
– Когда волки насыщаются, то что бы вы ни говорили, но в стаде всегда становится на одну овцу меньше.
– Не стоит передергивать, тем более что благоприятный исход дела целиком зависит только от вас.
– Позвольте вам не поверить. Семейство ди Роминели не для того раздувало эту историю и привлекало к ней всеобщее внимание, чтоб в итоге пойти на попятный, или внезапно начать проявлять немыслимое благородство. Подобное им совершенно не свойственно, так что не тратьте понапрасну свое красноречие.
– По мнению семейства Роминели, вы всегда проявляли излишнюю строптивость и не высказывали желания идти на компромисс даже в самых незначительных вопросах, но, возможно, сейчас...
– Господин стряпчий... – мое терпение подошло к концу, да и видеть этого проныру я больше не хотела. – Мне бы хотелось высказать вам очень многое из того, что накопилось у меня в душе, но в связи с тем, что я желаю максимально сократить этот неприятный визит, скажу так: у меня нет ни малейшего намерения и далее выслушивать вас. Надеюсь, вы сказали все, что хотели, а за сим я попрошу вас удалиться. Всего доброго и до встречи в суде.
– Вы ведете себя удивительно неразумно... – попытался, было, возмутиться господин Солан.
– Не стоит задерживаться, если дама с вами уже распрощалась... – я кивнула в сторону двери. – Это, чтоб вы знали, дурной тон.
– Послушайте...
– Господин Солан, я только что ясно дала вам понять, что ваше присутствие мне неприятно. Будьте любезны покинуть это убогое помещение, пребывание в котором никому не делает чести.
Когда же за ушедшим стряпчим закрылась дверь, я только не вздохнула с облегчением: видеть хоть кого-то, имеющего отношение к семейству ди Роминели – для меня это худшее из зол. Возможно, вы сочтете, что я сошла с ума, но уж лучше здесь, с крысами, чем в той благородной семейке.
Вновь вспомнилась моя прежняя жизнь, когда казалось, что впереди у меня никогда не случится ничего плохого, будущее рисовалось в розовом свете. А еще я прекрасно помню день, когда это все внезапно закончилось...
... В то утро к нам с утра доставили два письма от маркиза Рейнье, отца Полана. Вернее, одно из этих писем было адресовано мне, другое – отцу. Ну, в этом не было ничего необычного – все же до нашей свадьбы оставалось менее месяца, и потому нужно было решить множество вопросов. Кроме того, Полан частенько с утра посылал мне короткие письма, просто поздравляя с наступлением нового дня, или же отправляя мне свое очередное забавное стихотворение, одно из тех, которые он так любил сочинять.